Мануйлов В.: Лермонтов и Краевский

ЛЕРМОНТОВ И КРАЕВСКИЙ

Статья В. Мануйлова

I

Имя Андрея Александровича Краевского (1810—1889) прочно вошло в историю русской журналистики XIX в. В течение нескольких десятилетий А. А. Краевский стоял во главе таких крупнейших периодических изданий, как журнал «Отечественные Записки» (1839—1868) и газета «Голос» (1863— 1883). В 40-х годах, в разгаре журнальной борьбы, в кругу противников Краевского сложилась его сомнительная репутация. О Краевском, «Мафусаиле русской журналистики», утвердилось мнение как о неразборчивом в средствах литературном барышнике, эксплоататоре Белинского и других своих сотрудников.

и начала 40-х годов, при беспристрастном подходе исследователя, получит иное освещение. Так, Вл. Орлов в содержательной работе о литературно-журнальной деятельности А. А. Краевского в 30-е годы уже установил, что каждый шаг Краевского в это время был согласован с программой писателей пушкинской группы, что, став монополистом журнального рынка, Краевский не отказался от «высокой» литературной программы, которую он целиком заимствовал у писателей пушкинской группы и донес до широчайшего круга столичных и провинциальных читателей¹.

Неутомимый журналист и своего рода просветитель, Краевский очень много сделал для популяризации творчества Лермонтова, и Краевскому мы обязаны сохранением значительной части лермонтовского поэтического наследия. Вот почему история отношений Лермонтова и Краевского представляет значительный интерес.

Лермонтов познакомился с Краевским во второй половине 1836 г. Как утверждал сам Краевский в позднейших разговорах с А. Н. Пыпиным, это знакомство состоялось при посредстве Святослава Афанасьевича Раевского, близкого друга поэта, жившего в квартире Е. А. Арсеньевой².

В это время Лермонтову было 22 года, а Краевскому 26 лет. Последний начинал уже выдвигаться в журнальных и издательских кругах³. Два года назад он получил место помощника редактора «Журнала Министерства Народного Просвещения» и писал для этого журнала рецензии на новые книги. Кроме того, он принимал участие в «Энциклопедическом лексиконе» Плюшара, где поместил обширную статью о Борисе Годунове.

во главе издания «Энциклопедического лексикона» стал Сенковский, он поместил под буквой «Г» новую статью «Годунов», в которой опроверг мнение, высказанное Краевским в статье «Борис». В 1836 г. статья Краевского о Борисе Годунове вышла отдельной брошюрой. Таким образом, в 1836 г., когда состоялось знакомство Краевского с Лермонтовым, Краевский был уже довольно заметным деятелем литературы и журналистики.

Еще в конце 1835 г. Краевский был рекомендован Пушкину в качестве помощника по редактированию «Современника». В январе 1836 г. Краевский сообщал Погодину о своих встречах с Пушкиным, но личной дружбы и какой-либо близости между Пушкиным и Краевским не было. Это можно заключить из шести дошедших до нас записок Пушкина к Краевкому. В первой записке, относящейся к июлю 1836 г., Пушкин даже ошибочно называет Краевского Александром Андреевичем. Но по всем вопросам технической редакции Пушкин неизменно обращался к Краевскому. Краевский был скромным и деятельным помощником поэта по делам «Современника»⁴. Известно также, что Краевский служил посредником между Пушкиным и редакцией «Московского Наблюдателя». И. П. Сахаров вспоминал впоследствии: «Краевский заведывал корректурой „Современника“. Пушкин присылал к нему статьи. Краевский сносился с типографией и окончательно пересылал листы Пушкину. Как теперь помню, сколько было хлопот с „Капитанской дочкой“»⁵.

В 1836 г. Лермонтов еще не был связан с кругом петербургских литераторов. Знакомство с Краевским открывало для него пути к литературно-журнальному миру, а в некоторой степени к Пушкину и его ближайшим друзьям, сотрудничавшим в «Современнике».

Именно через Краевского, в первые же дни после смерти Пушкина, стали известны В. А. Жуковскому, П. А. Вяземскому и В. Ф. Одоевскому стихи молодого Лермонтова «Смерть поэта». Об этом определенно показывал на следствии в своих объяснениях С. А. Раевский⁶.

«... скажи мне, что сталось с Л<е>р<монто>вым? Правда ли, что он жил или живет еще теперь не дома? Неужели еще жертва, заклаемая в память усопшему? Господи, когда все это кончится!..». Через три дня у Лермонтова и Раевского был сделан обыск, и оба они были арестованы.

Краевский принимал самое близкое участие в судьбе Лермонтова и Раевского, узнавал, через кого только мог, о ходе следствия. Когда Лермонтова отпустили домой, а дело Раевского еще не было решено, Лермонтов переслал последнему записку, в которой писал: «Я видел нынче Краевского; он был у меня и рассказывал мне что знает про твое дело. Будь уверен, что всё, что бабушка может, она сделает...»⁷. Мы теперь знаем о связях Арсеньевой с Мордвиновым, Бенкендорфом и Дубельтом. Она, несомненно, располагала некоторым влиянием в кругах близких ко двору и, повидимому, хлопотала не только за внука, но и за своего крестника С. А. Раевского. Об этом не мог не знать Краевский, но до него дошли слухи и о том, что Лермонтов на допросе был вынужден назвать имя Раевского и что это ухудшило его, Раевского, положение.

Краевский был недоволен поведением Лермонтова. Об этом мы знаем из другого письма Лермонтова к Раевскому, написанного уже незадолго до отъезда в первую ссылку. «Что Краевский на меня пеняет за то, что и ты пострадал за меня? — Мне иногда кажется, что весь мир на меня ополчился»⁸. — с горечью восклицал Лермонтов. Однако Раевский успокоил Лермонтова, уверив его, что он, Раевский, ни в чем не упрекает и не обвиняет Лермонтова. Перед отъездом в Олонецкую губернию Раевский, конечно, виделся со своим другом Краевским, рассказал ему о ходе своего дела, и Краевский услышал от него самого о том, что он нисколько не сетует на поведение Лермонтова.

«Современнике» незадолго перед тем написанное «Бородино»⁹. Краевский продолжал редактировать «Современник» вместе с П. А. Вяземским, В. А. Жуковским, В. Ф. Одоевским и П. А. Плетневым. Таким образом, через Краевского укреплялись связи Лермонтова не только с пушкинским журналом, но и с кружком друзей и единомышленников Пушкина, которым Лермонтов был дорог как автор лучшего стихотворения на его смерть.

Во время кавказских странствований в 1837 г. Лермонтов написал «Песню про царя Ивана Васильевича, молодого опричника и удалого купца Калашникова». Как только «Песня» была закончена, поэт послал ее все тому же Краевскому. Краевский в это время принял на себя негласное редактирование и издание еженедельных «Литературных Прибавлений к Русскому Инвалиду», купив их у Воейкова.

Историю напечатания «Песни про царя Ивана Васильевича, молодого опричника и удалого купца Калашникова», со слов Краевского, рассказал А. Н. Пыпин: «Цензор нашел совершенно невозможным делом напечатать стихотворение человека, только-что сосланного на Кавказ за свой либерализм. Издатель „Прибавлений“ <т. е. Краевский> выручил стихотворение только тем, что обратился к Жуковскому, который был в великом восторге от стихотворения Лермонтова, находил, что его непременно надо напечатать, и дал Краевскому письмо к министру народного просвещения. Уваров нашел, что цензор был прав в своих опасениях, но разрешил печатание на своей ответственности, не позволив, однако, ставить имени Лермонтова, которое было заменено случайными буквами», т. е. « — въ»¹⁰.

«Песня про царя Ивана Васильевича, молодого опричника и удалого купца Калашникова» — первое произведение, присланное Лермонтовым с Кавказа. Вслед за «Песней» Краевский получил от поэта целый ряд новых стихотворений, путевых зарисовок и картин. Так, Краевскому принадлежала картина маслом «Вид Эльбруса» — одна из лучших живописных работ Лермонтова. К сожалению, переписка, несомненно, существовавшая между Лермонтовым и Краевским, до нас не дошла.

«Тамбовской казначейши». По всей вероятности, одним из первых познакомился с этой стихотворной повестью Краевский, и, повидимому, не без его участия было устроено свидание Лермонтова с В. А. Жуковским. В письме к М. А. Лопухиной 15 февраля 1838 г. Лермонтов писал по этому поводу (подлинник по-французски): «Я был у Жуковского и отнес ему по его просьбе „Тамбовскую казначейшу“; он понес ее к Вяземскому, чтобы прочесть вместе; им очень понравилось, и напечатано будет в ближайшем номере „Современника“».

Известен рассказ И. И. Панаева о том, как он встретился однажды в 1838 г. с Лермонтовым у Краевского. Лермонтов был в сильном волнении. Панаев ошибается, утверждая, что Лермонтов «был взбешен за напечатание без его спроса „Казначейши“ в „Современнике“». Из письма Лермонтова к Лопухиной видно, что он знал и сочувствовал напечатанию этого произведения. На самом деле, как разъяснил позднее Краевский Пыпину, Лермонтов мог быть недоволен «редакторскими или цензорскими сокращениями, так как поэма явилась там с очень многими пропусками»¹¹. Нет, впрочем, основания не доверять дальнейшему рассказу Панаева о Лермонтове: «Он держал тоненькую розовую книжечку „Современника“ в руке и покушался было разодрать ее, но г. Краевский не допустил его до этого.

— Это черт знает что такое! Позволительно ли делать такие вещи! — говорил Лермонтов, размахивая книжечкою... — Это ни на что не похоже!

Он подсел к столу, взял толстый красный карандаш и на обороте “Современника“, где была напечатана его „Казначейша“, набросал какую-то карикатуру.

„Современника“ сохраняется у Краевского в воспоминание о поэте»¹².

К сожалению, «Современник» с карикатурой Лермонтова в числе дошедших до нас бумаг Краевского не сохранился.

Участие в редактировании «Современника» и руководство «Литературными Прибавлениями к Русскому Инвалиду» все меньше удовлетворяли Краевского. Ему хотелось основать новый большой литературный журнал. Однако осуществить этот замысел было нелегко. Новые журналы вообще в это время не разрешались; речь могла итти только о продолжении уже существующих изданий. И вот Краевский, тогда еще сравнительно молодой человек, начинает, — по свидетельству П. В. Анненкова, — усиленно добиваться «возможности очистить себе место в ряду журнальных концессионеров эпохи, и это — надо сказать правду — не по одному ясному материальному расчету, но и по нравственным побуждениям: противопоставить злой вооруженной силе другую, тоже вооруженную силу, но с иными основаниями и целями. Он принялся искать редакторского кресла для себя по всем сторонам и притом с выдержкой, упорством и твердостью действительно замечательными»¹³.

Наконец, случай представился. Издатель «Отечественных Записок» П. П. Свиньин получил разрешение на возобновление издания своего журнала. Летом 1838 г. Краевский начал переговоры со Свиньиным о покупке права издания и об учреждении акционерной компании. Сам Краевский рассказал об этом в письме от 23 сентября 1838 г., адресованном из Петербурга В. И. Далю в Оренбург: «... открываю, в ноябре месяце, контору „Отечественных Записок“ ... Надоело мне издавать мелкий журналец „Литературных Прибавлений“, которые по роду своему должны бы быть газетою и из которых я силился сделать нечто вроде журнала, ибо нам нужен был журнал, а не легонькая . Давно подумывал я, как бы залучить в свои руки журнал широкий, всеобъемлющий, толстый, в котором можно было бы не стесняться объемом, — и вот представился случай. Свиньин получил высочайшее соизволение на возобновление „Отечественных Записок“ и поручил или передал мне редакцию их. Составилась компания на акциях в 42 000 р. для издания этого журнала; набралось более 100 сотрудников, в числе которых я дерзнул вписать и Ваше имя, вполне надеясь, что если Вы участвовали в газете, то охотно будете участвовать и в журнале. А журнал будет огромный — огромнее „Библ<иотеки> для Чтения“, ибо в нем, кроме тех отделов, из коих состоит „Библиотека“ (нам дозволили ввести в Отеч. записки и иностранную словесность), будет еще два новые отдела: 1) современная хроника России, где будут ежемесячно отчеты о всем, что делается в царстве русском по частям официальной и неофициальной, и 2) Художества. Да сверх того к книжкам „Отеч. Записок“ будут прилагаемы Дополнения к Энциклопедическому Лексикону, т. е. статьи, пропущенные или перевранные в вышедших томах Энц. лекс.; они будут печататься в том же формате и таким же шрифтом как энциклопедический лексикон. „Отеч<ественные> Зап<иски>“ будут выходить ежемесячно книжками in 8° от 20 до 25 листов. Прочие подробности узнаете из программы или объявления... Лит. Приб. остаются при мне же и будут легкою газетой, вспомогательной при большом журнале. Издатель их будет уже не Плюшар, а Воейков»¹⁴.

А. А. КРАЕВСКИЙ

На письменном столе — акварельный портрет Лермонтова,
написанный К. Горбуновым по заказу Краевского в 1841 г.

Институт литературы, Ленинград

В первых же книжках «Отечественных Записок» Лермонтов занял одно из самых видных мест. Краевский, как и Белинский, одним из первых разгадал дарование Лермонтова и привлек его к ближайшему участию в журнале, превосходно понимая, насколько имя Лермонтова упрочит «Отечественные Записки» и обеспечит им успех среди русской читающей публики. Большая часть произведений Лермонтова, напечатанных при его жизни, была опубликована Краевским в журнале «Отечественные Записки». Краевского можно, по всей справедливости, назвать постоянным и бессменным редактором, издателем и литературным душеприказчиком Лермонтова.

ценил дружеское расположение и терпимость Никитенко и сознательно предпочитал во всех трудных случаях обращаться за его содействием. Показательна в этом отношении история первой публикации «Фаталиста» в ноябрьской книжке «Отечественных Записок» за 1839 г. 5 ноября встревоженный Краевский писал Никитенко:

«Со мной случилась беда ужасная. Наборщики и верстальщик в типографии, вообразив, что от вас получена уже чистая корректура „Фаталиста“ (тогда как такая получена только от С. С. Куторги), третьего дня отпечатали весь лист, в котором помещалась эта повесть, оттиснув таким образом 3000 экз. Я сейчас только узнал об этом — и можете представить весь мой ужас. Ради самого господа, прошу вас позволить, если есть хоть маленькая возможность, напечатать эту статью без ваших изменений. Сжальтесь хоть над тем, что, по запрещении статьи о Версале, теперь пропадает в книжке 4 листа набора, который надо успеть заменить другим, успеть эти четыре листа набрать, выправить и отпечатать. Я не знаю, как еще слажу с этим; но если придется перепечатывать еще один лист, то я буду в совершенном отчаянии. Книжка запоздает ужасно! Я бы не умолял вас, отец и командир мой, если бы не видел, что эта маленькая статейка может пройти в своем первоначальном виде. Лермонтова любит и князь Мих. Алекс. и министр¹⁵; право, тут худа быть не может. Я уже писал об этой беде управляющему типографиею, который расправится с виновными, и впредь подобных глупостей не будет. Но спасите, почтеннейший Александр Васильевич, эту книжку, которая по выкинутии статьи М. С. Куторги¹⁶ »¹⁷.

Нам неизвестен ответ Никитенко. Повидимому, он уступил просьбе Краевского, потому что «Фаталист» был напечатан тогда же в одиннадцатой книжке «Отечественных Записок» за 1839 г.

Публикация «Фаталиста» сопровождалась редакционным примечанием, написанным, по всей вероятности, Краевским: «С особенным удовольствием пользуемся случаем известить, что М. Ю. Лермонтов в непродолжительном времени издаст собрание своих повестей и напечатанных и ненапечатанных. Это будет новый, прекрасный подарок русской литературе. — Ред.».

Осенью 1839 г. «Герой нашего времени» в основном был закончен, и Краевский не только знал о намерении Лермонтова издать роман отдельной книгой, но и принимал, как мы увидим ниже, ближайшее участие в редактировании и подготовке к изданию этой книги.

Вторая половина 1839 г. — время наиболее частых встреч Лермонтова с Краевским. И. И. Панаев рассказывает в своих «Литературных воспоминаниях»: «Лермонтов обыкновенно заезжал к г. Краевскому по утрам (это было в первые годы „Отечественных Записок“, в 1839—40 и 41 годах) и привозил ему свои новые стихотворения. Входя с шумом в его кабинет, заставленный фантастическими столами, полками и полочками, на которых были аккуратно расставлены и разложены книги, журналы и газеты, Лермонтов подходил к столу, за которым сидел редактор, глубокомысленно погруженный в корректуры, в том алхимическом костюме... покрой которого был снят им у Одоевского, — разбрасывал эти корректуры и бумаги по полу и производил страшную кутерьму на столе и в комнате. Однажды он даже опрокинул ученого редактора со стула и заставил его барахтаться на полу в корректурах. Г. Краевскому, при его всегдашней солидности, при его наклонности к порядку и аккуратности, такие шуточки и школьничьи выходки не должны были нравиться; но он поневоле переносил это от великого таланта, с которым был на ты, и, полуморщась, полуулыбаясь, говорил:

— Ну, полно, полно... перестань, братец, перестань! Экой школьник!

Г. Краевский походил в такие минуты на гетевского Вагнера, а Лермонтов на маленького бесенка, которого Мефистофель мог подсылать к Вагнеру нарочно для того, чтобы смущать его глубокомыслие.

Когда ученый приходил в себя, поправляя свои волосы, и оправлял свои одежды, поэт пускался в рассказы о своих светских похождениях, прочитывал свои новые стихи и уезжал. Посещения его всегда были очень непродолжительны»¹⁸.

Осенью 1839 г., когда зрелая редакция «Демона» была в основном Лермонтовым закончена, Краевский решил попытаться напечатать отрывки из поэмы в «Отечественных Записках». Но в это время у Лермонтова не оказалось готовой рукописи. 10 октября в письме к И. И. Панаеву в Москву Краевский с негодованием восклицал: «Лермонтов отдал бабам читать своего „Демона“, из которого хотел напечатать отрывки, и бабы чорт знает куда дели его; а у него уж, разумеется, нет чернового, таков мальчик уродился!»¹⁹.

II

В 1872 г. А. Н. Пыпин работал над критико-биографической статьей, которая предназначалась для издания сочинений Лермонтова под редакцией П. А. Ефремова. В начале 1873 г. корректурный экземпляр статьи Пыпина был уже сверстан и через Самойловича препровожден шестидесятитрехлетнему А. А. Краевскому с просьбой, чтобы он внес свои поправки и замечания. В первоначальном тексте статьи Пыпина были широко использованы воспоминания И. И. Панаева, напечатанные впервые в «Современнике» за 1861 г. А. А. Краевский знал эти воспоминания. Не все в воспоминаниях покойного литератора было ему приятно. В последние годы жизни Панаева отношения его с Краевским были испорчены пасквильным фельетоном Панаева «Очерк петербургского литературного промышленника», который был напечатан в «Современнике» за 1857 г. (т. XVI). Этим фельетоном Панаев положил начало дискредитации Краевского. Уже после смерти Панаева, в 1869 г., в «Санкт-Петербургских Ведомостях» (№№ 187 и 188) было опубликовано письмо Белинского к Боткину от 4—8 ноября 1847 г. В этом письме больной и раздраженный Белинский не совсем справедливо упрекал Краевского в бессовестной эксплоатации, называя его «Ванькой-Каином, человеком без души, без сердца». Краевский тогда же, опираясь на письма к нему Белинского, отвечал в своей газете «Голос» (1869, № 204). Тем не менее репутация Краевского пошатнулась, и изменить общественное мнение в свою пользу ему так и не удалось. Неудивительно, что плохо скрываемое раздражение против Панаева прорывается в нескольких замечаниях, которые Краевский сделал на полях корректуры, полученной от Пыпина.

«Лермонтов хотел слыть во что бы то ни стало и прежде всего за светского человека, и оскорблялся точно так же, как Пушкин, если кто-нибудь рассматривал его, как литератора. Несмотря на сознание, что причиною гибели Пушкина была между прочим наклонность его к великосветскости (сознание это ясно выражено Лермонтовым в его заключительных стихах „На смерть Пушкина“) — несмотря на то, что Лермонтову хотелось иногда бросать в светских людей железный стих —

Облитый горечью и злостью...

он никак не мог отрешиться от светских предрассудков, и высший свет действовал на него обаятельно»²⁰«И это вздор. Лермонтов любил больше всего офицерство с его забулдыжною жизнию, и в большом свете любил только светских женщин и всегда вел интригу по крайней мере с двумя из них разом, а иногда и больше. Это очень занимало его»²¹.

А. Н. Пыпин учел замечания Краевского, перередактировал соответствующую часть статьи и в окончательной редакции своего очерка почти дословно повторил слова Краевского (стр. LIII).

Большой интерес представляют замечания Краевского об отношениях Лермонтова и Белинского. Следуя за Панаевым, Пыпин в своем очерке первоначально писал: «Белинский часто встречал Лермонтова у г. Краевского, но он никогда не мог завязать с ним серьезного разговора. Лермонтов отделывался шуткой, или просто прерывал разговор, и Белинский приходил в смущение»²².

А. А. Краевский подчеркнул слово часто «Это вздор. Я привез Белинского к Лермонтову в Ордонанс-гауз, куда он был переведен с Литейной гауптвахты за то, что допустил к себе визит Баранта, обещав продолжить с ним дуэль за границей²³. Тут только Белинский познакомился с Лермонтовым. Был длинный разговор. Потом вскоре Лермонтов был сослан в последний раз, и Белинский не видел его ни у меня, ни в Ордонанс-гаузе». На следующей странице корректуры (LIV), против слов: «Говорят даже, что светская пустота доходила до того, что он <т. е. Лермонтов> не всегда узнавал Белинского на улице», Краевский написал: «Неправда».

А. Н. Пыпин использовал эти замечания Краевского в подстрочном примечании окончательной редакции своей статьи (стр. LIII), но не мог в те годы исправить одной существенной ошибки Краевского и не обратил внимания на одну любопытную деталь, так и не вошедшую до сих пор в биографию Лермонтова. Краевский, конечно, был не прав, утверждая, что в Ордонанс-гаузе состоялись первая встреча и первое знакомство Белинского и Лермонтова. Если они не были знакомы лично в 1830—1831 гг. в Московском университете, то теперь достоверно известно, что летом 1837 г. в Пятигорске на квартире у Н. М. Сатина Лермонтов встретился с Белинским. Правда, они не разгадали друг друга, между ними произошла размолвка, но по Пятигорску они были уже знакомы²⁴.

Тем интереснее утверждение Краевского о том, что он повез Белинского в Ордонанс-гауз к Лермонтову. Значит, в сближении Лермонтова и Белинского, в преодолении этой пятигорской размолвки решающую роль сыграл именно Краевский. Этого до сих пор мы не знали. И у нас нет оснований не верить Краевскому.

СОБСТВЕННОРУЧНАЯ РАСПИСКА ЛЕРМОНТОВА В ПОЛУЧЕНИИ ОТ А. Д. КИРЕЕВА 1500 РУБЛЕЙ
„ГЕРОЯ НАШЕГО ВРЕМЕНИ“

Институт литературы, Ленинград

В одном из замечаний Краевский определенно утверждает, что стихотворение «Журналист, читатель и писатель» написано Лермонтовым на арсенальной гауптвахте, следовательно, до встречи его с Белинским. Таким образом, Краевский дает нам еще один довод, позволяющий окончательно отбросить предположение о том, что в этом стихотворении будто бы отразилась встреча Лермонтова с Белинским в Ордонанс-гаузе²⁵.

На стр. LV корректурного экземпляра А. Н. Пыпин, между прочим, писал по поводу истории с Барантом: «Барант удовольствовался объяснением, но для Лермонтова это свидание <с Барантом> послужило к новому обвинению в побеге из под ареста (побег был на несколько шагов)». Против этих слов Краевский написал: «Это не так», а затем следует приписка Самойловича: «А. А. Кр<аевский> думает, что побега никакого не было и свидание происходило на самой гауптвахте — за что пострадал, между прочим, караульный офицер²⁶, и Лермонтов переведен был в Ордонанс-гауз. Краевскому, действительно, известен один случай тайного ухода из гауптвахты для любовного свидания, но случай этот официально не б<ыл> известен и не мог сопровождаться репрессиями».

«Какие связи Лермонтова в литературе имели для него больше интереса, каким людям он больше сочувствовал, это трудно сказать» (стр. LII). Краевский по этому поводу замечает: «Никаких связей у него не было. Отношения его к Вяземскому и Жуковскому были почтительно-холодны; а Жуковского он постоянно ругал за то, что он переводы иностранных поэтов выдавал как бы за собственные произведения, не обозначая, что это перевод».

Это замечание Краевского, повидимому, справедливо только для 1836—1838 гг. После возвращения в 1838 г. в Петербург Лермонтов вошел в круг петербургских литераторов. В этом его сближении немалую роль сыграл как раз Краевский.

Первостепенное значение имеют примечания Краевского на стр. LI к следующему отрывку из статьи А. Н. Пыпина: «В 1840 году Лермонтов сделал сам первое и единственное при его жизни издание „Стихотворений“». В этом месте рукой Краевского проставлена цифра I, а внизу приписано примечание: «Это первое издание сделано было (под моей редакцией) И. Н. Кушинниковым и А. Д. Киреевым и вышло уже в отсутствие Лермонтова из Петербурга, т. е. он уже был сослан за дуэль с Барантом. Краевский».

К словам Пыпина: «В 1840 и 1841 вышли два издания Героя нашего времени», Краевский сделал второе примечание: «Герой нашего времени в 40 и 41 годах издан тоже Кушинниковым и Киреевым».

Краевский совершенно точен. «Стихотворения» Лермонтова подписаны к печати 13 августа 1840 г. цензором А. В. Никитенко. На цензурном экземпляре, хранящемся в библиотеке Ленинградского государственного университета под шифром «EII 5224-а», рукой А. В. Никитенко сделана помета: «Выдать билет 25 окт. Цензор Никитенко. № 1608-й. Октября 8-го 1840 года». Следовательно, книжка «Стихотворений» была сдана в набор и вышла в свет в то время, когда Лермонтов находился на Кавказе.

«Бумаги о сочинениях покойного поручика М. Ю. Лермонтова»²⁷. Из этих бумаг явствует, что издателями сочинений Лермонтова действительно были Киреев и Кушинников.

Наибольший интерес представляет собственноручная расписка Лермонтова:

«Я нижеподписавшийся продал господину Александру Дмитриевичу Кирееву право на второе издание Героя нашего времени в числе тысячи двух сот экземпляров и обязуюсь не продавать вновь издания сей книги до тех пор пока означенное издание не будет распродано. Деньги 1500 р. ассигнациями получил.

М. Лермонтов

1841 года»

III

Поскольку редактором прижизненных изданий Лермонтова был Краевский, он и ходатайствовал перед цензурой о разрешении этих изданий. Среди бумаг А. В. Никитенко, хранящихся в архиве Института литературы Академии наук СССР, есть письмо Краевского к Никитенко от 21 июня 1840 г.:

«Посылаю вам, почтеннейший Александр Васильевич, стихотворения моего милого Лермонтова с покорнейшею просьбою — благословить их к напечатанию отдельною книжкою. Труда вам с ними будет немного: они почти все напечатаны (я отметил где именно<ественных> Записках.

Почему к вам именно, а не к другому цензору, обращаюсь я с этою просьбою — едва-ли нужно говорить: мы с вами не первый день знакомы, и комплименты между нами водиться не должны».

Никитенко понимал, что разрешение выхода в свет сборника стихотворений опального поэта — дело весьма рискованное. Он не решился взять на себя единолично всю ответственность по этому вопросу и перенес его, после ряда напоминаний Краевского, на рассмотрение цензурного комитета²⁸

«Господа ради, почтеннейший Александр Васильевич, если Лермонтов выйдет цел и невредим из купели вашего, или, вернее сказать, комитетского крещения, отдайте его чиновнику комитета г-ну Анонимнову, к которому я пришлю за ним. Я прислал бы к вам прямо, да не знаю в котором часу; у Анонимнова не пропадет рукопись, и он всегда дома. Не прошу вас отстаивать: знаю, что вы сделаете сами все, что можно».

13 августа цензурный комитет одобрил «Стихотворения М. Лермонтова» к печати, причем были даже разрешены стихи, которые вызывали сомнение у Никитенко. Как только Краевский узнал об этом разрешении, он написал 15 августа следующее письмо к Никитенко:

«Я никак не хочу удовольствоваться одною благодарностью вам, почтеннейший Александр Васильевич, за доставление мне Лермонтова, — нет, у меня есть еще просьба вот в чем: переписчик пропустил три маленькие пьески Лермонтова, напечатанные в 6-й и 7-й книжках „Отеч. Записок“ нынешнего года: я вставил их на последнюю страницу: сделайте одолжение, черкните по этой странице „Цензор“ и пр. За выкинутые же строки бог вам судья, если уж нельзя было отстоять. Впрочем, я вам низко кланяюсь за сохранение целостности поэмы: да притом, при всякой цензорской вымарке, нынче меня утешает мысль, что всякая запачканная цензором строка на будущем страшном суде внесется в обвинительную книгу и что я хоть там восторжествую над красными чернилами. Мы увидимся скорешенько. Ваш весь Краевский»²⁹.

После выхода в свет «Стихотворений М. Лермонтова» Краевский заказал Белинскому большую критическую статью об этой книге для февральского номера «Отечественных Записок» на 1841 г. Редактируя Лермонтова и всеми средствами проводя его произведения через цензуру, Краевский понимал, как важно создать и поддерживать интерес читающей публики к молодому поэту. Статьи Белинского разъясняли русскому читателю значение творчества Лермонтова в русской литературе послепушкинского периода. Для круга «Отечественных Записок» Лермонтов был наиболее значительным литературным явлением той поры.

Это понимали даже литературные противники «Отечественных Записок». Так, помощник редактора «Библиотеки для Чтения» В. А. Солоницын в письме от 20 мая 1841 г. к Е. Ф. Коршу, характеризуя «состояние петербургских литературных партий», писал: «... партия „Отечественных Записок“: старшина — Краевский; под ним — Белинский, Кольцов, Красов, какой то Ф <т. е. И. П. Клюшников> и так далее (смотрите подписи в книжках); далее Лермонтов и Иван Панаев; наконец „Отечественные Записки“ считают в числе своих сотрудников Лажечникова, Вяземского, даже Жуковского. Это самая забавная партия; но Вы уже знаете ее дух: худо понятая немецкая философия, нахальное самохвальство, площадный тон ругательства на все неприходское. Лермонтов в стихах и Панаев по прозе — здесь лучше всех»³⁰.

В конце 1840 и начале 1841 г. имя Лермонтова все чаще встречается на страницах «Отечественных Записок» и в личной переписке Краевского, Белинского и Боткина. 9/21 января 1841 г. Краевский пишет в Берлин М. Н. Каткову: «У нас в так называемой литературе тихо и глухо, как никогда не бывало. Лермонтов прислал мне одно чудесное стихотворение: он жив и здоров»³¹«Завещание», вскоре напечатанное им в том же втором номере «Отечественных Записок» (т. XIV), где была помещена и статья Белинского о «Стихотворениях М. Лермонтова». Именно «Завещание» упоминает Белинский в письме к В. П. Боткину 16 января 1841 г.: «Кстати об „Отечественных Записках“: 2 № будет несравненно лучше первого... Из стихов „Ночь“ и другие Кольцова, „Соседи“ и „Песня“ Красова, новое стихотворение Лермонтова, присланное с Кавказа — „Пускай она поплачет, ей это ничего не значит“, последние стихи этой пьесы насквозь проникнуты леденящим душу неверием в жизнь и во всевозможные отношения, связи и чувства человеческие»³².

IV

В начале февраля 1841 г. Лермонтов в последний раз приехал в Петербург. Отношения его с Краевским попрежнему были дружескими, но в этот приезд Лермонтов особенно близко сдружился с В. Ф. Одоевским и проводил у него большую часть времени. Их сближали общие литературные и философские интересы и любовь к музыке. В альбоме, подаренном Одоевским Лермонтову, скупо отразились горячие споры друзей, их раздумья и искания. Теперь Лермонтов реже бывал у Краевского. Андрей Александрович встречался с поэтом большей частью в доме Одоевского.

«Библиографические известия» четвертого номера XV тома «Отечественных Записок», которые были разрешены цензурой 28 февраля и 1 марта 1841 г. вышли в свет: «Герой нашего времени соч. М. Ю. Лермонтова, принятый с таким энтузиазмом публикою, теперь уже не существует в книжных лавках: первое издание его все раскуплено; приготовляется второе издание, которое скоро должно показаться в свет; первая часть уже отпечатана. Кстати, о самом Лермонтове: он теперь в Петербурге и привез с Кавказа несколько новых прелестных стихотворений, которые будут напечатаны в „Отечественных Записках“. Тревоги военной жизни не позволяли ему спокойно и вполне предаваться искусству, которое назвало его одним из главнейших жрецов своих: но замышлено им много, и все замышленное превосходно. Русской литературе готовятся от него драгоценные подарки» (Отд. VI, стр. 68).

Деятельный Краевский не только хлопотал о втором издании «Героя нашего времени» и запасался для «Отечественных Записок» новыми стихами Лермонтова, но даже заказал крепостному художнику К. А. Горбунову³³ написать портрет поэта. 11 марта 1841 г. Краевский писал об этом за границу М. Н. Каткову: «Здесь теперь Лермонтов в отпуску и через две недели опять едет на Кавказ. Я заказал списать с него портрет Горбунову: вышел похож. Он поздоровел, целый год провел в драках и потому писал мало, но замыслил очень много. — Видел я Вашего Липперта³⁴, который здесь теперь. Он перевел Дары Терека и перевел славно». В том же письме Краевский сообщал: «„Герой нашего времени“ печатается вторым изданием».

В приписке Краевский сообщает любопытные и до сих пор не известные сведения о К. А. Горбунове: «Кирюша Горбунов кажется скоро будет свободен. Сюда приехал брат его барыни по делу и нуждается в связях Горбунова с знатью: письмо Жуковского сильно подействовало на его барыню»³⁵.

„ОТЕЧЕСТВЕННЫЕ ЗАПИСКИ“ А. А. КРАЕВСКОГО

Литография с акварели В. Садовникова, 1830-е гг.
Литературный музей, Москва

В свой последний приезд в Петербург в начале 1841 г. Лермонтов серьезно задумывался о том, чтобы выйти в отставку и стать профессиональным писателем. Заслуживают внимания сообщения Краевского, опубликованные П. А. Висковатовым, о том, что Лермонтова уже не удовлетворяли «Отечественные Записки» и что поэт мечтал об основании нового, своего журнала и часто говорил о нем с Краевским. Висковатов в следующих словах воспроизводит высказывания Лермонтова в передаче Краевского: «Мы должны жить своею самостоятельною жизнью и внести свое самобытное в общечеловеческое. Зачем нам все тянуться за Европою и за французским. Я многому научился у азиатов, и мне бы хотелось проникнуть в таинства азиатского миросозерцания, зачатки которого и для самих азиатов и для нас еще мало понятны. Но, поверь мне, — обращался он к Краевскому, — там на Востоке тайник богатых откровений». Хотя Лермонтов в это время часто видался с Жуковским, но литературное направление и идеалы его не удовлетворяли Лермонтова. «Мы в своем журнале, — говорил он, — не будем предлагать обществу ничего переводного, а свое собственное. Я берусь к каждой книжке доставлять что либо оригинальное, не так, как Жуковский, который все кормит переводами, да еще не говорит, откуда берет их»³⁶.

«Может быть, — отвечал Краевский. — Лермонтов часто и много об этом говорил, но чтобы он подробно и обстоятельно на бумаге составлял свои проекты — этого не думаю»³⁷.

В середине апреля 1841 г. Лермонтову пришлось срочно собраться в дальнюю дорогу. Нужно было снова ехать на Кавказ.

Незадолго до отъезда Лермонтов, повидимому, условился встретиться с Краевским у Одоевского, но опоздал и не застал вечно занятого приятеля. Об этом свидетельствует единственная дошедшая до нас записка Лермонтова к Краевскому, написанная перед отъездом поэта на Кавказ:

«Любезный Андрей Александрович. Очень жалею, что не застал уже тебя у Одоевского и не мог таким образом с тобою проститься; сделай одолжение: отдай подателю сего письма для меня два билета на О. Записки — это для бабушки моей.

Будь здоров и счастлив.

»

На обороте: «Его Высокоблагородию Андрею Александровичу Краевскому, у Измайловского моста — спросить чей дом у Аничького моста на Фонтанке в доме кн. Долгорукова на квартире кн. Одоевского»³⁸.

Неизвестно, писал ли Лермонтов Краевскому с дороги и с Кавказа. Сближение Лермонтова с Самариным и кружком «Москвитянина» во время последнего проезда через Москву, конечно, не могло порадовать Краевского. Еще более огорчил последнего июньский номер «Москвитянина», где было напечатано стихотворение Лермонтова «Спор».

Поведение Лермонтова в последние месяцы жизни наводит на мысль о некотором отходе его от «Отечественных Записок» и их редактора. Трудно сказать, что было тому причиной. Может быть, тут замешан В. А. Соллогуб и его направленная против Лермонтова, пасквильная повесть «Большой свет», которая была напечатана Краевским в мартовском номере «Отечественных Записок» за 1840 г.³⁹.

«Отечественными Записками» не прервалась. Некоторое охлаждение к Краевскому внешне почти не проявлялось. Мы не знаем, пожалел ли Краевский о том, что он напечатал «Большой свет», не известно даже, догадывался ли он о причинах странной сдержанности Лермонтова. Краевский попрежнему публиковал в «Отечественных Записках» его стихотворения, а после смерти поэта остался верен его памяти и в течение многих лет беззаветно охранял и публиковал литературное наследие Лермонтова.

Цензурные условия тех лет были таковы, что Краевский не имел возможности откликнуться на смерть Лермонтова специальным некрологом. Но с ведома, а может быть и по желанию Краевского критическая статья Белинского о втором издании «Героя нашего времени» заканчивалась скрытым некрологом, в котором речь шла не о «Герое нашего времени», а о самом Лермонтове, его предсмертных замыслах, где и цитировалось сообщение «Одесского Вестника» о безвременной гибели поэта. В этой заключительной части статьи Белинского заслуживает внимания сообщение о том, что «пьес пять новых» Лермонтов «подарил... редактору „Отеч<ественных> Записок“ перед отъездом своим на Кавказ... Наследие не огромное, но драгоценное! „Отеч<ественные> Записки“ почтут священным долгом скоро поделиться ими с своими читателями»⁴⁰.

В 1841 г., после смерти Лермонтова, в «Отечественных Записках» были напечатаны «Парус» и «Желание», а в 1842 г. — «Сказка для детей», «Сосна», «На светские цепи», «Соседка», «Договор», «Ты помнишь ли, как мы с тобою», «Умирающий гладиатор», «Два великана», «Боярин Орша», «В альбом автору Курдюковой» и «М. П. Соломирской».

Наибольшего внимания заслуживает попытка Краевского напечатать в своем журнале полный текст поэмы «Демон». Впервые эта поэма была набрана для январской книжки «Отечественных Записок» за 1842 г. Однако поэма не была пропущена цензурой. Вместо «Демона» в той же книжке журнала было помещено заявление Краевского, что поэма не напечатана «по независящим от редакции обстоятельствам». 8 февраля 1842 г. Белинский писал И. И. Ханенко, что «Демон Лермонтова запрещен в „Отечественных Записках“»⁴¹.

Убедившись, что «Демон» полностью не может быть напечатан, Краевский стал добиваться разрешения на публикацию отрывков поэмы. Для этого пришлось прибегнуть к помощи целого ряда влиятельных лиц, от директора канцелярии министра народного просвещения Комовского до самого министра С. С. Уварова⁴²«позволить напечатать отрывки из поэмы покойного Лермонтова». Эти отрывки из «Демона» были напечатаны в шестой книжке «Отечественных Записок» за 1842 г. (цензурная дата на этом номере: 30 апреля).

Летом 1842 г. Краевский редактировал второе издание «Стихотворений М. Лермонтова». Во вторую часть этого издания он решил включить отрывки из поэмы «Демон», только-что разрешенные к напечатанию в «Отечественных Записках». Вместе с тем Краевский решил попробовать получить разрешение на издание «Маскарада». В связи с этим 18 августа Краевский снова писал Никитенко: «Вот, почтеннейший Александр Васильевич, отрывки из лермонтовского „Демона“, в том самом виде, как они были напечатаны в 6-м № Отеч. записок нынешнего года. Сделайте одолжение, подпишите их поскорее и перешлите в типографию. Да издатели Лермонтова ужасно просят вас о драме „Маскарад“. Порешите с ним поскорее господа ради. Думаю, что скоро увидимся. Весь ваш Краевский»⁴³.

Никитенко разрешил перепечатать отрывки из «Демона», но затруднился дать разрешение на «Маскарад». Напрасно 1 сентября Краевский опять молил его: «Господа ради вышлите поскорее драму Лермонтова „Маскарад“». Только 22 сентября Никитенко представил «Маскарад» на рассмотрение цензурного комитета, и пьеса, с целым рядом значительных сокращений и искажений, была разрешена, наконец, к изданию⁴⁴«Маскарад» был издан в виде третьей части «Стихотворений М. Лермонтова» в начале октября 1842 г.

Среди нескольких рецензий, появившихся в связи с выходом в свет третьей части «Стихотворений М. Лермонтова», обращает на себя внимание статья в «Литературной Газете», редактировавшейся Краевским:

«Не много в самую цветущую пору своей поэтической деятельности писал Лермонтов, но на всем, что он писал, резко лежал отпечаток таланта крепкого и самобытного. Поэт так сознательно шел по своему пути, так гордо владел собою, так разумно и свободно умел подчинять идее свои прихотливые порывы, сочетать глубину и оригинальность мысли с необыкновенным изяществом формы, что невольно многие видели в будущем Лермонтове явление утешительное для русской литературы. И действительно уже и в том, что оставил нам Лермонтов, заметно много элементов, которых до него не было в русской поэзии и которые умерли с ним вместе, — что же могло еще развиться впоследствии из его глубокого, беспокойно пытливого духа?.. А Лермонтов только начинал писать, каждое последующее произведение его далеко за собой оставляло предыдущее... Как человек высокой натуры, — Лермонтов, , как осознал свое дарование и овладел им, не подражал и не мог подражать никому ни в форме своих произведений, ни в идеях, если только в идеях можно допустить подражание. Идеи у Лермонтова, как мы уже сказали, были свои, в высшей степени оригинальные, — против чего никто уже нынче не спорит; отсюда очевидна невозможность подражания и в форме: тесно было бы свободной самобытной мысли в оковах подражания.

Много блестящего и отрадного обещало дальнейшее развитие его таланта... Но, увы! — русская литература родилась под несчастной звездой: цветут в ней репейник и тернии в изобилии, невежество и шарлатанство нередко доживают в ней до седых волос, которыми нагло хвастают и за которые требуют себе особенного почета и уважения, а талант меркнет на самой заре, едва взглянувши на божий мир...

небольшая. — Лермонтов чувствовал в себе много силы творческой и не хотел являться в свет с произведениями, которые признавал ниже своего таланта, но теперь, когда поэта не стало, всякая строчка его сделалась драгоценною, и потому нельзя не поблагодарить издателей за то, что они собрали и издали все стихотворения Лермонтова, какие только могли достать. Конечно, странно и даже неприятно поражают вас с первого раза в книге, которая называется „Стихотворениями“ Лермонтова, между прекраснейшими созданиями поэта по мысли и выполнению, — несколько посредственных пиес, бедных мыслями и чувством, невыдержанных, и такая драма, как „Маскарад“, но поразмыслив хорошенько, соглашаешься, что иначе не могло быть. Закон постепенности также необходим в поэзии, как и во всем: не вдруг делаются великими поэтами. Перечитав пиесы Лермонтова в таком порядке, как они были написаны, вы ясно увидите каждую ступень лестницы совершенствования, по которой шел поэт и на половине которой остановила его неумолимая смерть. Для Лермонтова удовлетворительным извинением в недостатках первых юношеских произведений его служит то, что сам он не назначал их к печати...

Впрочем, и в них, как ни бледны они пред лучшими созданиями Лермонтова, встречаются такие места, каких нет у обыкновенных стихотворцев в пору самого цветущего их развития... Третью часть ныне изданных стихотворений Лермонтова составляет драма „Маскарад“, которая вовсе не была прежде известна публике и является здесь в первый раз. Она писана Лермонтовым в 1835 году и есть слабейшее из его произведений. Даже отделка формы, доведенной в большей части произведений Лермонтова до величайшего искусства, здесь не заметна: попадаются стихи грубые и жесткие, обороты неловкие и даже неправильные. Вероятно Лермонтов признал „Маскарад“ недостойным печати и обратился на всегдашние заботы, прежде чем успел окончательно отделать. А между тем, жаль было бы, если б „Маскарад“ остался навсегда тайною для публики: местами в нем попадаются истинно прекрасные, поэтические стихи...»⁴⁵.

Затем следуют изложение и пространные цитаты из «Маскарада». Возможно, что автор этой заметки — В. Г. Белинский, которому, как уже установил В. С. Спиридонов, принадлежат две другие анонимные заметки о Лермонтове в той же «Литературной Газете» за 1840 и 1844 гг.⁴⁶. И нет никаких сомнений в том, что эта статья не только напечатана с ведома Краевского, но и в значительной степени инспирирована им.

АВТОГРАФ ПИСЬМА ЛЕРМОНТОВА К А. А. КРАЕВСКОМУ

В переписке Краевского за 1842—1843 гг. имя Лермонтова упоминается постоянно. К Краевскому обращаются как к распорядителю литературного наследия поэта. Так, В. П. Боткин писал из Москвы 11 декабря 1842 г.: «Вот какое обстоятельство, Андрей Александрович: Мочалов хочет в свой бенефис, который будет 7 января, прочесть поэму Лермонтова о купце Калашникове, но только опасается, что наследники Лермонтова, или те, которые имеют право на издание его сочинений, войдут с ним в претензию за это чтение на театре; а так как я знаю, что издатель его сочинений — г. Киреев, то и обращаюсь к Вам с просьбою нельзя ли спросить у Киреева, может ли Мочалов прочесть эту поэму на сцене в свой бенефис и потрудиться уведомить меня хотя одною строчкою. Только пожалуйста не медлите, а то время к бенефису близится. Пожалуйста одолжите меня этим»⁴⁷.

Ответные письма Краевского к Боткину неизвестны. Судя по «Московским Ведомостям», бенефис Мочалова состоялся в пятницу 8 января 1843 г. в московском Большом театре. Была представлена «анекдотическая драма» в 5 действиях и 5 отделениях П. П. Каменского «Великий актер или Любовь дебютантки». После спектакля состоялся дивертисмент, но было ли Мочаловым включено в программу чтение «Песни про царя Ивана Васильевича, молодого опричника и удалого купца Калашникова» — пока установить не представляется возможным⁴⁸.

Из писем В. П. Боткина к Краевскому видно, как велик был интерес Мочалова к творчеству Лермонтова и как хотелось ему читать и играть произведения любимого поэта. 29 марта 1843 г. Боткин писал Краевскому: «Вот в чем дело: Мочалову очень хочется дать в свой бенефис, будущею зимою, драму Лермонтова „Маскарад“. Но он не знает, к кому по сему предмету отнестись. Слыша о ваших отношениях с Киреевым, он просил меня потрудить Вас просьбою указать путь, по которому надобно итти для получения права или позволения дать ему в свой бенефис эту драму. Сделайте одолжение, не поставьте себе в труд узнать об этом, и напишите мне. Если она принадлежит Кирееву, то нельзя ли узнать от Киреева, на каком основании он может дозволить Мочалову дать эту драму. Ради бога простите, что я, зная Ваши занятия, пристаю к Вам с подобными поручениями, да Мочалов надоедает мне об этом целый месяц; отделаться я никак не мог и лучше решился принять от Вас „изрядное“ ругательство, нежели отказать Мочалову. Он говорит, что он воскреснет в этой драме. Пожалуйста, потрудитесь написать мне об этом несколько слов, которых и буду ждать. Ваш В. Боткин»⁴⁹.

Занятый редакторскими делами, Краевский не сразу откликнулся на это письмо. 26 апреля 1843 г. Боткин снова напоминал Краевскому: «Да я писал Вам о просьбе Мочалова касательно драмы Лермонтова „Маскарад“. Не забудьте, пожалуйста, что-нибудь мне сказать об этом: Мочалов все ездит ко мне узнавать, а мне сказать ему нечего»⁵⁰.

«Спасибо Вам за известие касательно „Маскарада“ Лермонтова. Мочалов надоел мне: ездил все по утрам наведываться об ответе и сидел часа по два»⁵¹.

«Известие» касательно «Маскарада», удовлетворившее Боткина, до нас не дошло. Поскольку к этому времени «Маскарад» был уже издан в виде третьей части «Стихотворений М. Лермонтова», Краевский, повидимому, не видел особых препятствий для исполнения драмы на сцене. Однако по каким-то причинам Мочалов должен был отказаться от мысли поставить «Маскарад». В его бенефис 21 января 1844 г. была представлена переведенная с французского драма в пяти действиях «Мономан, или помешанный», а также обычный в таких случаях водевиль⁵².

Следует отметить отклик Герцена по поводу публикации в январской книжке «Отечественных Записок» за 1842 г. «Сказки для детей». 3 февраля 1842 г. Герцен писал Краевскому из Новгорода: «Перед чем я уничтожился и перешел в один эфир созерцания, это — Лермонтова сказка...»⁵³.

Большой интерес представляет эпизод со стихотворениями Лермонтова, которые Боткин достал в Москве для «Отечественных Записок» через Грановского. 25 февраля 1843 г. Боткин писал Краевскому: «Посылаю Вам несколько неизвестных стихотвор<ений> Лермонтова. Вот как дошли до меня эти стихотворения. Знакомый Грановского Головачев был в одном обществе. Зашел разговор о Лермонтове. Бывший тут полковник <Челищев> начал говорить о нем с большим участием, как о человеке, с которым он провел несколько лет на Кавказе, и говоря о его предчувствии смерти, прочел наизусть Сон. Головачев попросил его позволить ему списать это стихотворение. „Да у меня есть несколько его стихотворений: я их списал из тетради, которую мне давал сам Лермонтов“. Головачев на другой же день поехал к полковнику и между многими уже известными стихотворениями отыскал неизвестные, списал их и привез их прочесть Грановскому. Он дал их мне, а я спешу послать их Вам. Все они прекрасны, но мне особенно понравились: Дубовый листок, Морская царевна, Сон, „Нет, не тебя так пылко <я люблю>“ и „Выхожу один я на дорогу“. Погодин услыхал об этих стих<отворениях> и подбирается к ним, да рукопись-то Головачева у меня. Уведомьте о получении. А какой стих, какой стих! Надобно сказать спасибо Грановскому, которому тотчас же пришла мысль отослать их к Вам, а не давать Погодину»⁵⁴.

неизвестные стихи Лермонтова. Боткин следил за разведками Погодина и сообщал о них 5 марта Краевскому: «Слава богу, Погодин не мог достать к 4 № Москвитянина стихов Лермонтова, и потому они явятся только в Отеч<ественных> Запис<ках>»⁵⁵.

Надо было торопиться печатать эти стихи, чтобы конкурент Краевского, предприимчивый Погодин, не перехватил их для «Москвитянина». И Боткин всячески торопил Краевского. «Что же делать, — писал Боткин 11 марта, — придется печатать все 7 стих<отворений> Лермонтова в одном №. Я и то боюсь, чтоб Погодин не вклеил их в 3 №, который должен выдти завтра или послезавтра. Я Вас уведомлю»⁵⁶.

Как только третья книжка «Москвитянина» вышла в свет, Боткин поспешил 16 марта сообщить Краевскому: «в Москвитянине не напечатано стихот<ворений> Лермонтова. Погодин достал их уже после выхода книжки. След<овательно> Вам должно напечатать их все в 4 №. Что делать! А то он напечатает те, которые Вы не напечатаете»⁵⁷.

Наконец, 27 марта Боткин еще раз возвращается к вопросу об этих стихотворениях Лермонтова: «Надеюсь, что Вы непременно напечатаете стих<отворения> Лермонтова в апрельской книжке, кроме стих<отворения> к „Маске“, которое я прислал к Белинскому: это стих<отворение> никак не попадет к Погодину»⁵⁸.

«Отечественных Записок» вышла в свет. Краевский смог напечатать в этой книжке только четыре стихотворения Лермонтова: «Сон», «Тамара», «Утес» и «Выхожу один я на дорогу». Остальные стихотворения, полученные от Боткина, пришлось отложить до пятой, майской, книжки. Но для того, чтобы Погодин не мог перехватить этих стихотворений, в той же апрельской книжке «Отечественных Записок» были напечатаны «Библиографические и журнальные известия», написанные Белинским. В этой заметке Белинский давал развернутое сравнение поэзии Пушкина и поэзии Лермонтова, причем в начале и конце заметки особо выделял «самую свежую и интересную новость в современной русской литературе» — «несколько новых и доселе неизвестных публике стихотворений покойного Лермонтова». От имени редакции Белинский сообщал: «Неожиданный случай доставил их нам в руки, и мы поспешили поделиться с нашими читателями высоким наслаждением этих, как будто бы замогильных звуков столь много обещавшей и столь безвременно замолкнувшей лиры». Заметка заканчивалась словами: «восемь новооткрытых стихотворений его принадлежат к замечательнейшим его произведениям, особенно: „Сон“, „Тамара“, „Нет, не тебя так пылко я люблю“ и „Выхожу один я на дорогу“. В них нет ничего пушкинского, но все лермонтовское, — разумеется, для тех только, кто умеет вникать не в одну букву, но и в дух, и кто не может видеть в Лермонтове подражателя не только Пушкина и Жуковского, но даже и г. Бенедиктова... Четыре из означенных стихотворений напечатаны в этой книжке „Отечеств. Записок“. Остальные четыре: „Морская царевна“, „Из-под таинственной холодной полумаски“, „Дубовый листок оторвался от ветки родимой“ и „Нет, не тебя так пылко я люблю“, будут напечатаны в следующей книжке»⁵⁹.

Это обещание редакции было выполнено. Кроме того, в той же майской книжке «Отечественных Записок» было опубликовано стихотворение «Не плачь, не плачь, мое дитя» и «Посвящение», приписанное в конце одного из экземпляров поэмы «Демон»⁶⁰.

В личной переписке Краевского и его периодических изданиях в течение последующих сорока лет имя Лермонтова встречается неоднократно. Однако нет надобности приводить эти упоминания и прослеживать их детально. Для Краевского Лермонтов навсегда остался любимым поэтом, литературным другом лучших лет его деятельной жизни. В 1872 г., как было уже сказано, А. Н. Пыпин обратился к Краевскому с просьбой поделиться своими поправками и замечаниями по статье о жизни и творчестве Лермонтова, предназначавшейся для издания сочинений поэта под редакцией П. А. Ефремова. Несколькими годами позднее с Краевским встречался и беседовал биограф Лермонтова П. А. Висковатов. Рассказы Краевского о Лермонтове Висковатов использовал в своей работе «М. Ю. Лермонтов, жизнь и творчество» (1891 г.). К сожалению, сам Краевский ограничился этими устными рассказами и не записал своих воспоминаний о Лермонтове.

Краевский владел большей частью рукописного наследия Лермонтова. Когда в 1883 г. при Николаевском кавалерийском училище был основан Лермонтовский музей, Краевский пожертвовал музею первую тетрадь (беловые автографы «Кавказского пленника» и «Корсара», а также «Черкесы»), вторую тетрадь (мелкие стихотворения), третью тетрадь, четвертую тетрадь (начинающуюся вторым очерком «Демона»), пятую тетрадь (начинающуюся «вступлением» к повести «Джюлио» и оканчивающуюся стихотворением «Кавказ»), шестую тетрадь (разные стихотворения, 1830), седьмую тетрадь (черновики 1830), восьмую тетрадь (1830), девятую тетрадь (отрывки из трагедии «Испанцы»), десятую тетрадь («Странный человек» и ряд стихотворений), двенадцатую тетрадь («Боярин Орша»), тринадцатую тетрадь («Мцыри»), четырнадцатую тетрадь («Сказка для детей»), пятнадцатую тетрадь («Русалка», «Узник», «Ангел», «Когда волнуется желтеющая нива», «Молитва странника», «Сосед», «Расстались мы», «Ветка Палестины», «Два великана», «Умирающий гладиатор», «Желание», «На севере диком», «Парус», «На светские цепи», «Журналист», «Благодарность», «Отчизна», «Последнее новоселье», «Кинжал», «Пленный рыцарь», «Соседка», «Есть речи — значенье», «Договор» и «Предисловие» ко второму изданию «Героя нашего времени»), а также копии с рукописей Лермонтова (два списка «Демона», «Валерик», «Измаил-бей» и др.). Большую ценность представляют корректурные листы январской книжки «Отечественных Записок» за 1842 г. с полным текстом поэмы «Демон», которая в конце концов не была разрешена цензурой. Кроме того, Краевский передал списки «Боярина Орши» и «Ангела смерти» с цензурными пометами и картину Лермонтова, изображающую кавказский вид с Эльбрусом.

Известно, что у Краевского были также рисунки Лермонтова и некоторые вещи, принадлежавшие поэту. Местонахождение этих рисунков пока установить не представляется возможным. Из личных вещей Лермонтова Краевский передал музею только небольшой кинжал.

Институт литературы, Ленинград

8 августа 1889 г. А. А. Краевский умер. Большую часть своего архива он завещал Публичной библиотеке. Среди нескольких сот писем в архиве Краевского сохранилась только одна записка Лермонтова, которая приведена выше. Н. О. Лернер утверждал, что в частных руках где-то сохранилась переписка Лермонтова и Краевского. Если только эта переписка будет обнаружена, она значительно дополнит скудные сведения о Лермонтове в кругу «Отечественных Записок». Но и теперь, как бы ни были незначительны материалы, характеризующие историю отношений Лермонтова и Краевского, мы с уверенностью можем утверждать, что в литературном окружении Лермонтова Краевскому принадлежала весьма значительная роль: он был издателем, редактором, неизменным советчиком и распорядителем литературного наследия поэта. Ни один из друзей Лермонтова не сделал так много для прижизненных и посмертных публикаций произведений Лермонтова, как Краевский. И надо признать, что Краевский проявил удивительную последовательность и настойчивость в преодолении многочисленных препятствий николаевской цензуры.

Общая оценка литературной и общественной деятельности Краевского не входит в задачи настоящей работы. Можно по-разному оценить общественно-политическую позицию, которую занял Краевский в последние годы жизни⁶¹. Но нет никакого сомнения в том, что в годы близкого знакомства с Лермонтовым Краевский был тесно связан с лучшими представителями передовой русской литературы и что мы должны быть ему благодарны за существование на протяжении целого ряда лет передового журнала, в котором впервые появлялись творения Лермонтова и Белинского. И как знать, может быть, если бы не было Краевского, судьба литературного наследия Лермонтова могла сложиться иначе. Краевский не только сравнительно рано познакомил русского читателя с произведениями Лермонтова, но, возможно, спас некоторые из них от полного уничтожения.

ЗАПИСКА О КОЛИЧЕСТВЕ НАПЕЧАТАННЫХ ЭКЗЕМПЛЯРОВ СОЧИНЕНИЙ
ЛЕРМОНТОВА⁶²

Роман, Герой нашего времени 

Из оных расход:

Стихотворения:

ПРИМЕЧАНИЯ

¹ Вл. Орлов— «Ученые Записки Ленинградского Государственного Университета», Серия филологических наук, вып. II, 1941, № 76, 22—56.

² «Сочинения Лермонтова с портретом его, двумя снимками с почерка и статьею о Лермонтове А. Пыпина, издание третье под редакцией П. Ефремова», Спб., 1873, I, XLIV. В дальнейшем эта статья всюду обозначается сокращенно: «Пыпин». Ср. А. Шан-Гирей. — «Русское Обозрение» 1890, VIII, 739.

³ Краевский впервые выступил в печати в журнале своего учителя М. П. Погодина «Московский Вестник» в 1828 г., где затем в течение двух лет помещал переводные статьи и рецензии по вопросам философии, истории и литературы. Известно, что Лермонтов, обучаясь в Московском университетском пансионе, внимательно следил за «Московским Вестником», и нет никаких сомнений в том, что первые, хотя бы и анонимные, статьи и заметки Краевского были в поле зрения Лермонтова (см. Б. , Лермонтов и «Московский Вестник». — «Русская Старина» 1914, кн. X, 203—205).

⁴ Пушкин, Полное собрание сочинений в шести томах под ред. М. Цявловского изд. «Academia», 1938, VI; под ред. Л. Модзалевского, №№ 654, 708, 724, 729, 730, 735.

⁵ «Русский Архив» 1873, LI, 974—975. Ср. «Русская Старина» 1889, LXIII, 709—714.

⁶  Щеголев, Книга о Лермонтове, 1924, вып. I, 263. — В бумагах Краевского среди ряда других стихотворений на смерть Пушкина сохранился список стихов Лермонтова «Смерть поэта»; см. И. Бычков, Бумаги А. А. Краевского, Спб., 1893, 44. Кроме того, у Краевского к этому времени уже были списки поэм Лермонтова: «Первое июня в Петергофе» («Петергофский праздник») и «Уланша» (см. , 50—51).

⁷ Лермонтов, изд. «Academia», V, 390.

⁸ Там же.

⁹  2 «Современника», где за подписью «М. Лермонтов» помещено «Бородино» (стр. 207—211), подписано 2 мая 1837 г.

¹⁰ Пыпин, LII; «Песня» напечатана в «Литературных Прибавлениях к Русскому Инвалиду» 1838, № 18, 344—347.

¹¹ Пыпин, LII. Ср. , 294.

¹² И. Панаев, Литературные воспоминания, изд. «Academia», 1928, 219.

¹³ П. Анненков«Academia», 1928, 176.

¹⁴ Подлинник — в архиве Института литературы (Пушкинского дома) Академии наук СССР, шифр 27334/CXCVI 66. — 20 июля 1838 г. Краевский писал В. Межевичу: «Составляется уже компания денежная для издания этого журнала под моею редакцией (высочайшее позволение уже мы имеем) и собираются сотрудники» (подлинник — в архиве Института литературы, Дашковское собрание). Ср. письмо Краевского к Г. Ф. Квитко-Основьяненко. — «Русская Старина» 1900, кн. V, 295—298, а также «Русский Архив» 1893, II, 159.

¹⁵ «Князь Мих. Алекс.» — М. А. Дондуков-Корсаков, вице-президент Академии наук и член Главного управления цензуры. «Министр» — С. С. Уваров, министр народного просвещения.

¹⁶ М. С. Куторга— молодой профессор Петербургского университета по кафедре истории. Его статья «Версаль», исключенная цензурой из «Отечественных Записок», была в том же 1839 г. издана в Петербурге отдельной книжкой под заглавием: «Исторические воспоминания путешественника. Версаль».

¹⁷ Автограф — в архиве Института литературы. Впервые опубликовано Н. Здобновым в статье «Новые цензурные материалы о Лермонтове». — «Красная Новь» 1939, кн. X—XI, 265.

¹⁸ И. , цит. соч., 217—218.

¹⁹ Там же, 310.

²⁰ Там же—215.

²¹  111, опись 1, № 10. Публикуется впервые.

²² Ср. Панаев, цит. соч., 220.

²³ Краевский в своих замечаниях дважды говорит о том, что Лермонтов предлагал Баранту другую дуэль «за границей, куда Лермонтов хотел ехать весной» (стр. LV корректурного экземпляра).

²⁴  Сатин, Отрывки из воспоминаний. — «Почин», сб. Общества любителей российской словесности на 1895 г., М., 1895, 238 сл. Перепечатку см. в сб. «В. Г. Белинский в воспоминаниях современников», составил М. Клеман, М., 1929, 131—136; см. в настоящем томе сообщение Н. 

²⁵ Об этом см. подробнее в статье Н. Мордовченко«Литературного Наследства».

²⁶ Справедливость замечания Краевского подтверждается Военно-судным делом. Свидание Лермонтова с Барантом произошло 22 марта. Караульными офицерами были мичман Кригер и капитан-лейтенант Эссен.

²⁷  524, опись № 1, № 52.

²⁸ Так, 3 июля 1840 г. Краевский писал Никитенко: «Убедительно прошу вас прочесть поскорее Лермонтова». Это письмо Краевского к Никитенко с некоторыми сокращениями опубликовал впервые Н. (цит. соч.). К сожалению, в дате упомянутого выше письма допущена опечатка: вместо 3 июня следует читать 3 июля (стр. 266, второй столбец, вторая строка сверху).

²⁹ Это письмо опубликовано было впервые Н. «нельзя было отстоять» перед цензурным комитетом (стр. 266 и 267).

³⁰ Подлинник — в Отделе рукописей Всесоюзной публичной библиотеки имени В. И. Ленина.

В этом же письме Солоницын, между прочим, писал: «Город беспрестанно твердит, что „Отечественные Записки“ прекратятся от денежной несостоятельности, но журнал выходит себе очень исправно, на зло крикунам. А впрочем и то надо заметить, что Краевский действительно в долгах по самые уши, бессовестно обманул вдову Свиньина, и при своих личных средствах и незначительности, представляет изданием „Отечественных Записок“ такую загадку, которой никто не в состоянии разрешить».

³¹ Архив Института литературы.

³²  Белинский, Письма, Спб., 1914, II, 209.

³³ Кирилл Антонович —1893) — крепостной чембарской помещицы Марфы Андреевны Владыкиной. С 1836 г. учился в Московских художественных классах. В Москве Горбунов сдружился с кружком Станкевича, в особенно с Белинским и Боткиным. Переехав в Петербург, Белинский не забывает о Горбунове. В письмах к Боткину он постоянно спрашивает о молодом художнике. К 1839 г. относится знакомство Горбунова с Гоголем, о чем Боткин тотчас же сообщил Белинскому. Вскоре Горбунов перебрался в Петербург. Белинский, Жуковский, К. П. Брюллов приняли в нем живейшее участие. Не только Жуковский, но и Брюллов обратились с письмами к Владыкиной и выхлопотали отпускную, которая была подписана корнетом А. С. Владыкиным 31 марта 1841 г. Теперь Горбунов смог поступить в Академию художеств, где работал под руководством Брюллова и сблизился c художником Моллером. Близкий к литературным кругам, Горбунов специализировался на портретах русских писателей, артистов и ученых. Известны портреты Белинского, Герцена, Грановского, Кольцова, Кетчера, написанные Горбуновым в 40-е и 50-е годы. О Горбунове см. в публикуемом ниже сообщении И. Беккера, К. А. Горбунов и его портрет Лермонтова. Ср. «М. Ю. Лермонтов в портретах». Редакция и вступительная статья И. . М., изд. Гос. литературного музея, 1941, 35—38.

³⁴ «Терек», «Казачью колыбельную песню» и «Завещание». Эти три перевода были напечатаны в 1842 г. в лейпцигском периодическом издании «Zeitung für die elegante Welt».

³⁵ Автограф письма — в архиве Института литературы (№ 4744). В Отделе рукописей Всесоюзной публичной библиотеки им. В. И. Ленина хранится копия этого письма, по которой П. Поповым был опубликован отрывок. См. «Литературная Газета» 1941, № 25 (939).

³⁶ , Полное собрание сочинений под ред. П. А. Висковатова, Спб., 1891, VI, 368—369.

³⁷ Там же.

³⁸ — в Государственной публичной библиотеке им. Салтыкова-Щедрина, Ленинград. Впервые опубликовано в Собрании сочинений Лермонтова под ред. Введенского, Спб., 1891, IV, 280, где вместо «твой» ошибочно было прочитано «vale». Ср. И. , Бумаги А. А. Краевского, Спб., 1893, 22 (№ 19).

³⁹ Следует, впрочем, отметить, что Лермонтов не подавал виду, что повесть Соллогуба ему неприятна. 16 апреля 1840 г. Белинский писал Боткину: «К повести Соллогуба ты чересчур строг: прекрасная беллетрическая повесть — вот и все. Много верного и истинного в положении, прекрасный рассказ, нет никакой глубокости, мало чувства, много чувствительности, еще больше блеску. Только Сафьев — ложное лицо. А впрочем, славная вещь, бог с нею! Лермонтов думает так же. Хоть и салонный человек, а его не надуешь — себе на уме» (Белинский—110).

⁴⁰ «Отечественные Записки» 1841, XVIII, кн. 9, отд. VI, 1—5.

⁴¹ Белинский, Письма, II, 278.

⁴²  (цит. соч.). Только Н. Здобнов ошибается в расшифровке фамилии Орлова, который упоминается в письме В. Комовского от 9 апреля 1842 г. Из переписки Краевского и Никитенко можно установить, что это не граф А. Ф. Орлов, но Ростислав Кондратьевич Орлов. О нем еще 27 февраля 1836 г. Краевский писал Никитенко: «Почтеннейший Александр Васильевич! рекомендую вам Ростислава Кондратьевича Орлова, переводчика Гереновой „Истории“. Он желал бы взять место заболевшего Исаева в Екатерининском институте. Похлопотав об этом, вы сделаете ему величайшее одолжение, институту доставите прекрасного учителя, а меня обяжете глубочайшею к вам благодарностью. Весь ваш А. Краевский».

⁴³ Автограф — в архиве Института литературы. Впервые опубликовано Н. (цит. соч.).

⁴⁴ «Маскарада» приведены в статье Н. Здобнова —264.

⁴⁵ «Литературная Газета» 1843, 28 февраля, № 9, 176—177.

⁴⁶ «Октябрь» 1936, кн. 6, 174—186. Ср. «Литературная Газета» 1840, 25 мая, № 42 и «Литературная Газета» 1844, 16 марта, № 11.

⁴⁷  , цит. соч., 109—111.

⁴⁸ «Московские Ведомости» 1843, 5 января, № 2, 16.

⁴⁹ И. , цит. соч., 126—127.

⁵⁰ Там же, 127.

⁵¹ —129.

⁵² «Московские Ведомости» 1844, 8 января, № 8. — Об отношении Лермонтова к Мочалову см. С. Дурылин— «Театр» 1939, кн. 10, 15—30; о сценической истории «Маскарада» см. К. Ломунов— Там же—45. Ср. его же статью «Маскарад» Лермонтова как социальная трагедия. — Сб. «„Маскарад“ Лермонтова», изд. ВТО, М. — Л., 1941, 43—92. В этой последней статье Ломунов высказывает предположение, что в 1843 г. Краевский по просьбе Мочалова представил в III отделение лермонтовского «Арбенина» и хлопотал о разрешении поставить эту пьесу на сцене (см. стр. 54—55).

⁵³ А. Герцен

⁵⁴  Бычков, цит. соч., 120.

⁵⁵ Там же

⁵⁶ Там же, 123.

⁵⁷ Там же

⁵⁸ , 126.

⁵⁹ «Отечественные Записки» 1843, XXVII, кн. 4, отд. VI, 73—77, без подписи. — Когда вышла четвертая часть «Стихотворений М. Лермонтова», Белинский снова выступил со специальной статьей, в которой особо выделил эти стихотворения, утверждая, что они «даже и между сочинениями Лермонтова принадлежат к блестящим исключениям» («Отечественные Записки» 1844, XXXVII, кн. II, отд. VI, 1—4).

⁶⁰ «Вот еще стихотворение Лермонтова, написанное его рукою карандашом, в конце „Демона“. Бахметева просила его посмотреть, верен ли список; просмотревши, он приписал». — И. Бычков«Посвящение».

⁶¹ Деятельность Краевского, редактора газеты «Голос», требует пересмотра и переоценки. Не следует забывать, что именно в «Голосе» вопросы международной политики и отношения России с иностранными державами получили впервые серьезную и более или менее независимую оценку. Именно поэтому, по многим свидетельствам иностранных журналистов, европейская дипломатия так чутко прислушивалась к суждениям «Голоса». Следует также отметить смелое и самостоятельное поведение Краевского в вопросах ближневосточной политики 1876 г. Об этом подробнее см. в статье В. , Нестор русской журналистики. — «Исторический Вестник» 1889, кн. II, 356—374, а также в «Русском биографическом словаре», том Кнаппе—Кюхельбекер, 400—404, где указана важнейшая библиография о Краевском.

⁶² Из дела «Бумаги о сочинениях покойного поручика М. Ю. Лермонтова», хранящегося в архиве Института литературы. Как утверждает Л. Б. Модзалевский, этот счет написан рукой переписчика «Отечественных Записок». Тем же почерком переписана значительная часть произведений Пушкина, входящих в так называемую «тетрадь Краевского» (фонд 244, опись 8, № 25).