Захаров В. А.: Лермонтов и декабристы

Лермонтов и декабристы

Декабрьское восстание 1825 года оставило глубокий след в истории Кавказа. Сюда, в "теплую Сибирь", как окрестил этот край Александр I, попали многие участники движения. Начиная с 1826 г., власти посылают на Кавказ, в Отдельный Кавказский корпус, разжалованных. Корпус сделался "приютом русского свободомыслия", здесь был жив "ермоловский дух" и декабристы тут неизменно встречали теплый и сочувственный прием. Почему это так происходило?

В 20-е годы XIX в. Отдельный Кавказский корпус занимал отличное от других воинских соединений место, и в силу своего обособленного положения, и в связи с особыми условиями службы и быта, возникшими в обстановке непрерывных военных действий. Заметно отличался Кавказский корпус и своим личным составом, в нем было мало молодых рекрутов, зато значительное число составляли всякого рода ссыльные и "штрафованные", среди которых были участники крестьянских движений и солдатских мятежей. Во главе корпуса стоял А. П. Ермолов, чье имя хорошо знала вся Россия еще со времен Отечественной войны 1812 года.

Служба Ермолова на Кавказе с 1816 по 1827 г. — тоже по сути своеобразная ссылка. После смерти П. И. Багратиона и М. И. Кутузова Ермолов, ученик А. В. Суворова, стал самой популярной фигурой в русской армии. Еще юношей-офицером в 1798 г. за связь с кружком вольнодумцев А. М. Каховского его арестовали и сослали в Кострому. Смерть императора Павла I вернула Ермолова из изгнания.

Опасаясь усиления влияния Ермолова в русской армии, Александр I в 1816 г. назначил генерала "проконсулом Кавказа", удалил его из столицы. Но и с Кавказа до царского дворца доходили тревожные служи о "крамольном" ермоловском духе, насаждавшемся генералом в войсках.

В канун декабрьских событий Ермолов с начальником штаба корпуса А. А. Вельяминовым и особо доверенными лицами А. С. Грибоедовым и А. Ф. Ребровым оказался не в Тифлисе, а на Северном Кавказе, поближе к столице.

В ожидании исхода событий в Петербурге, Ермолов намеренно задержал присягу новому императору в частях корпуса, чего Николай I, так и не располагавший прямыми доказательствами участия генерала в заговоре, никогда не мог ему простить.

Вскоре по "высочайшему повелению" из столицы в крепость Грозную прибыл фельдъегерь, имевший поручение арестовать Грибоедова и произвести изъятие личной переписки. Ермолов предупредил Грибоедова, задержав у себя фельдъегеря на два часа, дал автору "Горя от ума" возможность "очиститься" от всего опасного.

Следственная комиссия по делу декабристов настойчиво искала прямых улик против Ермолова.

В среде декабристов Ермолова считали "своим", его намечали в состав "Временного революционного правительства" и надеялись, что он вместе с Кавказским отдельным корпусом примкнет к их делу. И доныне остается загадкой, что же помешало Ермолову сделать этот решительный шаг.

У мнительного императора имелись все основания подозревать Ермолова в намерении штыками корпуса поддержать, как он иронически выражался, его "друзей по 14 декабря"... Это предрешило участь генерала. В феврале 1827 года в Тифлис направили начальника Главного штаба И. И. Дибича с поручением "разузнать, кто руководители зла в этом гнезде интриг, и непременно удалить их". Для Ермолова по службе создавались несносные, невыносимые условия. Кроме него, фактически на Кавказе оказался второй командующий — царский фаворит И. Ф. Паскевич.

Вслед за Ермоловым отозвали с Кавказа и многих его соратников, среди них — генералов В. Мадатова и А. Вельяминова.

В августе-сентябре 1826 года в полки отдельного Кавказского корпуса были переведены первые 11 декабристов, в последующие годы еще свыше 50 участников декабрьских событий 1825 года оказались на Кавказе, и более половины из них побывали у нас на Кубани.

Прибывшие декабристы на своих плечах ощущали сложность жизни на Кубани. Именно в это время расширяется политическое и хозяйственное освоение Северного Кавказа, жестокость феодально-великодержавной политики царизма вызывает упорное сопротивление горских народов.

Положение осложнялось еще и религиозной враждой, раздуваемой Турцией и Ираном с одной стороны, царским правительством — с другой.

Значительная часть горцев Северного Кавказа оказалась втянута в героическую, но бесперспективную борьбу. В огне несправедливой "Кавказской войны" погибло немало и русских людей.

В 1826 году в Отдельный Кавказский корпус переводятся "прикосновенные" — капитан В. Д. Вольховский и полковник Н. Н. Раевский-младший. Оба они привлекались к следствию, но за неимением точных улик виновными и не были признаны. Дружба со многими декабристами делала их в глазах Николая I людьми неблагонадежными. И здесь на Кавказе они не скрывали своего доброго отношения к разжалованным друзьям.

Такие отношения с "некоторыми лицами, принадлежавшими к злоумышленным обществам", вызвали гнев Николая I. Н. Н. Раевский вскоре был "отрешен от командования" Нижегородским драгунским полком и переведен в Уланскую дивизию. В 1837 году он оказался на Кубани в должности начальника укреплений Черноморской береговой линии.

Как раз в это время в отряде находились декабристы. Многие офицеры продолжали с ними дружеские отношения.

В отличие от Раевского, со временем отошедшего от тесных контактов в декабристами, А. А. Вельяминов продолжал относиться к ним доброжелательно. Вспоминая о встрече с генералом, Лорер замечал: "Вельяминов не был педантом в мелочах и всегда оставался строг по службе, однако при первом свидании с нами он сказал: "Помните, господа, что на Кавказе есть много людей в черных и красных воротниках, которые следят за нами".

В 1834 году под начальством Вельяминова находился писатель — декабрист А. А. Бестужев-Марлинский. Он принимал участие в строительстве укрепления на реке Абин, прокладке дороги от Ольгинского тет-де-пона к Геледжику. Генерал дважды представлял его к офицерскому званию, обращаясь к царю, но безрезультатно.

В 1836 г. А. А. Бестужев делает еще одну попытку облегчить свою участь через графа М. С. Воронцова. Здоровье его основательно расшаталось после долгого пребывания в Геленджике и Гаграх, где свирепствовали цинга, малярия. Но Николай I и здесь остался верен себе.

Летом 1837 г. Бестужев принимает участие в десанте на мыс Адлер. 7 июля, идя в передовой цепи, декабрист был убит, его тело не удалось найти.

Московского пехотного полка. После декабрьского восстания арестован и осужден по VII разряду Оказавшись на Кавказе, определен рядовым в 41-й егерский полк.

Владимир Сергеевич прослужил на Кавказе в общей сложности около 25 лет. Хорошо зная край, Толстой в 60—70-х годах прошлого века опубликовал в ряде журналов немало статей о народах Кавказа, их быте, о военных экспедициях, оставил превосходные этнографические зарисовки. Находясь на Кубани, он много раз приезжал в адыгейские аулы. В составленных им записках и донесениях раскрывается облик противника проведения колониальной политики царизма на Кавказе и Кубани среди адыгов.

Недавно автору этой статьи удалось обнаружить записки декабриста, в которых Толстой дал характеристики "разным лицам, при коих мне приходилось служить или близко знать". "Биографии" не предназначались для публикации при жизни автора, о чем он сам уведомил в заключительных строках рукописи.

Встречаясь с кавказским начальством, Толстой знал о нем очень много. Рассказывая, например, о закубанской экспедиции 1837 года, участником которой он был вместе с другими декабристами, Толстой вспоминал: "В походе всегда полы палатки Вельяминова были подняты для прохлады, и весь отряд видел, как он лежит на своей походной кровати, читая книгу. В закубан- ских походах он читал философический лексикон Вольтера".

Будучи областным начальником, Вельяминов не обращал никакого внимания на гражданское управление, а командовавший Отдельным Кавказским корпусом барон Г. В. Розен превратил Тифлис, как пишет Толстой, "в новый Содом и Гоморру, к тому же и войска, расположенные в Закавказье, были распущены до безобразия и более служили насыщением корысти начальников, чем военным целям".

Вполне естественно, что такие характеристики вряд ли могли увидеть свет в царское время, да к тому же долгое время "Биографии" были анонимными, их авторство установлено сравнительно недавно.

Кроме крепости Прочный Окоп, декабристы не раз бывали в Екатеринодаре, Ольгинском укреплении, Ивановской, Анапе, Геленджике, Тамани, в других населенных пунктах края. Имен но в Тамани весной каждого года собирались войска для от правления в экспедиции на Черноморское побережье, для строительства там небольших укреплений и крепостей. Сырой климат этих мест, порождавший малярию, уносил ежегодно огромное количество жизней.

Вот в одном из таких укреплений — форте Лазаревском 10 октября 1839 года умер А. И. Одоевский, "милый Саша", как называл его М. Ю. Лермонтов. Скончался декабрист на руках своего друга, тоже декабриста К. Г. Игельстрома.

А. И. Одоевский оказался на Кавказе в 1837 году вместе с Н. И. Лорером, М. М. Нарышкиным, М. И. Назимовым, В. Н. Лихаревым, А. И. Черкасовым. Летом 1839 года Одоевский был прикомандирован к 4-му батальону Тенгинского полка. По Кубанской кордонной линии он приезжает в Тамань, где уже находился Лорер, а из Прочного Окопа прибыли Назимов, Нарышкин, Лихарев и Игельстром. Друзья устроили вечеринку, на которой присутствовал Левушка Пушкин. В те дни в Тамани декабристы познакомились с Н. П. Огаревым. "Встреча с Одоевским и декабристами, — писал позднее Огарев, — возбудила все мои симпатии до состояния какой-то восторженности. Я стоял лицом к лицу с нашими мучениками, и я — идущий по их дороге, я — обрекающий себя на ту же участь... Это чувство меня не покидало".

Незадолго до кончины Одоевского с ним виделся Лорер, вот как он описывает свое прощание с поэтом: "Лодка с Одоевским отчалила от парохода, я долго следил за его белой фуражкой, мы махали платками, и пароход наш пыхтел, шумя колесами, скоро повернул за мыс, и мы наглядно расстались с нашим добрым, милым товарищем. Думал ли я, что это было последнее с ним свидание...".

Николая Ивановича Лорера современники называли "веселым страдальцем". Тяжкие испытания не сломили его оптимизма. Он был многосторонне образован, музыкально одарен, писал стихи и рассказы, тонко чувствовал природу. Лорер оставил "Записки", которые помогают представить живо и образно быт, военную службу декабристов, много страниц посвящено в них описанию Кубани, Тамани, где он прожил более 4 лет. В двадцатых числах декабря 1840 года в Тамани Лорер впервые познакомился в М. Ю. Лермонтовым, который ехал в Анапу, в штаб-квартиру Тенгинского полка. "Я жил тогда в Фанагорийской крепости в Черномории, — пишет декабрист. — В одно утро явился ко мне молодой человек в сюртуке нашего Тенгинского полка и рекомендовался поручиком Лермонтовым, переведенным из лейб-гусарского полка, — он привез мне из Петербурга от племянницы моей Александры Осиповны Смирновой письмо и книгу..."

Только в феврале 1842 года Лореру удалось получить отставку, покинув Тамань, он выехал в Херсонскую губернию, в сельцо Водяное.

В послужном списке декабриста Константина Густавовича Игельстрома значилось: "российский, французский, немецкий, английский, польский языки знает", обучался "практике снимания мест, полевой и долговременной фортификации, минному искусству, артиллерии". 24 декабря 1825 года солдаты батальона Игельстрома отказались присягать Николаю I и оказали сопротивление военному начальству. Он послал члена тайного общества прапорщика Воеховича в Самогитский гренадерский полк с призывом поддержать саперный батальон. Узнав об аресте своего посланца, Игельстром сделал неудачную попытку освободить его из-под стражи.

Игельстрома арестовали, но он успел со своим денщиком передать все бумаги "Общества военных друзей" невесте декабриста А. И. Вегелина — Ксаверии Рукевич. Она сожгла все улики, за что по приговору военного суда была отправлена в женский монастырь, под строгий присмотр.

Ознакомившись с делом Игельстрома, Николай I наложил резолюцию: "весьма повесить", и лишь по заступничеству крестного отца юноши, брата царя — Константина, повешение было заменено каторгой. Только в 1836 г. в виде "высочайшей милости" Игельстрому разрешили отправиться рядовым в Отдельный Кавказский корпус. Он строил укрепление Махошев- ское (ныне город Лабинск) на реке Лабе, форты Лазаревский и Головинский.

Среди солдат и офицеров Игельстром пользовался любовью и уважением. Человек благороднейших и честных правил, добрый и верный товарищ — так характеризовал его декабрист А. П. Беляев, с которым он вместе участвовал в закубанской экспедиции генерала Засса, отправившись туда из Прочного Окопа.

Живой, общительный нрав декабриста позволял ему быстро сходиться с казаками и горцами. Любовь к нему выразилась, например, в том, что они переделали его фамилию на свой лад, а построенную им дорогу назвали "илгостромовской".

В 1842 г. декабрист женился на екатеринодарке Б. Б. Эльзингк, а на следующий год вышел в отставку и уехал в Таганрог где служил в таможенном ведомстве.

О декабристе М. А. Назимове известно не так уж много. В "Алфавите декабристов" о нем сказано: "Штаб-капитан лейб- гвардии Конно-пионерского эскадрона. Сначала не сознавался, а потом показал, что с 1823 г. он член Общества, которого цель — введение конституции, — знал. Читал конституцию Муравьева, слышал об обществе на юге и в Польше, также о республиканской конституции Пестеля. По приговору Верховного Суда осужден к лишению чинов и дворянства и к ссылке в Сибирь на поселение бессрочно".

Только в 1837 году Назимов оказался на Кубани. Познакомившись и сдружившись с Лермонтовым, Назимов неоднократно навещал поэта в Ставрополе в 1840 году "Когда же случалось приезжать из Прочного Окопа (крепость на Кубани) рядовому Михаилу Александровичу Назимову... то кружок особенно оживлялся. Несмотря на скромность свою, Михаил Александрович как-то само собой выдвигался на почетное место, и все, что им говорилось, бывало выслушиваемо без перерывов и шалостей..." — писал А. Д. Есаков.

О том, что Лермонтов близко сошелся с Назимовым и другими декабристами, что они доверяли друг другу, говорит следующий факт.

В 1875 г. А. И. Васильчиков опубликовал в газете "Голос" небольшую заметку, в которой в частности говорилось: "Когда в невольных странствиях и ссылках удавалось ему (Лермонтову. — В. З.) встречать людей другого закала, вроде Одоевского, он изливал свою современную грусть в души людей другого поколения, других времен. С ними он действительно мгновенно сходился, их глубоко уважал, и один из них, еще ныне живущий. М. А. Назимов, мог бы засвидетельствовать, с каким потрясающим юмором он описывал ему, выходцу из Сибири, ничтожество того поколения, к коему принадлежал".

Несмотря на неоднократные просьбы выйти в отставку, Назимов получить ее смог только в 1845 г. Поселившись в Псковской губернии, принимает активное участие в осуществлении реформ Александра II. В своем селе Богрецове открыл школу для крепостных детей. Однако в 1865 г. он бросает свои общественные занятия и последующие 23 года жизни провел в уединении. Вероятно, Назимов разочаровался в реформах, хорошо понимая, что "на место сетей крепостных люди придумали много иных".

Рассказ о декабристах, побывавших на Кубанской земле, нельзя ограничить только перечисленными именами. Отбывали ссылку в нашем крае братья А. П. и П. П. Беляевы, А. Н. Сутгоф, Н. А. Загорецкий. Декабрист С. И. Кривцов служил в 6-м Черноморском линейном батальоне. В 1833 г. он как переводчик сопровождал известного французского путешественника Фредерика Дюбуа де Монперэ. В своей книге, вышедшей в 1839 году в Париже, путешественник обозначил его инициалами "М. К.", то есть "месье Кривцов".

"Когда я служил в гвардии, я стремился, снедаемый честолюбием, только к почестям; я знал жизнь только со стороны ее интриг, светских развлечений и надменного довольства, свойственного привилегированным классам. Я видел в себе и других только эполеты и мундир...

Внезапно из человека, все достоинство которого заключалось в его блестящем мундире, я обратился в человека, ценного только как личность. Мое я, и мое сердце — вот все, чем я обладал. Вычеркнуты из жизни, обреченный на гражданскую смерть, лишенный чести и всякой надежды, я был низвергнут осуждением... Заглянув в самого себя, я ужаснулся своей внутренней пустоте. Мне казалось, что, отняв у меня мундир, у меня отняли все...

Мне захотелось быть человеком; они могли закрыть мне двери ко всякому общественному положению, но они не могли мне запретить стать человеком... Поверьте мне, что, хотя это положение простого солдата для меня самое тяжкое из всех, которое они могли мне предложить, я принял известие о своем разжаловании со слезами радости, так как это роднило меня с другими сынами России".

Вместе с путешественниками Кривцов приезжал в Тамань и составил описание археологическим памятникам уникального места.

Декабристы В. Н. Лихарев, А. И. Велеин, В. М. Голицын. Александр Федорович Вадковский, служивший в Таманском гарнизонном полку в 1826 г., участник взятия Анапы, уволенный в 1830 г. по болезни с учреждением строгого надзора. Это, наконец, Д. А. Арцыбашев, М. М. Нарышкин и многие другие. По- разному складывалась судьба каждого, но общим было то, что, несмотря на невзгоды и лишения, они до конца оставались честными, прямыми людьми, ненавистниками крепостничества. Оказавшись на Кавказе, они оставили глубокий след в истории общественной мысли и культуры этой далекой окраины Родины. Они принесли сюда революционные идеи и вписали яркие страницы в историю содружества народов Кавказа.

Уезжая на родину, декабрист А. Е. Розен писал: "Прощай, Кавказ! Красуйся не одной природою, но и благосостоянием твоих обитателей".

В этих словах отразилась основная мысль декабристов, что смысл их жизни на Кавказе заключался отнюдь не в том, чтобы "искупить вину" перед Николаем I, а в высоком гражданском предназначении — способствовать всестороннему сближению национальной культуры народов Кавказа с культурой русского народа.

Восстание 14 декабря 1825 г. стало яркой страницей в истории народов нашей страны.

К большому сожалению, на всем Северном Кавказе до сих пор нет ни одного музея декабристов, кроме народного музея в станице Прочноокопской. Учитывая то, что почти все декабристы, оказавшиеся на Кубани, были в Тамани, я думаю, что будет уместным создание именно в Тамани на территории бывшей крепости Фанагории музея, посвященного провозвестникам свободы.

* * *

Впервые Лермонтов встретился с участниками восстания на Сенатской площади в 1837 г., находясь на Кавказе и Кубани. Дело в том, что еще летом Николай I, снисходя к просьбам "государственных преступников", отдал приказ о переводе восьмерых на Кавказ. А. И. Одоевский, В. Н. Лихарев, М. А. Назимов и М. М. Нарышкин ехали вместе и прибыли первыми. Назимова и Нарышкина из Ставрополя отправили в крепость Прочный Окоп. Прибывший позже Н. И. Лорер был переведен в Тенгинский пехотный полк, куда был определен в начале 1838 г. и В. Н. Лихарев.

Вернувшись из Тамани в Ставрополь Лермонтов пробыл там до 22 октября и только потом отправился в свой полк, выехал один. Мнение, что Лермонтов отбыл в Нижегородский полк вместе с декабристом А. И. Одоевским, недостоверно и вот почему.

Декабристов Н. И. Лорера, М. А. Назимова, ММ. Нарышкина, А. И. Черкасова, с которыми ехал и Одоевский, везли под конвоем. Строгости были такие, что отец Одоевского едва добился разрешения на кратковременное свидание с сыном.

Государя и декабристов немедленно выслали в связи с поступившим распоряжением.

Одоевский в сопровождении тобольского казака Тверинова выехал к месту назначения в Нижегородский полк 8 октября. Для Лермонтова это были лишь первые дни пребывания в Ставрополе.

22 октября прапорщик Лермонтов, получив в Комиссии Ставропольского депо прогонные деньги "от Пятигорска до Тамани и обратно до Ставрополя", выехал в Закавказье, в свой полк.

Встреча двух поэтов Лермонтова и Одоевского произошла где-то на Кавказе или даже в Закавказье. Кроме приведенного исторического комментария имеется еще одно немаловажное свидетельство. Оно принадлежит самому Лермонтову. Речь идет о знаменитом стихотворении "Памяти А. И. О.......... го".

Я знал его, мы странствовали с ним В горах востока, и тоску изгнанья Делили дружно...

"Кроткий, умный, прекрасный Александр" (так говорили об Одоевском друзья) мечтал посвятить себя искусству и науке, но вступил в тайное общество и вышел на Сенатскую площадь. После долгой сибирской каторги ему тоже удалось получить направление на службу рядовым на Кавказе. Уже в Ставрополе он получил назначение в Нижегородский драгунский полк, где числился и Лермонтов.

Встречи двух поэтов были короткими, но запоминающимися. Узнав в 1839 г. о смерти друга, Лермонтов с глубокой грустью пишет проникновенное стихотворение "Памяти А. И. О<доевско>го":

Но он погиб далеко от друзей!..
Мир сердцу твоему, мой милый Саша!

Пусть тихо спит оно, как дружба наша

Лермонтов вновь встречается с декабристами во время своей второй ссылки в 1840 г.

К этому времени В. Н. Лихарев успел принять участие в десанте 12 мая 1838 г. под Туапсе, в жестоком бою он был ранен и отправлен в госпиталь, который размещался на территории Фана- горийской крепости. В сентябре того же года его встретил М. Ф. Федоров, который позже вспоминал: "На вид ему было не более как 35 лет, худощав, болезненного вида, молчалив. Постоянно или читал, или раскладывал пасьянс. Товарищи его рассказывали, что он незадолго до происшествия 1825 года женился и жена по отправлении его в Сибирь родила сына. Но она не последовала примеру Трубецкой, Волконской и других, разделивших участь своих мужей, а осталась в России и вышла замуж".

"10 августа 1838 года. Тамань.

Милая и дорогая Катя!

Я заболел гораздо серьезнее, чем раньше, после моего последнего письма... Генерал заставил меня покинуть отряд, где я, конечно, умер бы, ибо трудно представить себе, что такое лагерная жизнь на войне. Итак, теперь я в Тамани (Тамань или скорее Фанагория), потому что я в крепости, в госпитале и до сих пор не могу вернуть ни здоровья, ни сил. Я никогда не решился бы просить об этом переводе и обязан им исключительно дружбе генерала (Н. Н. Раевского — авт.), этот перевод, может быть, спасет мне жизнь... В последних письмах я не имел мужества говорить снова о моем печальном положении ни матери, ни Вам, мой дорогой друг. Я все время ждал хоть слова в ответ на мои повторные мольбы со времени моего отъезда из Сибири.

... Я никому на свете не жаловался на мою семью и сохранил в своем сердце все горести, разрывавшие его в течение стольких лет. Я обращаюсь к чувству справедливости и гуманности..."

июля. Об их встрече и о гибели декабриста в том бою написал позже Лорер:

"Сражение подходило к концу, и оба приятеля шли рука об руку, споря о Канте и Гегеле, и часто, в жару спора, неосторожно останавливаясь. Но горская пуля метка, и винтовка редко дает промахи. В одну из таких остановок вражеская пуля поразила Лихарева..."

За боевые заслуги 1840 г. декабрист был произведен в унтер- офицеры, но приказ не застал его в живых.

Николая Ивановича Лорера (1795—1873) современники называли "веселым страдальцем". Тяжкие испытания не сломили его оптимизма. Он был многосторонне образован, музыкально одарен, писал стихи и рассказы, тонко чувствовал природу.

Лорер, майор Вятского пехотного полка, был членом Южного общества и ближайшим соратником П. И. Пестеля. Спустя несколько дней после ареста П. И. Пестеля и Лорера в Зимнем дворце его лично допросил сам император Николай I. По приговору Верховного Суда майора Лорера причислили к 4-му разряду государственных преступников и должны были сослать в Сибирь на 15 лет каторжных работ, а затем на вечное поселение. Но по "Высочайшей конфирмации" Николая I приговор смягчили, сократив срок каторги до 12 лет.

его перевели рядовым на Кавказ, в отдельный корпус. Еще будучи в Сибири он начал писать воспоминания. Кавказскому периоду жизни в этих записках, впервые увидевших свет лишь в 1931 году, уделено много места.

Думал ли офицер Отечественной войны 1812 года, что на сорок втором году жизни он вновь станет рядовым солдатом — "нижним чином". В Ставрополе осенью 1837 г. после представления декабристов командующему Кавказской линией и Чер- номорией генералу А. А. Вельяминову, Лорера определили в Тенгинский пехотный полк, квартировавший в станице Ивановской на Кубани. Декабрист принимал участие во многих военных экспедициях под командованием генерала Н. Н. Раевско- го-младшего, тоже "прикосновенного" к декабристскому движению и благожелательно относившегося к участникам декабрьских событий 1825 г.

"Пусть не удивляются читатели тому, что в рассказах моих о кавказской жизни, — пишет Лорер, — часто встретит он как меня, так и многих других сосланных и разжалованных в обществе начальников своих различных степеней военной иерархии не как подчиненных, а на ноге товарищеской, дружеской, вежливой и учтивой. Ермолов внушил это правило Кавказскому корпусу, и приличное отношение к разжалованным соблюдалось и соблюдается там и поныне".

В 1838 г. в Тамани Лорер сближается со Львом Пушкиным, и они вместе принимают участие в военных операциях на Черном море. За отличие в боях Лорера производят в унтер-офицеры, а затем в прапорщики. В Тамани же в декабре 1840 г. состоялось его знакомство с Лермонтовым.

Летом 1841 г. Лорер получил разрешение выехать на лечение в Пятигорск. Здесь тогда находился его племянник офицер А. И. Арнольди, приехавший на воды с художником Р. К. Шведе, у которого он учился живописи. Роберт Константинович Шведе, известный в последствии портретист, написал здесь портрет декабриста, изобразив Лорера на фоне долины Подкумка и Эльбруса. Лорер на портрете — в расстегнутом офицерском сюртуке без эполет, с суковатой палкой руке. Тонкий живописный мазок, четкий рисунок, сочность колорита отличают эту работу художника.

Лорер был и участником бала, устроенного поэтом 8 июля в парке "Цветник" возле грота Дианы.

"При полном рассвете я лег спать. Кто думал тогда, кто мог предвидеть, что через неделю после такого веселого вечера настанет для многих, или лучше сказать для всех нас, участников, горесть и сожаление?

В одно утро я собирался идти к минеральному источнику, как к окну моему подъехал какой-то всадник и постучал в стекло нагайкой. Обернувшись, я узнал Лермонтова и попросил его слезть и войти... Мы поговорили с ним несколько минут и потом расстались, а я не предчувствовал, что вижу его в последний раз... Дуэль его с Мартыновым уже была решена, и 15 июля он был убит".

Утром 16 июля 1841 г. от декабриста А. И. Вигелина Лорер узнал о трагической гибели поэта и в числе однополчан участвовал в похоронах Лермонтова. "Ежели бы гром упал к моим ногам, я бы и тогда, думаю, был менее поражен, чем на этот раз... На другой день были похороны при стечении всего Пятигорска. Представители всех полков, в которых Лермонтов волею и неволею служил в продолжение своей короткой жизни, нашлись, чтоб почтить последнею почестью поэта и товарища. Полковник Безобразов был представителем от Нижегородского драгунского полка, я — от Тенгинского пехотного, Тиран — от лейб- гусарского и А. А. Арнольди — от Гродненского гусарского. На плечах наших вынесли мы гроб из дому и донесли до уединенной могилы кладбища на покатости Машука... Печально опустили мы гроб в могилу, бросили со слезою на глазах горсть земли, и все было кончено".

полным правом можем причислить к ближайшим кавказским спутникам поэта.

— это их объединяло. Вспоминая о чтении романа "Герой нашего времени", декабрист И. Д. Якушкин писал: "... Какой прекрасный талант был у этого Лермонтова, слушаешь его, даже прозу, с таким же чувством удовольствия, с каким слушаешь давно знакомую хорошую музыку".

Текст предоставлен автором.

Раздел сайта: