Русские писатели и поэты на Кубани
Дубовый листок оторвался от ветки родимой
И в степь укатился, жестокою бурей гонимый;
Засох и увял он от холода, зноя и горя
М. Ю. Лермонтов.
В творчестве многих русских писателей и поэтов XIX века Кавказ и Кубань сделались своеобразной Меккой. Да и как могло быть иначе. Оказавшись в этих местах, увидев быт и нравы местных жителей, услышав песни терских казаков – никто из них не мог молча пройти мимо. И для всех, кто с этим соприкоснулся, увиденное вошло в жизнь и творчество как личная тема. И, как справедливо было замечено, русская литература усыновила Кавказ, «открытый» ещё А. С. Пушкиным, и этим выразила свое определенное внимание к народу, населявшему эти места.
«С легкой руки Пушкина, — писал В. Г. Белинский, — Кавказ сделался для русских поэтов заветною страною не только широкой, раздольной воли, но и неисчерпаемой поэзии, страною кипучей жизни смелых мечтаний!..»
И, действительно, после «Кавказского пленника» Пушкина, который в 20-30-е г. г. прошлого века был необычайно популярен, многие стихотворцы стали подражать поэту. Но не только известные и популярные писатели и поэты обращались к этой теме, в печати стали появляться произведения мало известных и даже совсем неизвестных авторов.
«Тифлиских ведомостях» в 1832 г. появилось подписанное инициалами П. Б…ий Н…ко, стихотворение «Гребенский казак». Тема стихотворения — прощание молодого казака со своей возлюбленной перед отъездом к чеченцу-кунаку за Терек. Казачка спрашивает своего любимого:
Ты за Терек идешь? — оставляешь меня!
Ненаглядный! Зачем оседлал ты коня?
Из станицы родной на чей зов ты спешишь?
Вижу, дротик в руке
…
Лихой гребенец утешает её, говорит, что скоро вернется. Но любимая не верит его словам, её томит тяжкое предчувствие:
Там в ауле чужом.
На Кавказе седом,
За родную страну ляжешь ты головой!
и Кубань заняли особое место — поэты не раз бывали здесь, сохранилось не мало интересных произведений, написанных об этих удивительных местах. В первой половине XIX в. под Кавказом понимали огромную географическую территорию от Черного моря до Каспийского и от Кубани до границы с Турцией в Закавказье. Первым, кто отметил эту особую близость наших великих русских поэтов с Кавказом, был В. Г. Белинский:
«Кавказ взял полную дань с музы нашего поэта — писал критик… Странное дело! Кавказу как будто суждено быть колыбелью наших поэтических талантов, вдохновителем и пестуном их музы, поэтическою их родиною!
Пушкин посвятил Кавказу одну из первых своих поэм — «Кавказского пленника», и одна из последних его поэм — «Галуб» — тоже посвящена Кавказу. Грибоедов создал на Кавказе свое «Горе от ума»… И вот является новый великий талант — и Кавказ делается его поэтической родиной, пламенно любимой им; на недоступных вершинах Кавказа, венчанных вечным снегом, находит он свой Парнас; в его свирепом Тереке, в его горных потоках, в его целебных источниках находит он свой Кастальский ключ, свою Ипокрену…»
Кавказ по-разному входил в жизнь Лермонтова. Каким он его представлял, когда проезжал ещё ребенком с бабушкой на Горячие Воды вначале через Воронеж, а дальше через земли Донских казаков: Новочеркасск, малые и большие почтовые станции на Кубанской кордонной линии? Не сохранилось записей юного Лермонтова, но судя по тому что, дошло до нас, мы можем с уверенностью сказать — мальчик зорко и внимательно всматривался в окружающий мир. Когда ему было четырнадцать неполных лет в его первой поэме «Черкесы» появились, например, описания казачьих сторожевых постов, которые в точности соответствовали видимой им раньше картине:
На холмах маяки блистают;
Их копья острые блистают,
Друг друга громко окликают…
В пятнадцатилетнем возрасте Лермонтов вспомнил как он «на водах Кавказских» испытал первое трепетное чувство. «Кто мне поверит, что я знал уже любовь, имея 10 лет от роду?»
Шли годы, было время когда юноша увлекся Испанией, когда запоем читал французских, английских и немецких авторов, но он помнил о Кавказе и… тосковал о нем…
Пять лет пронеслось: все тоскую по вас.
В одной из своих тетрадей юноша записал: «Синие горы Кавказа, приветствую вас! Вы взлелеяли детство мое; вы носили меня на своих одичалых хребтах, облаками меня одевали. Вы к небу меня приучили, и я с той поры все мечтаю об вас да о небе. Престолы природы, с которых как дым улетают громовые тучи, кто раз лишь на ваших вершинах Творцу помолился, тот жизнь презирает, хотя в то мгновенье гордился он ею!.. Как я любил твои бури, Кавказ! Те пустынные громкие бури, которым пещеры как стражи ночей отвечают!.. На гладком холме одинокое дерево, ветром, дождями нагнутое, иль виноградник, шумящий в ущелье, и путь неизвестный над пропастью. Нежданный. И страх после выстрела: враг ли коварный иль просто охотник… все, все в этом крае прекрасно. Воздух там чист, как молитва ребенка. И люди, как вольные птицы. Живут беззаботно; война их стихия; и в смуглых чертах их душа говорит, в дымной сакле, землей иль сухим тростником покровенной, таятся их жены и девы и чистят оружье, и шьют серебром — в тишине увядая душою — желающей, южной. С цепями судьбы незнакомой». Какое красноречивое признание в любви к свободному, всегда прекрасному краю, к его людям…
В Школе Гвардейских подпрапорщиков и кавалерийских юнкеров Лермонтов прочел повести А. А. Бестужева-Марлинского «Аммалат-бек» и «Мулла-Нур» и рука невольно потянулась к карандашу. В юнкерском альбоме сохранились иллюстрации, сделанные Лермонтовым к этим произведениям. Нас до сих пор поражает, с какой точностью он рисует нападение горцев на казачье укрепление, его внутренний вид, так и кажется, что этот рисунок сделан с натуры где-нибудь на Кавказской линии. Детские впечатления действительно наиболее устойчивы. Память поэта удержала их и много лет спустя. Лермонтов блестяще воспроизвел на бумаге увиденные картины.
1837 год стал переломным в судьбе поэта. Изменения коснулись всего — жизни, творчества. Лермонтов вновь едет на Кавказ, хотя и не по своей воле. Из Петербурга он успел отправить Святославу Раевскому письмо, в котором предвосхитил свою будущую славу:
«Прощай, мой друг. Я буду к тебе писать про страну чудес — восток. Меня утешают слова Наполеона: Великие имена создаются на Востоке»…Ему было только двадцать два года от роду, он ехал в ссылку, не зная, что его ждет в этом, с детства знакомом, краю, но поэт готовился воспринимать его внимательно, хотел отразить в своем творчестве все события, которые будут с ним происходить.
Сейчас нам легко говорить об этом потому, что в романе «Герой нашего времени», в стихах и поэмах описаны Ставрополь и Кубань, маленькие города на Кавказских Минеральных Водах, Военно-Грузинская дорога, поездки по Кабарде и Чечне, посещение Владикавказа и Тифлиса, долины Грузии, вершина Казбека, сияющая «как грань алмаза» — ничто не ускользнуло от его взора.
И действительно, вернувшись с Кавказа, поэт вдруг стал великим, о нем заговорили в обществе, он был, как говорится, «нарасхват», его жаждут видеть в Высшем свете. Все это было для него ново и в письме к М. А. Лопухиной он не удержался, чтобы это не отметить: «Весь свет, который я оскорблял в своих стихах, старается осыпать меня лестью; самые хорошенькие женщины выпрашивают у меня стихи и хвастаются ими, как величайшей победой».
В последние четыре года своей жизни, Лермонтов создал немало прекрасных произведений, в которых так или иначе описан Кавказ. Это и «Казачья колыбельная песня», и «Дары Терека», «Памяти А. И. Одоевского», «Я к вам пишу, случайно — право…», больше нам известное как «Валерик», «Спор», «Сон» и многие другие.
Покидая в 1841 году Петербург, Лермонтов снова ехал на Кавказ, но именно Кавказ не уберег поэта. Кавказ стал его последним приютом… Имя Лермонтова увековечено здесь в названиях населенных пунктов и улиц, школ и библиотек. Поэту установлены памятники в Пятигорске и Геленджике, Тамани, Кисловодске.
«по казенной надобности» следовал поэт, и вы увидите бесконечные кубанские степи и кубанских казаков, белоснежные вершины Казбека и Шат-горы, бурный Терек и не умолкающие волны Черного моря.
Представьте на миг: за спиной остался Петербург. Лермонтов проехал Москву, Воронеж, Новочеркасск, впереди дорога в страну, которую он видел последний раз в десятилетнем возрасте…
С тех пор прошло тяжелых много лет,
И вновь меня меж скал своих ты встретил.
Как некогда ребенку, твой привет
Он пролил в грудь мою забвенье бед,
И дружно я на дружный зов ответил;
И ныне здесь, в полуночном краю,
Все о тебе мечтаю и пою.
создатели литературной экспозиции «Дома Музея Лермонтова в Тамани»