БАРБЬЕ
(Barbier) Анри-Огюст
(в России привычнее: Огюст Барбье, 1805–1882), французский поэт, переводчик, член Французской академии (1870). Родился в семье адвоката, учился в лицее Генриха IV, затем продолжил образование в юридической школе. Дебютировал в 1830 г. сатирической поэмой «Добыча». Литературную известность Б. принес стихотворный сборник «Ямбы» (1831, [1]), в котором Б. выражал свою симпатию и сочувствие участникам Июльской революции 1830 г. и обрушивался на корыстных и трусливых французских буржуа. Поэзии Б. свойственна политическая ангажированность, пафос свободы, сатирическая направленность в сочетании с сочувственным изображением социальных низов, синтез конкретной бытовой детали и аллегории. Переводил Шекспира («Юлий Цезарь», 1848), Колриджа («Сказание о старом мореходе», 1877).
г., следовательно, Л. знакомился с поэзией Б. в оригинале. По свидетельству А. П. Шан-Гирея [3], Л. в марте 1840 г. читал «Ямбы». Однако знакомство Л. с лирикой Б. произошло раньше, о чем свидетельствует тот факт, что стихотворение Л. «Не верь себе» (1839), нередко называемое самым загадочным стихотворением Л. [6], содержит эпиграф, взятый из «Пролога» к «Ямбам» Б.: «Que nous font apres tout les vulgaires abois / De tous ces charlatans qui donnent de la voix, / Les marchands de pathos et les faiseurs d’emphase / Et tous les baladins qui dansent sur la phrase?» («Какое нам, в конце концов, дело до грубого крика всех этих горланящих шарлатанов, торговцев пафосом и мастеров напыщенности и всех акробатов, танцующих на фразе?»). Л. в первой строчке заменил одно слово оригинала: вместо «Que me font» («Какое мне дело») написал «Que nous font» («Какое нам дело»). С первой строкой эпиграфа перекликается стихотворная строка: «Какое дело нам, страдал ты или нет?». Эти приемы позволили сделать более отчетливой и выразительной антитезу «поэт» / «толпа», являющуюся конструктивным принципом стихотворения.
«Смерть поэта», «Поэт», «Дума», «Последнее новоселье», «Демон»). Это отметил и дал любопытную трактовку О. Мандельштам: «Отзвуки его голоса мы слышим у Лермонтова и даже у Тютчева (когда он говорит о Наполеоне). Но в поэзии Барбье нас пленяет даже не страсть, не буйство образа, а одна почти пушкинская черта: уменье одной строкой, одним метким выражением определить всю сущность крупного исторического явления» [5]. В свою очередь, лермонтовская поэтическая традиция способствовала восприятию поэзии Б. в русской культуре [4].
Лит.: 1) Barbier A. Iambes. — P.: P. Masgana, 2010; 2) Алексеев М. П. Огюст Барбье // Барбье О. Ямбы и поэмы. — Одесса: Гос. изд. Укр., 1922. — С. 5–40; 3) М. Ю. Лермонтов в воспоминаниях современников / 2-е изд. — М.: Худ. лит., 1972; 4) Зисельман Е. И. Огюст Барбье и русская поэзия 1830–1840-х годов // Русская литература. — 1977. — № 3. — С. 129–140; 5) Мандельштам О. Э. Огюст Барбье // Мандельштам О. Э. Слово и культура. — М.: Советский писатель, 1987. — С. 191–193; 6) Манн Ю. В. Русская литература XIX века: Эпоха романтизма: Учеб. пособие для вузов. — М.: Аспект-Пресс, 2001. — С. 372.
В. П. Трыков