ГУМИЛЕВ

Николай Степанович (1886–1921),

поэт, прозаик, драматург, теоретик стиха, активный деятель литературного фронта, родоначальник акмеизма. Родился в семье корабельного врача в Кронштадте. Учился в Царскосельской гимназии. В 1900–1903 гг. жил в Грузии, куда получил назначение отец. По возвращении семьи продолжал занятия в Николаевской царскосельской гимназии, которую закончил в 1906 г. Уже в это время он увлекается поэзией. Первое ст. «Я в лес бежал из городов…» публикует в «Тифлисском листке» (1902). Сборник «Путь конквистадоров» (1905) ознаменовал начало его творческого пути. Вслед за первой книгой вскоре появились «Романтические цветы» (1908), «Жемчуга» (1910), «Чужое небо» (1912). С Первой мировой войной и революцией связаны книги, подготовленные самим автором к печати: «Колчан» (1916), «Костер» (1918), «Фарфоровый павильон» (1918), «Шатер» (1918) и «Огненный столп» (1921).

Г. был необоснованно причислен к участникам контрреволюционного движения (так называемый Таганцевский заговор) и расстрелян большевиками в августе 1921 г. После трагической смерти поэта в Берлине был издан сборник ст. «К синей звезде» (1923). На протяжении всей жизни Г. осмысливал тему исканий истины — личностных, национальных, христианских. Вечным вопросам памяти, души и тела, сущности и назначения поэзии, жизни и смерти посвящены лучшие его произведения.

любым испытаниям. Сложнейшие вопросы внутреннего бытия личности, феномен человеческой души он толковал с высоты православного вероучения. Многие грани его мироощущения сопоставимы с рядом тенденций, сложившихся в лирике «Золотого века» России.

Особое притяжение поэт нового времени испытывал к художественным открытиям Л. Исключительность душевных устремлений, смелость мечты, мужество в поисках совершенного бытия, действительно, роднят поэтов. В самых ранних произведениях, входящих в состав Альбома, подаренного Г. М. М. Маркс в марте 1903 г., он наметил свои творческие устремления и ориентиры. «Молодой францисканец» из одноименной поэмы Г., подобно лермонтовскому Мцыри, стремится вырваться из душной монастырской кельи на свободу, потому что «полная сил молодая душа / Бесплодно в стенах изнывает». И хотя герой «мало прожил», ему известна скрытая от многих истина «о тайнах всего мирозданья». Такое «знание» сообщает герою душевную стойкость даже перед лицом страшной смерти. Романтическая мечта о сверхвозможных способностях человека торжествует. Показательно, что уже в первых признаниях Г. отчетливо прозвучали мотивы преодоления исконных противоречий и подвижничества активной личности.

Многие находили психологические и биографические параллели между поэтами разных эпох. Л. Аллен указал на тайное родство двух художников, «как в поэтическом, так и в психологическом плане»: «Многочисленные черты сближают жизнеотношение Гумилева с жизнеотношением Лермонтова, чья жизнь и творчество отмечены неодолимым влечением к риску и опасности, презрением к всякой фальши и любым условностям. Их также связывала сильная тяга и к радости “грозовых военных забав”» [1]. Л. Хикадзе в поэме «Молодой францисканец» увидела, что Г. «конструирует образ, каким-то причудливым образом соединяющий два типа мироощущения. Черты двух человеческих характеров (Демон и Мцыри), сосуществующих в нравственно-художественном мире Лермонтова, но трагически разъединенных» [2]. Г. и сам неоднократно указывал на точки соприкосновения с великим классиком: раннее знакомство с Кавказом, обусловившее становление обоих поэтов, их внимание к теме Востока. В дружеской беседе с И. Одоевцевой Г. сделал откровенное признание: «Я с самого детства и сейчас еще больше всех поэтов люблю Лермонтова <…>. Давно пора понять, что Лермонтов в поэзии явление не меньшее, чем Пушкин, а в прозе несравненно большее <…> Это мое искреннее, глубокое убеждение. Русская проза пошла <…> с “Героя нашего времени”. Проза Лермонтова — чудо. Еще большее чудо, чем его стихи <…> Перечтите “Княжну Мери”. Она совсем не устарела. Пока существует русский язык, она никогда не устареет. Если бы Лермонтов не погиб!» [3]. Немало интересных суждений высказано Г. о Л. в «Письмах о русской поэзии», в статьях «Жизнь стиха» и «Теофиль Готье».

Л. во многом определил отношение художника Серебряного века к сущности поэзии, миссии поэта и поэтическому слову. Идеи Л. нашли отражение во многих стихотворениях Г. («Пророки», «Я и вы», «Восьмистишие», «Естество», «Слово», «Молитва мастеров» и др.) и его критических статьях («Жизнь стиха», «Анатомия стихотворения» и др.).

Особенно близкой для поэтов разных эпох становится тема трагической судьбы человека в условиях несовершенной современной действительности. Мятежные герои русских лириков, страстно мечтая о свободе, исполнены стремления возвратить миру утраченную им истинную гармонию. Мотив пути-поиска часто усложняется тягостным опытом изгнанника, непреодолимым одиночеством личности. По этой линии сопоставимы произведения Л. «Звезда» (1830), «Парус» (1832), поэма «Корсар» (1828), «Отрывок» (1832), «Воздушный корабль» (1840) и др. со стихотворениями Гумилева «Волшебная скрипка», «Старина», «Орел», «Рыцарь с цепью», «Вечер», «Снова море» поэмы «Возвращение Одиссея», «Капитаны», «Открытие Америки» и др.

бытия, безудержное движение вперед к заветной цели преображения действительности не покидает авторов поэтических текстов. Достоин славы всякий, кто встал на путь борьбы обретения вечного идеала, чьи взоры устремлены ввысь, чьи сердца исполнены безграничного мужества и отваги. Созвучно героям Л., герои Г. прославляют путешествие к далеким берегам, «просят бури», потому что их сердца исполнены отваги и мужества, а картины природы, воссозданные воображением, так же выражают высокие духовные идеалы.

Ст. военного цикла Г. «Колчан» содержат многие интонации лермонтовских текстов. Бездействие, уныние, апатия губительны для души. Самоотверженный поиск и мужественные свершения составляют смысл жизни. Склонность к постижению вечных, неколебимых явлений и процессов, стремление заглянуть за завесу неведомого, постичь сложнейшие антиномии человеческого внутреннего бытия сближает авторов разных эпох.

Поэтическое воображение Г. создало самобытные формы для воплощения высшего духовного начала, обрекшего ничтожную повседневность, рожденные ею ложные установки на бессильное угасание. Такая позиция художника раскрывала сущность романтизма нового типа, иначе, — неоромантизма.

Расхождения между художниками разных эпох, несомненно, существуют. Тем не менее, творческий поиск Г. протекал все-таки в русле, проложенном его предшественниками. Они открыли напряженное, «многострунное» (Блок) внутреннее бытие личности и его действенный стимул — сочетание прозорливых грез, предугаданий неведомого. Л. определил исток важных для себя откровений: «люблю мечты мое созданье», «я был свободен на мгновенье / Могучей волею мечты». Показательное признание свидетельствует о редкой значимости творческого воображения, предельно обогатившего сокровенный мир художника и постижение духовных основ сущего. Автор «Огненного столпа» своеобычно развил эту традицию.

Г. выразил абсолютную и целомудренную, спасительную для человека силу посланцев неба, идеальную, духовную атмосферу Божьего рая. Авторское воображение определило на редкость пластичный, живой, но соотнесенный с представлениями о высшей красоте облик небожителя. По этой линии связь Г. с мотивами ангелического звучания в творчестве Л. — очевидна.

мира и путей его духовного преображения, их взоры устремлены в сферу Божественного Совершенства, их произведения аксиологически ориентированы на религиозные ценности православного вероучения.

К сожалению, земной путь великих русских поэтов оборвался трагически рано.

Лит.: 1) Аллен Л. Н. С. Гумилев и русская литература // Гумилевские чтения: Материалы международной конференции филологов-славистов. Санкт-Петербургский гуманитарный ун-т профсоюзов и Музей Анны Ахматовой в Фонтанном Доме 15–17 апреля 1996 г. — СПб.: Гуманитарный университет профсоюзов, 1996. — С. 108–111; 2) Хикадзе Л. Гумилев и Кавказ // Литературная Грузия. — Тбилиси: Мерани. 1988. № 12. — С. 112; 3) Одоевцева И. На берегах Невы. — Вашингтон: Victor Kamkin Inc, 1967. — С. 72, 264.

В. Н. Климчукова