МЕРЕЖКОВСКИЙ

Дмитрий Сергеевич (1866–1941).

Писатель, критик, философ, теоретик символизма.

«сверхчеловечества», к тому же «один-единственный человек в русской литературе, до конца не смирившийся». [1]

«Несмирение» поэта трактуется чрезвычайно широко: не только в социальной, но и мистико-астральной сфере. По логике критика, «сверхчеловек» — это тот, кто пришел (в данной случае Л.), чтобы утвердить высшую правду на земле. Соответственно путь Л.: «оттуда — сюда», т. е. с неба на землю, в отличие от Пушкина, который шел «отсюда — туда», приобщая своего читателя к «небесным» истинам. И тогда получается, что Пушкин — «дневное светило», а Л. — «ночное» светило. С этим можно согласиться, если считать, что у Пушкина преобладали мажорные («солнечные») краски в поэзии, а у Л. — минорно-критические («жалоба на жизнь», по справедливому определению Белинского). Но ведь лермонтовская «жалоба» также поднимала человека к «свету дневному», к высшим идеалам бытия. Почему же она уподобляется «ночному» светилу? Из этого видно, что образные аналогии М. при всей их яркости далеко не во всем соответствуют подлинному духу могучей лермонтовской поэзии.

Еще больше возражений вызывает попытка М. включить уникальное лермонтовское творчество в борьбу за так называемое «религиозное народничество», т. е. еще один Новый завет, поскольку христианство, по мысли критика, отделило будто бы «правду земную от правды небесной». Предрекая замену христианства «религиозной народностью» (фактически новой религией), М. отводит Л. роль ее зачинателя, вследствие чего поэзия его характеризуется как «вечный спор с христианством». Спор, по мысли М., настолько существенный, что во всей лирике поэта якобы «нет вовсе имени Христа», и «не покорный сыну», он, т. е. Л., «покорился Матери». Для доказательства этой ошибочной, в чем-то даже еретической мысли (Сын Божий противостоит Пресвятой Богородице и отделяется от нее), критик ссылается на два-три стихотворения Л., по-своему трактуя их содержание («Я, Матерь Божия, ныне с молитвою», «Казачья колыбельная песня» и др.).

При всем том анализы М. принципиально укрупняли масштабность творческих порывов Л., его энергию в утверждении «небесных» истин, раскрывали испепеляющий пафос лермонтовской поэзии в отрицании пошлости и приниженности бездуховного человеческого существования. «Несмиренность» Л. предстает в анализах М. как редкий не только для русской литературы случай бескомпромиссной, последовательной борьбы за высшие и непреходящие ценности мироздания.

—; 2) Чуковский К. И. Мережковский и Лермонтов. // Речь, 1909, 25 янв. —; 3) Кулешов В. И. История русской критики XVIII— XIX веков. М., 1972. — С. 427–430.

С. И. Щеблыкин