БЫТИЕ
Бытие является центральным понятием в философии; оно едино, вечно и представляет собой вневременную реальность. В поэзии Л. вопрос о соотношении бытия и небытия, который возникает в процессе осмысления природы конечного и переходящего существования вещей реального мира, является одним из основных. Л. задумывается над тем, есть ли что-либо за границей всего бесконечного многообразия непосредственного бытия и что происходит с вещами после того, как они исчезают, т. е. прекращают свое земное существование: «Душа прекрасныя ее, / Приняв другое бытие, / теперь парит в стране святой, / И как укор передо мной / Ее минутной жизни след!» («Боярин Орша») [IV; 39].
Однако употребление лексемы «бытие» по отношению к жизни после смерти в творчестве Л. единично. У Л. бытие чаще всего конкретизировано именно как земное существование: «Чем дольше мука тяготит, / Тем глубже рана от нее; / Обливши смертью бытие, / Она опять его живит…» («Азраил») [III; 129]; «Пресечь должна кончина бытие: / Чем раньше, тем и лучше для нее!» («Джюлио») [III; 80]. Путь к познанию самого бытия у Л. происходит через раскрытие сущности небытия.
В произведениях Л. понятие бытие своеобразно преломляется, расширяется за счет лексического окружения и синтаксической сочетаемости данного слова. Выражение бытия земного звуки выступает в значении ‘общество, мироустройство, условия жизни’ («Страшуся поглядеть назад, — / Чтоб бытия земного звуки / Не замешались в песнь мою, / Чтоб лучшей жизни на краю / Не вспомнил я людей и муки, / Чтоб я не вспомнил этот свет, / Где носит все печать проклятья / Где полны ядом все объятья, / Где счастья без обмана нет» («1831-го января») [I; 175]). Звуки земного бытия для Л. — это предательство, обман и несправедливость, которые поэт противопоставляет иной «лучшей жизни».
Лермонтовское отношение к мироустройству выражается и в сочетании ноша бытия. Этой однообразной, скучной земной жизни поэт противопоставляет свою бунтующую гордую душу, противопоставляет жажду бытия, которая являет собой стремление к бытию истинному: «Под ношей бытия не устает/ И не хладеет гордая душа; / Судьба ее так скоро не убьет, / А лишь взбунтует…» («1831-го июня 11 дня» [I; 181]); «Мне жизнь все как-то коротка / И все боюсь, что не успею я / Свершить чего-то! — жажда бытия / Во мне сильней страданий роковых, Хотя я презираю жизнь других» («1831-го июня 11 дня» [I; 183]).
«Есть рай небесный! — звезды говорят; / Но где же? Вот вопрос — и в нем-то яд; / Он сделал то, что в женском сердце я/ Хотел сыскать отраду бытия…» («Я видел тень блаженства; но вполне…» [I; 226]).
Главная цель метаний поэта — найти эту отраду бытия. Метафорой чаша бытия Л. передает значение ‘судьба, доля, участь’: «Мы пьем из чаши бытия / С закрытыми очами, / Златые омочив края / Своими же слезами» («Чаша жизни» [I; 206]). Л. нередко в своих стихотворениях обращается к символам Средневековья. Так, для средневекового человека «судьба имела более конкретное символическое выражение: она представлялась в виде чаши, которую должен испить каждый человек» [2; 261].
Смысл жизни для Л., смысл бытия — это действие и борьба. Он высказывает свое отношение к существующему строю жизни и желание сбросить цепи бытия: «О если б взойти удалось мне туда, / Как я бы молился и плакал тогда; / И после я сбросил бы цепь бытия / И с бурею братом назвался бы я!» («Крест на скале» [II; 215]). Л. ничто не ценит так высоко, как представления, усиливающие в человеке волю. «Даже заведомо ложное понятие о действующих в мире законах может быть оправдано, — так думал Л., — если только понятие это способствует росту воли, способности действия» [1; 90]. Для Л. настоящее бытие — это жажда стремления, борьбы, бури. Действие для поэта — это не поиск наслаждения, это «жизнь затрудненная, исполненная борьбы и противоречий» [1; 91].
«Со всех сторон, / Дышала сладость бытия…» («Мцыри») [IV; 166]), с другой стороны, земное существование представлено как тяжелейшее душевное страдание («Из сердца слезы выжал я; / Как юный плод, лишенный сока/ Оно увяло в бурях рока / Под знойным солнцем бытия» («Мое грядущее в тумане») [II; 230]).
Лит.: 1)Асмус В. Круг идей Лермонтова // ЛН. Т. 43/44. Кн. I. — С. 83–128; 2)Вендина Т. И. Средневековый человек в зеркале старославянского языка. — М.: Индрик. — 2002. — 336 с.