ДИАЛОГ
В творчестве Л. намечается аналитический подход к осмыслению проблем общения. Герои Л. испытывают потребность в подлинном общении, но в реальности лишены его: они ведут словесные поединки, интеллектуальные дуэли, в такой ситуации даже дружеское общение перестает быть равноправным. Герои Л. существуют в условиях нарушенной коммуникации: они часто не слышат друг друга, отвечают не столько собеседнику, сколько спорят с собой. И. Виноградов заметил, что у Л. «общение человека с окружающим миром идет лишь в одном направлении: к тебе, а не от тебя» [3]. Часто возникают ситуации отказа от коммуникации, когда один из собеседников создает препятствия для завязывания разговора. Однако нежелание коммуникации становится стимулом к диалогу, оно усиливает стремление проникнуть в тайну, обостряет восприятие мелочей, деталей.
В общении герои не открывают свой внутренний мир другим. Лишь в кризисные, трагические моменты они приоткрывают тайники своей души, но не для самооправдания. Исповедь не приносит им облегчения, не избавляет от груза пережитого.
В произведениях Л. общение идет на нескольких уровнях, в разговоре вычленяется произносимое и подразумеваемое (Л. Бэгби назвал это «двухголосием» (double-voicing) [1]), «внешний» («открытый») и «внутренний» («скрытый», «косвенный») диалог. Б. Т. Удодов обнаружил «тяготение Л. не к монологическому, а диалогическому художественному мышлению» [6]. Это позволило ему рассмотреть «Героя нашего времени» как произведение, из которого вырос полифонический роман. Сознание Печорина исследователями воспринимается как диалогичное. В. М. Маркович рассмотрел диалог Печорина с судьбой [4], А. К. Бочарова обнаружила в последовательности поступков героя логику сократического диалога [2]. Ф. Раскольников обратил внимание на диалогичность, внутреннюю полемичность размышлений Печорина, которая обусловила такую черту его стиля, как обилие альтернативных предложений [5]. А. В. Чичерин показал, как на уровне стиля (обилие оксиморонов, парадоксов, изменение семантики восклицательного и вопросительного знаков) отражается конфликт «крайнего скептика с тайным и необузданным мечтателем» во внутреннем мире Печорина [7]. Так как в диалоге возникает второй план, то происходит смещение и в семантике знаков препинания [7].
с диалогической ситуацией [8].
В прозе Л. не столько воспроизводятся разговоры героев в форме диалогов, сколько воссоздаются коммуникативные ситуации. В их основе лежат типичные, узнаваемые коммуникативные модели (путевой диалог, светский разговор, любовное объяснение, дружеская беседа и др.). А так как из диалога выпускаются лишние детали, которые читатель способен легко досоздать, он становится лаконичным, динамичным. Выбор героями стратегии общения обусловлен их ценностными ориентациями, внутренним складом, положением в обществе, принятыми нормами.
Важную роль в диалоге играет голосовая деталь. Л. исходит из того, что слово способно обмануть – голос нет. Через голосовую деталь проступают черты характера героев. Семантически значимым становится молчание. Это не просто паузы в разговоре, молчание скрывает движения души, является репликой в диалоге.
Л. активно использует смысловой потенциал фоновых деталей (упоминание музыкальных произведений, живописных полотен, деталей одежды).
В прозе Л. совершенствуется техника диалога. Чтобы избежать лишних подробностей, тяжеловесности, многословности, писатели редуцируют те реплики героев, которые не добавляют ничего нового, а дублируют уже известное. В результате диалог перестает быть простым обменом репликами, а может представлять собой сочетание прямой речи одного из героев и комментария повествователя, в котором очерчивается общее содержание ответной реплики. Используется и такой вариант, когда репликами задается начало диалогической сцены или отдельные ее фрагменты, остальное изображается в форме повествования. Сама диалогическая сцена в таком случае получается цельной, не содержащей лакун. Слово героя может включаться в повествование как несобственно-прямая речь, поэтому ситуации общения часто воссоздаются без использования прямого, непосредственно звучащего слова героев. Повествователь рассказывает о разговоре, но, так как его речь «вбирает» в себя голоса персонажей, то создается иллюзия непосредственного коммуникативного контакта. Все это ставит вопрос об уточнении определения «диалог» в литературном произведении. Это способ воссоздания ситуации общения, который представляет собой как прямой обмен репликами, так и сочетание реплик с другими формами воспроизведения звучащей речи героев.
’s «A Hero of Our Time» // Slavic and East European Journal. Vol. 22, N 3 (Fall 1976). – P. 265-286; 2) Бочарова А. К. Об одном повествовательном пласте в романе М. Ю. Лермонтова «Герой нашего времени» // Изучение творчества М. Ю. Лермонтова в вузе и школе. Пенза, 1991. – С. 23-33; 3) Виноградов И. Философский роман Лермонтова // Виноградов И. И. По живому следу: Духовные искания русской классики. М.: Советский писатель, 1987. – С. 7-48; 4) Маркович В. М. И. С. Тургенев и русский реалистический роман XIX века (30-е – 50-е годы). Л.: Изд-во Ленингр. ун-та, 1982. 207 с.; 5)Раскольников Ф. А. «Фаталист» и проблема судьбы в «Герое нашего времени» // Раскольников Ф. А. Статьи о русской литературе. М.: Вагриус, 2002. – С. 163–179; 6) Удодов Б. Т. Роман М. Ю. Лермонтова «Герой нашего времени». М.: Просвещение, 1989. 191 с.; 7) Чичерин А. В. Очерки по истории русского литературного стиля. Повествовательная проза и лирика. М.: Худож. лит., 1977. – 445 с.; 8) Юхнова И. С. Проблема общения и поэтика диалога. Нижний Новгород: Изд-во ННГУ им. Н. И. Лобачевского, 2011. – 219 с.
И. С. Юхнова