КОСМИЗМ

Особенность мироощущения Л. — причастность к космосу, вселенной. Наиболее гармоничное состояние героев Л. связано с ощущением единства земного и небесного, именно тогда в человеке пробуждается молитвенное чувство, состояние детства, тогда и возникает ощущение вечности: «Тихо было все на небе и на земле, как в сердце человека в минуту утренней молитвы… <…> …мы шли пешком сзади, подкладывая камни под колеса, когда лошади выбивались из сил; казалось, дорога вела на небо…» [VI; 223].

Космическое мышление Л. является в своей основе религиозно-философским. Он видит в человеке замысел Божий, который сам человек обязан в себе ощущать, пробуждать и действовать сообразно ему. Достижение духовного самосознания, совершенства своей собственной природы в том, чтобы «в небесах видеть Бога», «слышать» Его, видеть Его ангелов, наслаждаться их Божественным пением. И в то же время высокие ощущения, которые не всегда возможно выразить «холодной буквой», иногда сознательно снижаются, подвергаются иронии, критике с тем, чтобы вновь и вновь исправлять ошибки, подниматься по пути рефлексии, молитвенным образом к небесному, космическому, вечному, — не только ощущать свою причастность к вселенной, но и рассказать о поразительном мистическом опыте («Ночь I», «Ночь II», «1831-го июня 11 дня», «Мой дом», «Небо и звезды», «Смерть» («Ласкаемый цветущими мечтами…»), «Молитва», «Есть речи — значенье…», «Ангел», «Сон» («В полдневный жар…») и др.)

Особенность ощущения героев Л. в том, что в лучшие минуты именно на земле они прозревают «полет ангелов», ощущают гармонию с небесным строем, космосом, причастность к космической красоте. Мцыри любуется красотой небесного свода утром, далее изображается «полдневный зной», жажда.

«В то утро был небесный свод / Так чист, что ангела полет / Прилежный взор следить бы мог; / Он так прозрачно был глубок, / Так полон ровной синевой! / Я в нем глазами и душой / Тонул, пока полдневный зной / Мои мечты не разогнал, / И жаждой я томиться стал…» («Мцыри»).

Сопричастность вселенной лермонтовских героев в том, что они легко и в то же время обоснованно используют «космические» термины: «вселенная», «земля», «земной шар», «небо», «воздушный океан», «эфир», «пространство», «бесконечное пространство», «планеты», «звезды», «светила», «метеор», «комета» и т. д.: «Когда бегущая комета / Улыбкой ласковой привета / Любила поменяться с ним, / Когда сквозь вечные туманы, / Познанья жадный, он следил / Кочующие караваны / В пространстве брошенных светил…» («Демон»).

Ощущение космоса у Л. эстетизировано. Он мыслится в качестве прекрасного, подчиненного внутренней мере как организационному и динамическому принципу. Его организация пронизана закономерностями и порядком, соответствием всех космических частей. Это равновесная, совершенная и относительно самодостаточная сущность: «На воздушном океане, / Без руля и без ветрил, / Тихо плавают в тумане / Хоры стройные светил…» («Демон»).

Слова «космос» и «космический» в лексиконе Л. не встречаются, но частотно употребление лексемы «вселенная». Герои Л. свободно используют это слово-образ: как само понятие, так и бесконечность вселенной являются для них чем-то реально ощущаемым, как будто они жители вселенной. Вселенная бесконечна по формам существования, и понимание ее Л. и его героями соответствует этому: оно эмоционально, иррационально, но абсолютно непротиворечиво.

Вселенная — обитель всего, она безбрежна, необозрима, хотя в некоторых случаях Л. использует лексему «стороны», понятие «края вселенной» («Ангел смерти»): «Таков наш рок, таков закон; / Наш дух вселенной вихрь умчит / К безбрежным, мрачным сторонам» («Отрывок»). Л. пишет о гармонии души человека и «души вселенной», о полном единении макро- и микрокосма, которые сопричастны друг другу, как это свойственно поэтике барокко: «…и душа моя / С душой вселенной, как эфир с эфиром, / Сольется и развеется над миром!..» («Сашка»).

«Вадим» есть портрет, являющийся эмблематичным, содержащим признаки, «портретирующие» барочное космическое мышление, тем самым и формы письма: «Ему казалось не больше 28 лет; на лице его постоянно отражалась насмешка, горькая, бесконечная; волшебный круг, заключавший вселенную, его душа еще не жила по-настоящему, но собирала все свои силы, чтобы переполнить жизнь и прежде времени вырваться в вечность» [VI; 8]. Портрет-маска, обозначающаяся геометрически формой круга, одного из символов барокко, указывает на сопричастность души героя вселенной.

Обитатели вселенной Л. — ангелы, демоны, но и человек — ее обитатель, как и природа, ландшафты, реки, океаны и моря — также части вселенной: «Слушай, дядя: дар бесценный! / Что другие все дары? / Но его от всей вселенной / Я таил до сей поры» («Дары Терека»); «…Тщетно поражал / Тебя пришлец: ты вздрогнул — он упал! / Вселенная замолкла…» («Сашка»); «Забудь ее, готова я / С тобой бежать на край вселенной!» («Кавказский пленник»).

Историческое сознание, исторические памятники, исторические деятели также сопричастны вселенским масштабам: это Кремль, русский император — царь вселенной, Наполеон: «Настанет час — и скажешь сам надменно / Пускай я раб, но раб царя вселенной! / Настанет час — и новый грозный Рим / Украсит Север Августом другим!» («Измаил-Бей»).

Л. часто противопоставляет «земное» и «небесное» в творчестве: земля для него — средоточие суетного, бренного, небо — освобождение от него, обитель Бога, ангелов (и демонов). В глобальной «вселенной» противопоставленные миры «земли» и «неба» иерархически упорядочиваются, гармонизируются, «земля» — одна из ступеней вселенской иерархии. Гармонизированная вселенная Л. противопоставлена хаосу, хотя этот термин употребляется в самых разных значениях, но он в целом имеет семантику ’отсутствие порядка’. В романе «Вадим» читаем: «Они сели, смотрели в глаза друг другу, не плакали, не улыбались, не говорили, — это был хаос всех чувств земных и небесных, вихорь, упоение неопределенное, какое не всякий испытал, и никто изъяснить не может. Неконченные речи в беспорядке отрывались от их трепещущих губ…» [VI; 46].

Универсум у Л. — совокупность всего, что существует, весь комплекс творения. О нем можно приблизительно сказать словами П. Т. де Шардена: «Сотканная в один кусок, одним и тем же способом, который однако от стежка к стежку никогда не повторяется, ткань универсума соответствует одному облику — структурно она образует целое». Самое сильное ощущение небесного, космического начала, — это ощущение вечности, нахождения вне времени, которое сплетается с бесконечностью, отсутствием пространственных пределов, «бесконечным пространством», в котором мыслит себя герой Л.

который они ставили перед собой, способен ли человек, ощутив себя частицей вселенной, преобразовать природу, внешний мир и обрести бессмертие. Этот вопрос считается мечтой землян, он в центре философии русского космизма. В таком смысле, по-видимому, Л. нельзя причислять к представителям космического направления философской мысли. Но под космизмом часто понимается русская литература, музыка, живопись художников, обладающих чувством гармонии земного и небесного: Ломоносов, Пушкин, Лермонтов, Тютчев Вяч. Иванов, Скрябин, Рерих, Чюрленис и др.

Лит.: 1) Андреев Д. А. Из книги «Роза мира» // М. Ю. Лермонтов: Pro et contra. СПб.: РХГИ, 2002. – С. 453–460; 2) Андреевский С. А. Лермонтов // М. Ю. Лермонтов: Pro et contra. СПб.: РХГИ, 2002. – С. 295–313; 3) Мережковский Д. С. М. Ю. Лермонтов. Поэт сверхчеловечества // М. Ю. Лермонтов: Pro et contra. СПб.: РХГИ, 2002. – С. 348–386; 4) Розанов В. В. Вечно печальная дуэль // М. Ю. Лермонтов: Pro et contra. СПб.: РХГИ, 2002. – С. 314–329; 5) Шарден П. Т. де. Феномен человека. М.: Наука, 1987. – 240 с.; 6) Штайн К. Э., Петренко Д. И. Лермонтов и барокко. Ставр.: СГУ, 2007. – 454 с.; 7) Штайн К. Э., Петренко Д. И. Универсальность Лермонтова. Ставр.: СКФУ, 2014. – 320 с.; 8) Штайн К. Э., Петренко Д. И. Метапоэтика Лермонтова. Ставр.: СГУ, 2009. – 504 с.

К. Э. Штайн,

Д. И. Петренко