СВЕТ

предстает в лирике Л., когда в ней прямо или метафорически называются его источники (лучи, солнце, луна, звезды, лампада), отмечается светлое время суток (день, утро, вечер), указывается на внутренний свет человеческой души. Для текстов поэм Л. характерно преобладание упоминаний света как жизненного источника, этот образ часто связан с темой начинающегося или угасающего дня (например, «Ангел смерти»), свет как оживляющая сила воплощена в образе «ярких лучей» («Черкесы», «Мцыри»). Образ света в творчестве Л. часто амбивалентен. «Зимнее солнце на сером небосклоне» олицетворяет жизнь, однообразную и пасмурную («Монолог»), «догорающие» лучи навевают тоску («Ты помнишь ли, как мы с тобою…»), ясный небесный свод указывает на любовь как на безоблачное, светлое чувство («Незабудка»).

Солнце в поздней лирике поэта символизирует созидание, всеведение, реальность и бытийность, свет солнца представляется сильной, мощной энергией, направленной на «освещение» жизни, которая отражает приятные, теплые лучи, приветствующие лирического героя: «глядит вечерний луч» («Как часто, пестрою толпою окружен»), проникает «солнца восход» («На севере диком»). Л. упомянута способность солнца любить («Я солнцем любима, цвету для него и блистаю…» («Листок»)), отзываться: играют «солнца отливы» («М. А. Щербатовой»). Однако поэт показывает и то, что с солнцем связано «иссушение» — утрата полноты ощущений жизни: горячие, невыносимые лучи иссушают душу. Это «солнце бытия» («Кинжал»), губительное «знойные лучи», «жгущее солнце» («Три пальмы», «Сон»).

Великолепие «солнца юга», олицетворяющее кипящие страсти, многократные упоминания «небесного светила» стали проявлением любви к Кавказу («Измаил-Бей»), гордого восхищения прекрасной цветущей землей. Позднее в поэмах появляется образ ласкового «солнца красного», «алой зари» (олицетворение Алены Дмитриевны в «Песне про купца Калашникова…»). Но, кроме того, проступает образ «солнце тусклого», что сопряжено с темой одиночества («Измаил-Бей») героя, как и «холодный свет дневных лучей» — безотрадный («Боярин Орша»).

— спутник лирического героя («К*» («Мы случайно сведены судьбою…»)). Однако у Л. мирный, «золотой луч солнца» как символ покоя и умиротворенности часто чужд лирическому герою, который ищет «бурь» («Парус»).

— активная сила у Л., она «странствует» по сводам («Измаил-Бей»), встречается как «подозрительная» «персона»; автор отмечает «дрожащий свет луны» — обличительницы, — но это и сила, обнажающая, раскрывающая тайны («Преступник», «Каллы»). Лунный свет «озаряющий» и «месяц золотой» в лирике Л. появляются словно покровители и спутники героев («Джюлио», «Литвинка», «Беглец»). «Свет луны», сопряженный со смятением в душе героя («Корсар»), «лунный свет», следующий за героем («Беглец», «Мцыри»), — неоднократно помогают оценить их внутренний мир, душевное состояние. Лунный льющийся свет в текстах Л. связан с описанием ночи: в этих строках он «бархатный», роскошный («Две невольницы»). «Озаряющий» луч месяца, приносящий забвение («Литвинка»), успокаивает. Свет «месяца с солнцем золотым» — это покровители любви («Аул Бастунджи»). Л. упоминает свет при воплощении «ночных звезд», сопутствующих пути («Измаил-Бей»), он олицетворяет и слезы («Аул Бастунджи»).

Звезда иногда служит символом не только пути, но и уютного уголка («светится окно, как звезда» в «Боярине Орше»), алмазная звезда с «огнистым следом» озаряет своим лучом могилы как хранительница вечного покоя («Ангел смерти»). Звезды могут быть «одеты сырою мглой» («Последний сын вольности»). Звезда судьбоносна, даже если «померкла» («Корсар»).

Звезда, звезды — путеводный символ. Как природа, так и звезды у поэта олицетворены: они могут разговаривать друг с другом («Выхожу один я на дорогу»), слушать лирического героя, мерцать загадочным светом, радостно играть. «Блистающий» свет звезд сопровождает плывущий корабль как верный спутник («Воздушный корабль (Из Цедлица)»). Звезда очерчивает и предопределяет жизненный путь, как судьба: «под одной звездою» («Графине Ростопчиной»). Сам лирический герой подчас предстает как провидец, обладающий высшим даром, просветленностью, как творец всего, что приветствуют «лучи звезд» («Пророк»). Особую роль в поэмах Л. играет звездный свет, который характеризует взгляд: «блистающие очи», «очи как звезды» («Кавказский пленник»; «Сашка»).

«Ясный свод», «вечернее небо», светит лирическому герою, рождая желание быть ближе к высокому («Ночь. II», «Небо и звезды»), «светящийся» путеводный луч звезды пронзает душу («Звезда» («Светись, светись, далекая звезда…»)). Месяц и звезды торжественно внимают песне ангела («Ангел»). Свет «путеводного луча» предстает спасительным, сакральным («К * («Мы случайно сведены судьбою…»), свет выступает как символ судьбы, что «померк» и потому стал божественным знаком («Стансы» («Взгляни, как мой спокоен взор…»)).

В поздней лирике небесный, звездный свет символизирует вечность, судьбу, таинственный путь. Небо — символ возвышенного, божественного пространства, когда оно «ясное», под ним каждому найдется место («Валерик»). Оно олицетворено, обладает высшей силой, связано с Богом. Небо способно «послать болезнь», кару или благодать («Журналист, читатель и писатель»). «Синее небо» предстает и символом свободы, вольности, которую желает обрести поэт («Пленный рыцарь»). Небо освещает поле боя: в «Бородино» и настроило на сражение. С небом и звездами соотносятся речи и глаза, ставшие для лирического героя неземными, сокровенными: «как небо тех стран ее глазки» («М. А. Щербатовой»).

светлый, за которым в произведениях Л. закрепилась положительно оценочная коннотация. Кинжал для Л. «товарищ светлый», искренний, по нему текла светлая слеза страдания («Кинжал»). Плата слезами — востребованный образ у Л. (см. воплощение «светлого дня» в ст. «Отчего»). Амбивалентная сущность образа в ст. «К портрету» проявляется благодаря контрасту темного со светлым: глаза изображены «светлые», «как небо», но в душе «темно». Освещенная дорога — «сквозь туман блестит» («Выхожу один я на дорогу»), — образно соотносим с переживаемым возвышенным состоянием, с особой поэтической обостренностью чувств (_…пустыня внемлет Богу…, Что же мне так больно и так грустно«озаряющий все небо», — приходящий день, исполненный красок («Вид гор из степей Козлова»). Светило в душе олицетворяет подъем творческих сил («Журналист, читатель и писатель»). «Румяный полусвет зари» у Л. являет собой образ смирения и покоя («Сосед»).

Светлыми для Л. являются воспоминания о Кавказе, о чем свидетельствует великолепие поэтических пейзажей в свете зари, светоцветовое описание «розового» вечера («Кавказ», «Видение», «Кто в утро зимнее, когда валит…». Благодаря светлым словам Л. достигает олицетворения самой жизни, говорит о своем единстве с красотой природного, божественного.

В лирике с семантикой светоносных слов связана метафоризация: воспевание и олицетворение «краснеющего зарева» с кровавой битвой («Баллада» («В избушке позднею порою…»)); вечернее сияние солнца понимается как сакральное явление, с ним связывается надежда на спасение: поэт надеется, что «светило» сможет воскресить все «милое» ему («Болезнь в груди моей и нет мне исцеленья…»); «сиянье дня» воплощает свет, символизирующий радость, свободу и надежду («Желанье»).

В поэмах Л. отражается свойственное идиостилю поэта видение света: торжественен свет утренней зари, горящих снегов, «как алмаз» («Мцыри»). «Приветный блеск» утреннего света, зари в «Тамбовской казначейше», в поэме «Последний сын вольности», где также «догорающий день» с ясным лучом солнца, противопоставляется предшествующей грозной, страшной битве. Море встречает героя, «блестя под солнцем», Л. не раз подчеркивает его приветливый блеск («Корсар» и «Кавказский пленник»). Представлен «сверкающим» и величественным Терек, таковы же изображения «светил», зари и «луча заката» («Хаджи Абрек», «Боярин Орша»).

«Блеск утренних лучей» торжественной Венеции («Джюлио»), «лазурные небеса», воплощающие московскую красоту («Сашка). Светоносно изображение красоты Кавказа: «вечерняя заря с бледнеющим румянцем», «яркий восток», «бледный» прощальный луч («Аул Бастунджи»), «догорающий» день («Ангел смерти», «Сашка»). «Красная заря» с играющими «златыми лучами» — это выразитель жизненного счастья («Боярин Орша»), а «заря пожаров», «пылание» сообщают об упадке душевных сил героя («Преступник»); «кровавое зарево» («Черкесы») и «кровавый луч» («Последний сын вольности»), «зажженный» враждебный светом Рюрика город («Последний сын вольности»), с «трепещущим румянцем», представляют яростное знамение («Аул Бастунджи») — голос высших сил. Появляется также образ «новорожденного светила» с кровавым блеском («Ангел смерти»), «новорожденной зари» («Два брата»).

«1831–го июня 11 дня»). В поздней лирике заря и перекликающийся с ней рассвет сопрягаются с воплощением жизни, преимущественно связанной с радостью, надеждой, покоем, светлыми грезами, чистотой и красотой природного и человеческого мира, с мечтой об их гармонии. Характерно для позднего творчества Л. появление образов восхода, утра, знаменующих начало чего-то нового, пробуждение всего живого, возрождение, обновление и воскресение: открывается «лазурь» неба («Утес»). Утро «освещает» приходящий день, встречая французов («Бородино»), и это приветствие обнадеживает перед боем.

Вечер же в поздней лирике — время для размышления и «тихого разговора» («Из альбома С. Н. Карамзиной»): таков «вечер росистый» в «Родине», «сияющий огнями пир» в ст. «Сон». В поздней лирике Л. все проникновеннее пишет о том, как любуется восхитительными картинами природы: «румяным вечером» иль «утра в час златой» («Когда волнуется желтеющая нива»), «вечером росистым» («Родина»), «вечерними облаками» («Памяти А. И. Одоевского»), и в душе поэта острее желание жить, осознаннее цель продолжать созерцать и творить. В ст. «Когда волнуется желтеющая нива» утро и вечер — время суток, сопровождаемые особым, «пробуждаемым» и «закатным» светом, создают приятное настроение в душе, в «Ветке Палестины» «луч востока» ласковый и приятный; в ст. «Ребенку» «вечерний час» предстает у Л. как сакральное время для молитвы.

Воплощение света как надежды, с которым олицетворяется «алая заря», или собственно «огонь надежды», теплящийся в душе героя («Последний сын вольности», «Беглец»), свидетельствует о философском понимании света Л.

обнажающий сильные страсти, кипучую жизнь духа.

«огнем в груди» лирического героя перекликается духовное томление, мучительное для поэта («Ночь» («В чугун печальный сторож бьет…»)). Образ «всесожигающего костра» представляет сильное чувство лирического героя, которое он просит Всевышнего угасить («Молитва» («Не обвиняй меня, всесильный…»). Со светом и огнем как его ипостасью у Л. связан мотив надежды. «Искра надежды» в сердце лирический герой хранит частицу света — искренность («К Д»).

Свет как огонь символизирует очищающую энергию, а также означает гармонию земного мира с природным. Так, поэт видел даже в маленьком огоньке источник духовного тепла, который блистает «золотым», ярким светом, создавая атмосферу покоя и равновесия. Поэт тщетно пытается отыскать «огонь угаснувших очей» как безнадежного, не горящего света («Нет, не тебя так пылко я люблю»). В ст. «Тамара» «золотой огонек» манит путника, обещает покой и умиротворенность. С огоньками свечей в окне связано отражение понимания света как надежды («Свиданье»). «…Дрожащие огни печальных деревень» воплощают свет духовного тепла («Родина»). Часто такой «приветный» огонек проливает в темноту свеча, которая символизирует для Л. жизнь в целом. Кроме того, символ свечи — это символ веры. Тень выступает в роли «хранительницы» покоя и в то же время несет сладостное, приятное забвение и умиротворение. Кроме того, тень создает покров на земле, одевая землю, дарит ей отдых: «тень пала» на поле боя («Бородино»). Образ тени как приятной, «сладостной», упоения и отдыха закрепляется идеей ‘укрытие’ («Когда волнуется желтеющая нива») — это «широкая тень» и «тень дуба» («Валерик) и т. д.

«Спор» (упоительная «тень чинары»), «Листок» («без тени засох», лишенный своего укрытия и покоя).

«блеск молний» и зажженный фонарь («Корсар»), «роковые молнии» («Кавказский пленник»), гроза («Измаил-Бей»), «блистающий маяк» в темноте ночи («Черкесы»).

Свет в поэмах также воплощает любовь, представляющуюся как огонь и связанный с ней пламень. Такой свет находит воплощение в наполненном сакральными и земными чувствами любящем сердце, «полном огня» («Азраил»), в «огне страстей» и пылкости, которая проявляет себя как «мучительный огонь», «жар страсти» («Измаил-Бей», «Джюлио»). В поэмах изображен «огонь святой» и «пылающая душа» («Последний сын вольности»), «огонь лобзаний», накаляющий страсти («Преступник»), «пламя крови южной» («Хаджи Абрек»). Свет как огонь предполагает другие образы («огонь прелестных глаз» в «Монго», «огонь очей» («Боярин Орша», «Сашка»). Встречается в поэмах огневая любовь, «блестящий огнем взор» и «огневое сердце» («Литвинка»), «огонь в груди» («Аул Бастунджи»), «лобзанья, полные огня» и «горение» взора в «Ангел смерти»). С огнем связана мысль о «силе юных лет» («Сказка для детей») и о свободе: это — «костер черкесской вольности», символ независимости. («Измаил-Бей»).

«горение» («Черкесы»), желание свободы. Эта личность «отвечает» на порывы своей души, но остается мятущейся и не находящей духовной гармонии и счастья в уединении («Кавказский пленник», «Корсар», «Преступник», «Джюлио»). Свет предстает как внезапная, «таящаяся» волевая искра («Аул Бастунджи»), подчас «мгновенная искра жизни» («Азраил»).

Свет в воплощении блеска, сияния и проявлении его свойств представляется словами светлый, озарять, блистать. Такой свет воплощается в самых приятных воспоминаниях жизни лирического героя, символизирующих умиротворенность, искренность, нежность. Характерным для творческой манеры Л. является изображение светлых пейзажей, «блистания» светил, полета облаков как дарующих радость, умиротворение («Еврейская мелодия («Я видал иногда, как ночная звезда…»), «Блистая пробегают облака…». В ст. часто «блещет молния», «озаряет луч» («Наполеон (дума)»), «светлый запад» навевает воспоминания («Стансы («Я не крушуся о былом…»). «Блистающая слеза» лирического героя предстает искренней, чистой, одухотворенной любовью («Время сердцу быть в покое…»). Образ возлюбленной сравнивается с «блистаемыми облаками» месяцем, любовь воплощает сакральное, светлое чувство («Сонет») и др.

«блеск сакли» («Аул Бастунджи»), «блеск глаз» выступают, согласно народной мудрости, как отражение души и совести («Измаил-Бей»). Характеристика необычайных качеств предметов производится с помощью «светлых слов»: меч кажется «опаснее молнии» («Азраил») — это сравнение высоко оценивает достоинства предмета.

«Демон»), он связан с «Блистающими лучами» («Ангел смерти»). Такой свет отображается в связи с темой жизни: Демон «блистает» в своей предыдущей жизни («Демон»), «отблеск» прежней жизни, угасшей и невозратимой лежит на Тамаре в «Демоне».

Для поздней лирики Л. характерно проявление света божественного, отраженного в образах лампады, сияния, так, в ст. «Ветка Палестины» «луч лампады» является как «святой символ». В ст. «Выхожу один я на дорогу» появляется торжественное «голубое сиянье» небес. Яркое «первое сияние» молодого дня, простой, но такой прекрасной земной красоты запечатлено в ст. «Как часто, пестрою толпою окружен…». В «Узнике» «сиянье дня» можно воспринимать как символ свободы и радости. Свет представлен в образе лампады, бросающей свой слабый свет как последнюю надежду. Можно встретить и «полночную лампаду», которая представляется спасительным маяком и Божьим знаком («Вид гор из степей Козлова»). «Светилы как ангелов вечерние лампады» олицетворяют свет, который приносит тепло («Сашка»), «огни лампад» символизируют радость жизни («Джюлио»).

«светом», который указывает на его яркие переживания, смену и подъем поэтического настроения, обрамляет воспоминания о лучших днях жизни, представляет мысли о прекрасном и вечном, озаряет впечатления от Кавказа. В поздней лирике отражен уже иной взгляд на мир, с вниманием к божественному и поиском сакральных знаков на земле, которые тоже «выделены» светом.

1) Анищенко В. В. Антитеза «свет — тьма» в романе М. Ю. Лермонтова «Вадим» // Когнитивный подход к анализу и интерпретации художественного произведения. — Астрахань, 2011. — C. 30– 34; 2) Барышникова И. Ю. «Покой» и «свет» в поэтическом мировиденье иеромонаха Романа и М. Ю. Лермонтова // «Живое слово разбудит уснувшую душу…». — Липецк, 2007. — С. 158–161; 3) Критская Н. Б. Средства воплощения концепта «Свет» в поздней лирике М. Ю. Лермонтова: от образа к символу // Рациональное и эмоциональное в языке и речи: модальность, эмоциональность, образность. — М., 2011. — С. 112–117.

Н. Б. Критская