«СОВРЕМЕННИК»

— петербургский лит. журнал, основан А. С. Пушкиным в 1836 г. Изначально издавался как ежеквартальный сборник. Стал выразителем взглядов «литературной аристократии» (В. А. Жуковского, Н. В. Гоголя, В. Ф. Одоевского, П. А. Вяземского и др.) в полемике с «торговым» направлением в литературе (Н. И. Гречем, Ф. В Булгариным, О. И. Сенковским). После смерти Пушкина (1837 г.) издание продолжили друзья поэта под началом В. А. Жуковского, дав «С.» подзаголовок «Литературный журнал А. С. Пушкина». В 1838 г. руководство перешло к П. А. Плетневу. В 1846 г. права на «С.» были переданы им Н. А. Некрасову и И. И. Панаеву, что ознаменовало новый этап в истории журнала. С 1847 года издание стало ежемесячным. Главным критиком обновленного «С.» до первой половины 1848 г. был В. Г. Белинский, затем А. В. Дружинин, с 1856 — Н. Г. Чернышевский, к кот. в 1857 присоединился Н. А. Добролюбов. Здесь печатались И. А. Тургенев, Л. Н. Толстой, Н. А. Островский, А. И. Герцен, М. Е. СалтыковЩедрин, Ф. И. Тютчев, А. А. Фет, А. Н. Майков, Д. В. Григорович и др. С 1859 г. «С.» официально получил статус не только лит., но и политического журнала, став проводником революционно-демократических идей. После покушения Д. В. Каракозова на Александра II в 1866 г. журнал был закрыт.

«С.», безусловно, входил в круг чтения Л. Поэт был близко знаком с издателями и участниками журнала — В. А. Жуковским, В. Ф. Одоевским, Е. П. Ростопчиной, А. А. Краевским, А. Н. Муравьевым, А. В. Соллогубом и др. В 1837 г. в «С.» было опубликовано «Бородино» Л. (т. 6, с. 207–211). В 1838 здесь без ведома поэта появилась поэма «Тамбовская казначейша» под заглавием «Казначейша» (1838, т. 9, №3, отд. 8, с. 149–178). Во 2-й половине 1850-х в «С.» был напечатан ряд ранее неопубликованных произв. Л. [1].

«С.» появились два отзыва на его творч., принадлежавших П. А. Плетневу. В разборе новых книг «Герой нашего времени» ставится в один ряд с «Рыцарем нашего времени» Н. М. Карамзина как произв., «ознаменованное печатью истинного таланта» и «принявшее на себя живые, яркие краски эпохи их создания» (1840, т. 19, №3, отд. 3, с. 138). Обоим романам, по замечанию критика, «суждено прослушать в молчании брюзгливые выходки судий, которые <…> утешаются неотъемлемым своим правом — побранивать все привлекательно-живое» (1840, т. 19, №3, с. 138). Однако «Герой нашего времени», по мнению Плетнева, дает «плод сладкий и полезный» даже злостным критикам произв. В другой заметке говорится о «независимости таланта и верности чувства» (1841, т. 21, отд. 2, с. 98) Л., но намечается и дальнейший путь возможной эволюции поэта: «Если удастся ему заменить точными и простыми выражениями несколько фраз гиперболических и не вполне соответствующих первоначальной мысли, он придаст своей поэзии новое и надежное совершенство» (1841, т. 21, отд. 2, с. 99). Плетнев считал Пушкина выше Л., и восхваление последнего (В. Г. Белинским в «Отечественных записках») или же признание его сильного влияния на русскую литературу (А. Е. Студитским в «Москвитянине», А. А. Григорьевым в «Финском вестнике») провоцировало критика «С.» на довольно резкие высказывания даже не против самого Л., но против утверждения его значимости: «в литературе никто еще не слыхал и имени Л., когда уже Пушкин с таким восхищением в своем “Современнике” разбирал Гоголя» (1846, т. 41, №3, с. 414).

«С.» не появились отдельные ст. В. Г. Белинского о Л., хотя они и были обещаны издателями журнала в 1846 г. Однако Белинский упоминает о Л. в некоторых публикациях, и высокая оценка критиком творч. поэта со времен «Отечественных записок» остается неизменной. В обзоре «Взгляд на русскую литературу 1846 года» (1847, т. 1, №1, отд. 3, с. 1–41, 52–56) Белинский ставит Л. рядом с Пушкиным и Гоголем, отмечая их вклад в развитие русской лит. и формирование хорошего вкуса у публики.

«стихотворной формы» в русском языке писал и Н. А. Некрасов. Он причислял Л. к «светилам русской поэзии, из которых каждое светит своим собственным светом, не заимствуя ничего у другого» (вм. с Пушкиным, Жуковским, Крыловым и Кольцовым (1850, №1, отд. 6, с. 59)). Некрасов отдал должное и раннему творч. Л., назвав заключительные строки его поэмы «Моряк», опубликованной в лит. сборнике «Раут», «превосходными» (1851, №5, отд. 5, с. 1).

В числе писателей, обогативших русскую словесность, — Карамзина, Пушкина, Крылова, Грибоедова и Гоголя — упоминал Л. и А. В. Дружинин. Критик отмечал «идеальную музыкальность стиха» (1850, №6, отд. 5, с. 205) отдельных произв. Л. («Сон», «Песня царя Ивана Васильевича…»), однако выступал против предания гласности ранних, ученических, по его мнению, ст. поэта.

«Варинька», впоследствии вошедшую в роман «Тамарин», кот. в 1849–1850 гг. печатался в «С». Герой романа видится критику слепком с Печорина, причем идеализированным и олицетворяющим «фальшивую грандиозность» последнего (1849, №10, отд. 5, с. 317). Дружинину же герой Л. «представляется бледным, почти карикатурным сколком с Байроновых героев» (1849, №10, отд. 5, с. 317). И вместе с тем, Печорин, по мнению критика, — «лицо верное действительности, существо страждущее и умное», однако «ни мало не грандиозное и не превышающее толпы своею головою, как воображает его и по ныне большинство русских читателей» (1849, №10, отд. 5, с. 318). Кажущуюся необычность героя Дружинин во многом объясняет посредственностью его окружения («Максим Максимыч необразован, Грушницкий пуст, Мери молода, Вера умеет только любить, доктор Вернер апатичен» (1849, №10, отд. 5, с. 319)).

«С.» появляются «Переезды по России в 1852 году» В. П. Мельницкого, где большое место занимают описания Кавказа. Автор смотрит на природу глазами Л., вспоминает «дивные сцены» (1853, №8, отд. 6, с. 138) из «Героя нашего времени», «Тамары», «Мцыри», «Даров Терека». Мельницкий отмечает, что «несколько субъективный в изображении своих героев» Л. «поразительно верен поэтической истине в описании кавказской природы» (1853, №8, отд. 6, с. 155). Путешественника интересует и биография Л. Он разыскивает дом поэта в Пятигорске (как и Печорин, Л. жил у подножия Машука), затем отправляется в Кисловодск.

«С.» — Н. Г. Чернышевский и Н. А. Добролюбов, делали акцент на социально-политической подоплеке творч. Л. В «Очерках гоголевского периода русской литературы» Чернышевский говорил об историческом значении произв. Л., их прогрессивной роли в развитии реализма и критического осмысления русской действительности. Именно в прогрессивности Л. видел Чернышевский главную причину неприятия творч. художника консервативными критиками (прежде всего, С. П. Шевыревым). Интерпретируя ст. Л. в остром социально-политическом ключе, Чернышевский иногда иллюстрировал свои мысли цитатами из них (1856, №9, отд. 3, с. 16, 19). Вместе с тем, критик отмечал и эстетическую ценность произв. Л., отдавал ему должное как мастеру «психологического анализа» (1856, №12, отд. 3, с. 54), называя Л. предшественником Л. Н. Толстого в изображении «диалектики души».

«отвлеченность» его суждений и говорит о необходимости анализа Печорина как «члена нашего, русского общества» (1856, №10, отд. 3, с. 50). К такому анализу Чернышевский обращается, в частности, в статье, посвященной творч. М. В. Авдеева и его роману «Тамарин». Как ранее Дружинин, Чернышевский подчеркивает невольную идеализацию Авдеевым образа Печорина. Однако если Дружинин делал акцент на духовных и душевных переживаниях личности, то Чернышевского волнует, прежде всего, недуги общества, породившего «героя нашего времени». Неудачу Авдеева Чернышевский видит в том, что тот отталкивается не от повседневной русской действительности, а от «ложно понятого романа Лермонтова» (1854, №2, отд. 4, с. 40). У Л., «глубокого» и «серьезного» мыслителя, «видно, что Печорин страдал и высох и действительно утомился жизнью» (1854, №2, отд. 4, с. 43), тогда как о Тамарине этого не скажешь. Герой Л., по мнению критика, выступает «примером того, какими становятся лучшие, сильнейшие, благороднейшие люди под влиянием общественной обстановки их круга» (1854, №2, отд. 4, с. 40). Во второй половине 1850-х оценка Чернышевским Печорина становится более жесткой. Признавая в герое Л. «сильную, жаждущую страсти» душу и «твердую, способную к энергической деятельности» волю, критик подчеркивает равнодушие Печорина к «общим вопросам» — он «эгоист, не думающий ни о чем, кроме своих личных наслаждений» (1857, №2, с. 361–362).

«Что такое Обломовщина?», в которой критик поставил героя Л. в один ряд с Обломовым, т. к. оба они равно бездеятельны и не приносят пользы обществу. В «ничтожестве» этих «лишних людей» (1859, №5, отд. 3, с. 90) Добролюбов винил не столько их самих, сколько породившую их среду — «обломовщину», основанную на привычке жить за чужой счет, накладывающую «печать бездельничества, дармоедства, совершенной ненужности в свете» (1859, №5, отд. 3, с. 81).

«О степени участия народности в развитии русской литературы» он говорит о «громадном таланте» Л., его умении «постичь недостатки современного общества» и осознать, что «спасение от этого ложного пути находится только в народе» (1858, №2, отд. 2, с. 158). В ст. «Родина» поэт, по мнению критика, «становится решительно выше всех предрассудков патриотизма, и понимает любовь к отечеству истинно, свято и разумно» (1858, №2, отд. 2, с. 158). Позже, в рецензии «Перепевы. Стихотворения обличительного поэта» (на ст. Д. Д. Минаева) Добролюбов, с одной стороны, отмечает, что произв. многочисленных подражателей Л. лишены присущего ему «самостоятельного, живого, личного воззрения», с другой же, отказывает Л. в создании «нового направления», т. к. он «не выказал вполне своих сил и до конца жизни не умел, что называется, стать на свои ноги» (1860, №8, отд. 3, с. 284). Поэту, по мнению Добролюбова, не хватало «положительного 4началаŠ, жизненного идеала» (1860, №8, отд. 3, с. 284).

«После Пушкина и Лермонтова, мы не знаем ни одного поэта, у кого бы поэтическое чувство било таким свежим и чистым ключом» (1857, №1, с. 20), — писал критик, оценивая творч. А. А. Фета.

«С.» включается и самая большая ст. о поэте в этом журнале, написанная М. Л. Михайловым по поводу нового изд. соч. Л. под ред. С. С. Дудышкина в 1860 г. Основываясь на суждениях немецкого критика и переводчика ст. Л. на немецкий язык Ф. Боденштедта, Михайлов говорит о реализме Л., теснейшей связи его творч. с жизнью: «неопределенные, заоблачные сны фантазии были ему совершенно чужды» (1861, №2, отд. 2, с. 319). Русский и немецкий критики сходятся в том, что творч. Л. субъективно, и главное содержание его ст. — «его собственная нравственная личность» (1861, №2, отд. 2, с. 320). Однако поэт мог быть и объективным, о чем свидетельствует «Песня про царя Ивана Васильевича……», с восторгом принятая, по свидетельству Боденштедта, в Германии. «Недосягаемой высоты», по мнению обоих критиков, достигает Л. в изображении природы. Описаниями Кавказа в «Мцыри» и «Измаил-Бее», отмечает Михайлов, Л. «удовлетворил в одно и то же время и естествоиспытателя, и эстетика» (1861, №2, отд. 2, с. 329). Вместе с тем, в «художественной стороне произведений» Л., как и в «мыслях, внушивших ему их», Михайлову порою видятся «диссонансы» (1861, №2, отд. 2, с. 321). Напр., в ст. «Последнее новоселье» критика удивляет странная симпатия поэта к Наполеону.

«Демон, Печорин и Мцыри объясняются настолько же, если не более, жизнью и личностью самого Л., насколько влиянием Байрона и его героев» (1861, №2, отд. 2, с. 335) — утверждает критик. Сходство Л. с Пушкиным также представляется Михайлову «скорее случайным, внешним, условным» (1861, №2, отд. 2, с. 332). Причем если Пушкин, рассуждает Михайлов, был прежде всего художником, который, «огородив мирный уголок» (1861, №2, отд. 2, с. 333) для искусства, сумел ужиться с русскими реалиями, то для Л. «искусство и жизнь были нераздельны», он не мог примириться с пороками окружающей действительности я—поэтому позиция Л. представляется критику «выше пушкинской» [1861, №2, отд. 2, с. 333]. Михайлов говорит о «прометеевской участи» (1861, №2, отд. 2, с. 328) Л. и, в то же время, сближает его с Печориным, в котором, по мнению критика, автор «обрисовал себя немножко яркими красками» (1861, №2, отд. 2, с. 323).

«С» воспоминаниях. В них Л. предстает мрачной, загадочной, несколько театральной фигурой. По мнению мемуариста, если образ Печорина и не автобиографичен, в нем Л. выразил «идеал, сильно тревоживший его в то время и на который он очень желал походить» (1861, №2, отд. 1, с. 660). Вместе с тем, Панаев отмечает несоответствие между Л. -человеком и Л. -писателем – «щеголяя светской пустотой» (1861, №2, отд. 1, с. 660) в жизни, в творч. он «поражает <…> умом смелым, тонким и пытливым» (1861, №2, отд. 1, с. 662). Объяснение такому несоответствию Панаев находит в самодостаточности и силе духа Л., который был «гораздо выше» окружающей его среды и не мог «серьезно» к ней относиться. Однако «неприятный и неестественный колорит», присущий обращению Л. в обществе, представляется Панаеву чертой молодости. Мемуарист пишет о «сильной внутренней борьбе» в происходившей в душе поэта накануне гибели, из которой тот, «вероятно, вышел бы победителем и вынес бы простоту в обращении с людьми, твердые и прочные убеждения» (1861, №2, отд. 1, с. 663).

— С. 517–518; 2) Гершензон Д. Я. Лермонтов в русской критике // Жизнь и творчество М. Ю. Лермонтова: Исследования и материалы: Сборник первый. — М.: ОГИЗ; Худ. лит., 1941. — С. 589–616; 3) Герштейн Э. Г. Судьба Лермонтова. — М.: Худ. лит., 1986. — 351 с.; 4) Маркович В. М. Лермонтов и его интерпретаторы // М. Ю. Лермонтов: pro et contra. Личность и творчество Михаила Лермонтова в оценке русских мыслителей и исследователей. Антология. — СПб.: Изд-во Рус. христиан. гуманитар. ин-та, 2002. — С. 8–50; 5) Найдич Э. Э. «Герой нашего времени» в русской критике // Лермонтов М. Ю. «Герой нашего времени». Изд. подгот. Б. М. Эйхенбаум и Э. Э. Найдич. М., Изд-во АН СССР, 1962. — С. 163–171.