ЛЕРМОНТОВ В ЯПОНИИ
Изучение Л. в Японии развивалось не изолированно. На него оказывали заметное влияние как русская научная мысль, так и тенденции Европы и Америки.
анализ произведений и ориентализм. Часто объектами анализа в работах этого учёного являются произведения Л. В названиях его статей, например, фигурируют «Герой нашего времени», «Вадим», «Маскарад», «Спор», «Прощай, немытая Россия», «Кавказский пленник» и т. д. Работы Кимуры Такаси характеризует критический подход к трудам предшественников, основанный на собственном анализе текста. Кто бы ни был его оппонентом – Эйхенбаум или Герштейн, Андроников или редактор «Сочинения в шести томах М. Ю. Лермонтова» – этот японский литературовед освещает сильные стороны их работ, а затем аргументированно критикует более слабые позиции. И всегда предлагает своё решение рассматриваемой проблемы. Такой подход – очень стимулирующий пример научной деятельности. Каждая из его работ очень интересна, характеризуется отточенной логикой. У Кимуры Такаси есть и библиография литературы о Л. Японский литературовед, признавая влияние О. В. Миллер и ссылаясь на её работы, сделал системную подборку произведений («Рэрумонтофу канкэи руибэцу робун мокуроку», Тюкё-даигаку, 1980). Некоторые из его работ написаны на русском языке (Авторское «я» в романе «Герой нашего времени» // Chukyo University bulletin of the Faculty of Liberal Arts. №21 (1), 1980. С. 133-155; Грузинский вопрос в поэме М. Ю. Лермонтова «Мцыри» // Japanese Slavic and East European Studies, №3, 1982. С. 57-72; Лермонтоведение и присоединение Грузии к России // там же, №6, 1985. С. 87-106).
Е. Н. Михайловой, В. В. Виноградова, Б. Т. Удодова, Г. М. Фридлендер и т. д.), но и на труды англоязычных учёных (R. A. Peace, R. Freeborn, J. Mersereau и др.). Эта исследовательница аккуратно рисует целостную картину своего видения произведения, используя широчайшую палитру литературоведческого наследия. Она очень логично и последовательно излагает свою точку зрения. Идэ Кадзуко начинала свою деятельность с Чернышевского, а также занималась Тургеневым. И все же наиболее волнующие и интересные свои работы она, на наш взгляд, написала о Л. К сожалению, период её активного литературоведческого творчества был недолог – с 70-х по 80егоды прошлого столетия.
В ее наследии мы смогли найти только 3 статьи о «Герое нашего времени» и по одной статье, посвящённой «Тамаре» и «Княгине Лиговской». В своей работе о Печорине эта литературовед попыталась пролить свет на противоречивую сущность нескольких «правд» в характере главного героя романа (Противоречивые правды в Печорине (Печорин ниокэру «муджунсита» синдзицу) // Slavic studies, №20, 1975, С. 11-24). Рассматривая «Фаталиста», она уделяет особое внимание раздумьям Печорина на ночной дороге (Размышления Печорина на ночной дороге (Печорин но ёмити но мэисоу) // Росия, Сэйоу, Ниппон. Асахи-сюппанся, 1976. С. 284-304). Анализируя их в контексте всей литературной деятельности Л., Идэ Кадзуко размышляет о восприятии и преодолении судьбы героем и автором. В «Тамани» её привлекает реалистичность изображения романтической сущности Печорина (Рассказ «Тамань»: Ирония Л. (Танпэн «Тамани») // Slavic studies, №21, 1976. С. 1-29). Для обоснования своей точки зрения автор статьи приводит различные аргументы, вплоть до лингвистического анализа. Она цитирует множество наполненных лиризмом романтических элементов разных уровней и тщательно их рассматривает, привлекая литературоведческие работы других авторов. Таким образом ей удалось всесторонне осветить красоту этой повести.
Наиболее ярко талант Идэ Кадзуко проявляется в статье ««Княгиня Лиговская» Лермонтова: Анализ творческих приёмов» (Рэрумонтофу «Ригофусукая коусяку фудзин» коу // Slavic studies, №30, 1982. С. 1–32). Подробно иллюстрируя ход своей мысли примерами, она в этой работе убедительно доказывает, что «Княгиня Лиговская» является предвестником светского психологического романа, пародирующим весь жанр светской повести. Литературовед подчёркивает, что несмотря на свою незаконченность, роман является необычайно ценным с литературной точки зрения произведением. Особенно интересно то, как Идэ Кадзуко анализирует манеру рассказчика вести повествование.
В 2007 она написала интересную статью «О метатеатральной структуре лермонтовского «Героя нашего времени»» (Рэрумонтофу «Гэндаи но эиюу» ниокэру мэтасиататэки коудзоу) // Бюллетень Японской ассоциации русистов, №39, 2007. – С. 100–107). В этой работе Татэока Куми опирается на теорию Лайонела Абела, который проанализировал отношения между героями «Гамлета» с точки зрения метатеатральности структуры произведения. Японская литературовед предприняла попытку пересмотреть лермонтовский роман, сопоставив взаимоотношения между героями со взаимоотношениями между режиссёром и назначенными на роли актёрами.
С начала нового столетия стала заметна активность изысканий еще одного лермонтоведа – Ямадзи Асута. Его особенно интересует структура текстов Л., способы проявления иронии автора, образы лошади и смерти в творчестве поэта. Он раскрыл тайну датировки событий в «Княжне Мери» и показал иронию автора в скрытой аллюзии на реальные исторические события. В своей статье «Приемы изобразительного искусства как художественные средства создания «Княгини Лиговской» М. Ю. Лермонтова» он подробно анализирует, какую роль для создания романа играют взгляд нарисованных персонажей и подвижность точек, с которых ведется повествование («Ригофусукая коусяку фудзин» ниокэру сикаку гэиджуцу тэки соусаку гихоу // Slavic studies, №61, 2014. – С. 1–29).
«виновно» или нет произведение в принадлежности к данному направлению. Главный вопрос в том, есть ли в рассматриваемом произведении элементы, преодолевающие ориентализм, и если есть, то какова причина их появления. Именно с этой точки зрения работы Л. вызывают активное обсуждение. Например, уже упоминавшийся нами Кимура Такаси проследил изменения ориенталистической лексики в трёх «Кавказских пленниках» – Пушкина, Л. и Толстого. Он указывает на то, что у Л. меньше подобных элементов, чем у Пушкина, поэтому можно вести речь о том, что в произведениях первого наличествуют зачатки преодоления ориентализма (Сравнение лексики в трех «Кавказских пленниках» по конкордансу: один из способов определения различий в «уровне ориентализма» у Пушкина, Л., Толстого («Кафукадзу но хорё» сансаку но конкодансу ниёру гоихикаку // Slavonic studies (Суравугаку ронсоу: the journal of the Russian Department, Faculty of Letters, Hokkaido University), №5 (2), 2001. – С. 265–276). В работах, посвященных ориентализму, произведения Л. рассматривает и Накамура Тадаси. В русле того же направления Норимацу Кёхэй исследует представления о Кавказе в литературе 19-го века. В 2009 г. вышла его книга «Условие реализма: современная русская литература и образы колоний» (Риаридзуму но джоукэн. Токио: Суисэи-ся, 2009. – 338с). Там, наряду с Пушкиным, Марлинским, Толстым, работы Л. анализируются в связи с созданным в них образом Кавказа. Л. и по сей день часто появляется в многочисленных исследованиях, посвящённых самым разным темам.
Биография Л. издавалась в Японии трижды. В 1981-м году её написал Окадзаки Тадахиро («Жизнь и творчество Лермонтова (Хёудэн рэрумонтофу)», Ситигацу-до), а в 2004-м – Имаи Хироси («Лермонтов: след кометы (Рэрумонтофу: суисэи но кисэки)», Гундзоуся). В 2003-м году вышел перевод биографии Л., написанной Генри Троятом («L’étrange destin de Lermontov»). Во всех трёх биографиях бросается в глаза особое внимание авторов к бунтарскому духу великого русского писателя и поэта.
В 1854-м году закончился период самоизоляции Японии, в течение которого страна не поддерживала практически никаких связей с внешним миром. После снятия запретов на контакты с иностранцами, особенно с началом эпохи Мэйдзи (1868-й – 1912-й), в стране восходящего солнца появилось множество переводов произведений европейской литературы. По сравнению с переводами произведений английских, французских, немецких авторов, перевод работ с русского языка начался несколько позже.
Первым произведением Л., переведенным на японский язык, была «Казачья колыбельная песня». Она появилась в 1891-м году в журнале «Сёунэнъэн» в переводе японского писателя и поэта Саганоя Омуро. Здесь необходимо отметить, что поэтические системы русского и японского языков очень сильно отличаются друг от друга. Для последней характерна особая метрическая система, основанная на количестве слогов в строфе. И тем не менее, переводчик смог довольно точно передать колыбельный напев ст. Л. в совершенно естественной для японского языка манере.
«Княжны Мери» из «Героя нашего времени» – переводчица – Коганэй Кимико. Назывался он, в обратном переводе, «Записки на источниках» (Ёкусэнки // журнал «Сигарами дзоуси»). В переводах Л. особо заметен глубокий интерес к «Герою нашего времени». В эпоху Мэйдзи были переведены 3 повести: вышеупомянутая «Княжна Мери»; «Тамань», переведенная в 1892-г. с немецкого языка переводчиком Мори Огай и в 1903 г. – переводчицей Юкико; и «Фаталист», первый перевод которого был сделан в 1905 г. Курибаяси Косоном (журнал «Син кобунрин»). В 1907 г. эту повесть, опять с немецкого языка, перевел Мори Огай (журнал «Мёуджоу»). Ее название сохраняло свой смысл неизменным во всех переводах. А «Тамань» переводили описательно. Первый раз через второстепенных персонажей «Контрабандисты» (Нукэури // «Сигарами дзоуси», 1892), второй раз через главного героя – «Двое суток на расположении» (Сюкуэи но футаё // журнал «Гундзи каи», 1903).
шлифовали переводы одних и тех же глав по нескольку раз. По нашим сведениям, «Героя нашего времени» в общей сложности перевели 20 человек, это произведение выдержало 37 изданий, включая издания отдельных глав. Кроме того, зачастую различные авторы переводили одни и те же главы.
Причин таких повторных переводов несколько. Во–первых, они несомненно свидетельствуют о глубоком интересе к произведению. Во–вторых, свое влияние оказали и некоторые особенности японской литературной традиции. Дело в том, что сразу по окончании периода самоизоляции японские литераторы живо интересовались жанровыми и тематическими особенностями произведений зарубежной литературы. Таким образом, особое внимание привлекали законченные, жанрово оформленные литературные тексты. В некоторых случаях можно отметить зависимость количества переводов от попыток решить проблемы стиля. Для того, чтобы сделать текст более доступным читателю, в эпоху Мэйдзи возникло движение по приближению высокого литературного стиля к повседневному разговорному языку. Его основателем являлся Футабатэй Симэй, сделавший первый перевод с русского языка. «Свидание» И. С. Тургенева и по сей день считается одним из самых значительных для японской литературы переводов. Позднее, после второй мировой войны, была проведена реформа по упрощению иероглифов, что тоже вызвало необходимость повторных переводов. В–третьих, в 1950 х – 60-х годах сразу несколько издательств стали практически одновременно выпускать сборники произведений мировой литературы. Л. в таких сборниках представляет в большинстве случаев «Герой нашего времени». Обычно его включают в один сборник с Пушкиным или Гоголем, если таковые представлены. В настоящее время интерес к таким сборникам прошёл и сейчас, наоборот, переводят различные отдельные произведения.
Иногда отдельные главы романа входят в состав собраний известных произведений русской литературы, как было в 1953-м году с «Таманью» (изд. Кавадэ сёбоу). Бывает, что их публикуют и в книгах для детей как отдельные короткие рассказы. В 1968-м году так была издана «Бэла» (изд. Сёугаку кан). Кстати, в таких книгах для детей в 1951-м был напечатан «Кавказский пленник» (изд. Коминэ сётэн), а в 1968-м – «Ашик–Кериб» (изд. Кэнсюу сюппан).
Говоря о переводах Л., нужно остановиться на некоторых интересных фактах. Во–первых, среди немногих переведённых в эпоху Мэйдзи произведений «Ашик–Кериб» был переведён дважды. Можно допустить, что причина этого, как и причина перевода в ту же эпоху лишь отдельных глав «Героя нашего времени», заключается в том, что переводчики выбирали короткие и при том полностью законченные произведения. Ещё одно вероятное объяснение базируется на том, что второй переводчик «Ашик–Кериба» – уже упомянутый нами Саганоя Омуро – изменил заглавие с «Ашик–Кериб: Турецкая сказка» на «Восточная сказка» (журнал «Бунгэи курабу», 1905). Возможно, он пытался передать представления России о востоке, о восточных странах. Впоследствии интерес к этому произведению со стороны переводчиков заметно снизился: с 1905-го года оно было переведено лишь один раз в 1968-м году (для детской книги).
«Бородина» (газета «Ёмиури») – произведения о войне – 8-го мая 1904-го года может быть естественным продолжением интереса к военной тематике, вызванного Русско–Японской войной, которая разразилась в феврале того же года. В «Кавказском пленнике» (журнал «Бунгэи каи») опубликованном на японском языке в феврале 1904-го года тоже присутствует тема войны.
Еще одна интересная особенность переводов произведений Л. на японский язык – позднее знакомство японских читателей с большими поэмами автора. По сравнению с «Героем нашего времени», пусть переведённым в виде отдельных глав, и с короткими произведениями вроде «Ашик–Кериб» (которого мы даже не можем отнести к наиболее узнаваемым произведениям Л.), более известные работы этого автора были переведены гораздо позднее. Первым на японском языке вышел «Демон» в 1933-ем году. Первый переводчик поэмы, Курахара Корэхито, вместе с поэмой выпустил в издательстве «Каидзоуся» и первый сборник ст. Л.. После этого «Демона» перевели еще 4 человека и издали 6 раз. «Мцыри» был впервые переведён в 1948-м году переводчиком Китагаки Нобуюки для издательства «Нихон хёуронся» и переводчиком Итидзё Масами для издательства «Асама сёбоу», а затем последовало еще 2 перевода для 4х изданий. «Песня про царя Ивана Васильевича, молодого опричника и удалого купца Калашникова» впервые появилась в 1958-м году благодаря переводчику Дзиндзай Киёси в издательстве «Кавадэ сёбоу». Позже она выдержала еще 3 издания. «Боярин Орша» появился на японском языке в1959-г. благодаря переводчику Итидзё Масами (изд. Хэибонся). «Маскарад» тоже был опубликован лишь один раз, да и то уже в 1974-м году (изд. Коува-до).
Неоконченные произведения тоже привлекали внимание переводчиков. В 1948 году Итидзё Масами перевел неоконченный роман «Вадим» для издательства «Якумо сётен». «Штосс» появился в 1984-м году в издательстве «Тосё канкоукай» благодаря переводчику Мацухаси Каору.
Я. Асута