ВАСИЛЕВСКИЙ

Дмитрий Ефимович (1781—?),

профессор Московского университета. Читал в Университетском благородном пансионе всеобщую историю нового времени и дипломатику. Сохранилась тетрадь Л. 1829 г., где он начал записывать лекции В., — он законспектировал десять «лекций исторических» (это двадцать страниц). В. в конце 1800-х годов был домашним учителем в семье Бестужевых, — Михаил Бестужев вспоминал, что уроки политэкономии, философии, права (именно этими предметами занимался с братьями Бестужевыми профессор) «превратились в частые дружеские беседы <…> Да и самая оригинальная личность Василевского была такого рода, что его если не любили, то невозможно было, чтоб он не нравился каждому. Он был среднего роста, с добродушною физиономиею, которая при улыбке принимала насмешливый вид сатира; зеленовато-голубые навыкате, как у рака, глаза были до того слепы, что от близорукости он делал, а часто и позволял себе нарочно делать презабавные dennes (оплошности — мон. Лазарь.); темно-русые волосы были прямы и до того упрямы, что, не слушаясь хозяина, сваливались, как хворост, на забавное лицо и тем еще более увеличивали неудержимое чувство смеха каждого, кто это видел. Ни по рождению, ни по воспитанию своему, не имев случая приобрести необходимый светский лоск, он был крайне неловок, одевался с претензиями на дэндизм безвкусно и — странное дело — со всеми этими кажущимися не только недостатками, но преступлениями в светском обществе он был всегда и везде в своей тарелке» [2].

«корреспондентом» Московского университета. Большую часть времени он провел в Геттингенском университете, слушая лекции и встречаясь с немецкими профессорами. Затем полгода был в Париже. Его профессорская карьера в Москве не была удачной. Он быстро утратил юношеский пыл и превратился, как пишет тот же Михаил Бестужев, в «женатого, лысенького профессора, ограничившегося потребностью хорошо покушать и хорошо уснуть» [4]. Тем не менее, были моменты, когда он мог увлечь аудиторию. Учившийся у него А. А. Краевский вспоминал, что «в свои восторженные суждения, сопровождавшиеся сильной мимикой, Дмитрий Ефимович вводил и политическую экономию, и заграничный быт, и историю, и законодательство, и всевозможные анекдоты, так что лекция его обращалась в дружеские и иногда увлекательные беседы, на которые стекалось много слушателей-студентов. Притом Василевский был своего рода либерал и, между прочим, за студентов стоял горой, на экзамены почти не обращал внимания и, выслушав одно-два слова, начинал сам говорить, после чего заканчивал ответ удовлетворительной отметкой» [4]. Я. И. Костенецкий, старший товарищ Л. по университету, вспоминал о том, как читал В. лекции по истории: «Тут он воодушевлялся <…> Когда он рассказывал нам смерть Сенеки или историю Регула, то у нас волосы становились дыбом…часто, в порыве восторга, он вскакивал с кресла, стучал о стол и пр. Чуть ли Гоголь не его имел в виду, описывая в „Ревизоре“ учителя истории, о котором городничий говорит: “Положим, Александр Македонский был великий полководец, но зачем же ломать стулья?”. Василевский был очень добр и благороден, но держал себя так, как бы он был не от мира сего. Он лично никого не знал из студентов, считал нас детьми и очень щедро ставил баллы. Также несообщителен был он и с профессорами, да и вообще со всеми людьми» [1].

«неспособным» к этому своему званию и предложил ему выйти в отставку. В. как будто ждал этого, — спокойно написал прошение и покинул университет.

…«Русский архив», 1887, кн. 1, № 2. — С. 233; 2) Бродский Н. Л. М. Ю. Лермонтов: Биография, 1814–1832. Т. 1. — М.: Гослитиздат, 1945. — С. 97–100; 3) Вистенгоф П. Ф. Из моих воспоминаний // М. Ю. Лермонтов в воспоминаниях современников. — М.: Худ. лит., 1989. — С. 138–143; 4) Из «Общей тетради» Лермонтова. Конспект «Лекций исторических». Публ. П. Р. Заборова // М. Ю. Лермонтов: Исследования и материалы. — Л.: «Наука» Ленингр. отд-ние, 1979. — C. 309–322.

Мон. Лазарь (Афанасьев)