Писательская деятельность как проявление речевого поведения русских писателей на Кавказе
Активная писательская деятельность выражается в создании русскими писателями разножанровых произведе- ний о Кавказе. Это повести «Аммалат-бек» (1832), «Мулла- Нур» (1836) А. А. Бестужева-Марлинского, «Казаки» (1863), «Хаджи-Мурат» (1904) Л. Н. Толстого, рассказы «Подвиг Овечкина и Щербины за Кавказом» (1825) А. А. Бестужева- Марлинского, «Набег» (1853), «Рубка леса» (1855), «Разжалованный» (1856) Л. Н. Толстого. Особые страницы кавказского цикла русских писателей составляет роман М. Ю. Лермонтова «Герой нашего времени» (1840), этюд «Кавказец» (1841), поэмы «Черкесы» (1828), «Кавказский пленник» (1828), «Каллы» (1830-1831), «Измаил-Бей» (1832), «Демон» (1841), стихи о Кавказе. Стихи о Кавказе имеются в творчестве А. С. Пушкина, им написана повесть-поэма «Кавказский пленник» (1820-1821). Особенно следует отметить большое количество произведений документального характера в творчестве А. А. Бестужева-Марлинского, «Путешествие в Арзрум» (1829) А. С. Пушкина и т. д. Необходимо также обратить внимание на наличие обширного эпистолярия в творчестве А. А. Бестужева-Марлинского, Л. Н. Толстого, А. С. Пушкина, М. Ю. Лермонтова. Дневники писателей, записные книжки составляют значимые тексты для изучения языкотворческой деятельности русских писателей на Кавказе.
Речевая деятельность русских писателей теснейшим образом переплетается с функцией творения мысли, написанием произведений на тему Кавказа. Деятельностный характер речевого поведения русских писателей определяет комплексность исследования языка горцев на базе языковых средств. Этнографический, документалистский характер, интерес к истории и географии кавказского региона отражаются в текстах русских писателей. Используя различные очерковые жанры, русские писатели вносили нечто новое и оригинальное.
Результатом влияния Кавказа на русских писателей была активная писательская деятельность, которая стала основным принципом ознакомления русского читателя с Кавказом и горскими народами. Кавказский мир был не только поэтизирован русской литературой XIX века, но и вполне серьезно и уважительно осваивался этнографически. Произведения о Кавказе - это огромный пласт этнографического материала с широким вводом иноязычной лексики.
Для нашего исследования важны характерные этноспе- цифические черты языка и образа жизни народов Кавказа на всем протяжении их существования вплоть до современности. Особое значение приобретает фиксация этнографами еще сохранившихся традиционных компонентов лингвокультуры. Определяя понятие «этнос», Ю. В. Бромлей писал: «Этнос может быть определен как исторически сложившаяся на определенной территории устойчивая межпоколенная совокупность людей, обладающих не только общими чертами, но и относительно стабильными особенностями культуры (включая язык) и психики, а также сознанием своего единства и отличия от других подобных образований (самосознанием), фиксированным в самоназвании (этнониме)» [Бромлей: 57-58].
Несомненно, Кавказ был и остается неотъемлемой частью русской культуры и литературы. Трудно переоценить роль Кавказа в творчестве великих русских писателей, которые прекрасно знали быт горцев и создавали замечательные образы борцов за свободу и независимость своего родного края. Однако Кавказская война не помешала сближению воюющих народов. Напротив, образовался уникальный, почти необъяснимый культурный сплав. По этому поводу довольно актуально звучит «евразийский тезис» Л. Н. Гумилева: «Надо искать не столько врагов - их и так много, а надо друзей, это самая главная ценность в жизни. И союзников нам надо искать искренних» [Гумилев: 24]. В центре внимания кавказских текстов главные герои выступают как союзники (казаки, русские солдаты, горцы). Действительно, шедевры русских писателей, особые литературные отображения реального повседневного мира горцев - это своеобразные миротворческие действия. Мы знаем, что Кавказ стал местом ссылки декабристов и неугодных властям людей. Многие представители русской интеллигенции оценивали присоединение Кавказа к России в целом как явление прогрессивное, но были против покорения этого края оружием, против войны. Свое отношение к происходящему русские писатели отмечали в путевых записках и путевых очерках, знание и исследование которых очень важно и сегодня. Андрей Балдин называет «путевые записи» особым видом литературоведческих изысканий - «геопоэтикой». Он пишет: «Можно полагать, что 170 геопоэтика - это особый метод письма, подобный путевому дневнику интеллектуала, или сфокусированных на том, как пространство раскрывается в слове - от скупых, назывных упоминаний в летописях, сагах, бортовых журналах пиратских капитанов до сногсшибательных образно-поэтических систем, которые мы обнаруживаем...» [Балдин, «Октябрь»].
На фоне разноречивых отношений вырисовываются фигуры русских писателей А. С. Пушкина, А. А. Бестужева- Марлинского, М. Ю. Лермонтова и Л. Н. Толстого, которые стремились проникнуть в глубину инородного сознания. Русские писатели, раскрывая особенности Кавказа и кавказских горцев, показывали необходимость фактора взаимопонимания как определяющего элемента позитивного межнационального общения. Понимание, как известно, приводит к воплощению мыслей личности в операциях речевой коммуникации. Эффективность же коммуникации зависит от языковой и культурной компетенции личности.
А. С. Пушкин показывает прекрасное знание истории и этнографии Кавказа и Закавказья. К функциональному типу относится информация, касающаяся связи географических названий русский писатель целый комплекс сведений о самом объекте: «Арзрум (неправильно называемый Арзерум, Эрзрум, Эрзрон) основан около 415 года, во время Феодосия Второго, и назван Феодосиополем» [Пушкин, Путешествие в Арзрум, 477].
Рассказывая о Тифлисе, А. С. Пушкин приводит много статистических данных, подтверждающих документалист - ский характер путевых очерков русского писателя: «В Тифлисе главную часть народонаселения составляют армяне; в 1825 году было их здесь до 2.500 семейств. Во время нынешних войн число их еще умножилось. Грузинских семейств считается до 1.500» [Пушкин, Путешествие в Арзрум, 457].
«Путешествия...» мы наблюдаем, что Пушкин каждый раз по иному показывает и описывает реки Кавказа: «Стесненный Терек с ревом бросает свои мутные волны чрез утесы, преграждающие ему путь. Ущелие извивается вдоль его течения. Каменные подошвы гор обточены его волнами» [там же, 450].
В текстах Кавказского цикла А. С. Пушкина необходимо отметить глубокое знание поэтом топонимики Кавказского края. Топоним как лексическая единица может нести максимум и минимум информации. Например, в «Путешествии...» А. С. Пушкин дает такое объяснение: «Деревня Казбек находится у подошвы горы Казбек, и принадлежит князю Казбеку. Князь, мужчина лет сорока пяти, ростом выше Преображенского флигельмана» [там же, 452].
Хорошее знание А. С. Пушкиным географии Кавказа подтверждает большое количество использованных топонимов в текстах кавказского цикла: «Кругом ее видны следы разоренного аула, называвшегося Татартубом и бывшего некогда в Большой Кабарде» [там же, 448].
Г. П. Макогоненко, изучая творчество Пушкина, писал, что на «Путешествии...» лежит «печать времени его написания» [Макогоненко: 320]. Это «путевые записки», то есть деловая проза, документ, свидетельство об увиденном в далеком, малознакомом крае России - Кавказе, точное описание жизни, быта, обычаев грузин и армян, рассказ о военных действиях русской армии.
Особый интерес представляют кавказские путевые очерки А. А. Бестужева-Марлинского, поскольку они создавались в самый период расцвета этого жанра. Говоря о географическом характере текстов русских писателей, отметим, что они прекрасно знали географию Кавказа. Идя своим путем, А. А. Бестужев-Марлинский посвящает каждому отрезку пути отдельно озаглавленный и, на первый взгляд, вполне самостоятельный путевой очерк. Названия их часто отмечают преодоленные автором части пути: «Прощание с Каспием» (1834), «Горная дорога из Дагестана в Ширван через Кунакенты» (1834), «Последняя станция к старой Шама- хе» (1834), «Переезд от с. Топчи в Куткаши» (1834), «Дорога от станции Алмалы до поста Мугансы» (1835), «Путь до города Кубы» (1836). Свидетельством служат перечисленные названия населенных пунктов.
Кавказ был не только поэтизирован русской литературой XIX века, но и вполне серьезно и уважительно осваивался этнографи- 172 чески. Л. Н. Толстой в своих произведениях пытается изменить отношение русских к горцам, и наоборот. И не случайны сцены, где представители горских народов, находящиеся на русской службе, содействовали расширению контактов русских с народами Кавказа, сближению народов.
Отношение Л. Н. Толстого к горцам подчеркивает детальное описание этнографических особенностей повседневного быта кавказских горцев: внешности, одежды, манеры ношения оружия, религиозных обрядов и обычаев, отношения к лошадям и т. д.: «Особенно один на белом коне в черной черкеске джигитовал, казалось, шагах в пятидесяти от наших, так что досадно было глядеть на него» [Толстой, Как умирают солдаты, 380].
Кавказ - своеобразное явление во всех отношениях и смыслах. Одной из главных особенностей речевого поведения русских писателей на Кавказе является использование экзотизмов в структуре произведения. Погружение варваризмов (экзотизмов) в структуру русской речи. Экзотическая лексика - заимствование или переход элементов одного языка в другой как результат языковых контактов, взаимодействия языков. Межъязыковые лексические контакты, то есть контакты лексических систем, объединяемых между собой культурными связями народов, - явление совершенно естественное. Довольно часто русские писатели вводят экзотизмы посредством диалога. Диалоги всегда разнообразны и занимают много места, так как в диалогах сосредоточена основная мысль произведения. Прежде всего, в отношении художественного диалога возникает вопрос: в чем вообще секрет его выразительности и что делает его живым и естественным? С одной стороны, обычно отвечают: диалог жив и естествен тогда, когда в диалоге проявляется характер, когда диалог движет действие, когда в нем выражается идея, авторская мысль. С другой стороны, говорят: в литературе все выражается посредством экзотического слова.
В текстах А. С. Пушкина, А. А. Бестужева-Марлинского, М. Ю. Лермонтова, Л. Н. Толстого, посвященных Кавказу, широко использованы слова мусульманской религиознокультовой терминологии. Слова данного тематического ряда употребляются русскими писателями довольно часто. Они, как правило, восходят к арабскому языку: аллах, мулла, мечетъ, намаз, шариат, шейх, гурия, коран [Степанов 2003: 207], факир. К словам, обозначающим различные восточные понятия, относятся персидско-арабские наименования по специальному признаку: падишах, паша, сардар, кади, эмир, а также персидско-арабская терминология предметов быта абаз, палас, парча, томан, чадра, духан, кинжал, караван.
Приведем фрагмент из произведения А. А. Бестужева- Марлинского: «Если у тебя сердце не так черно, как глаза Селтанеты, ты неотменно выпьешь за Верховского, хоть бы это было при краснобородых яхунтах [Тарковцы секты сун- ни. Яхунт - старший мулла] дербентских шагидов, хотя бы все имамы и шихи [Имам - святой; ших - пророк] не только облизывались, но огрызались на тебя за такое святотатство» [Бестужев, Аммалат-бек, 512]. В третьей главе нашего исследования подробно рассматриваются все тематические блоки экзотической лексики, использованные в произведениях русских писателей, посвященных Кавказу.
«Несмотря на то, что казаки каждый час ожидали переправы и нападения абреков [Абреком называется немирной чеченец, с целью воровства или грабежа переправившийся на русскую сторону Терека]» [Толстой, Казаки, 171]. Обратим внимание на толерантность построения дефиниции Л. Н. Толстого, который использует словосочетание «немирной чеченец» вместо лексемы «бандит».
Лучшее выражение взглядов русского писателя на Кавказскую войну отражено в произведениях: «Рубка леса», «Набег», «Казаки», «Хаджи-Мурат». Примечательной чертой данных текстов является акцентирование авторского взгляда на военные действия и на ответную реакцию горского народа. Война в трактовке Л. Н. Толстого представляется грубым и бессмысленным делом и, несмотря на войну, взаимовлияние казаков и горцев продолжается.
О деятельностном характере речевого поведения русских писателей на Кавказе говорят переводы фольклорных произведений. Стремление к правдивости изображения ощущается как в точности и достоверности, так и в подробностях передачи фольклорно-этнографического материала. Перевод фольклорного материала не без оснований является одним из самых трудных видов письменного перевода. Далеко не каждый человек может позволить себе изучить, обработать и перевести. Устное народное творчество кавказских народов стало доступным русскому читателю благодаря знаниям кавказских языков. Огромная работа была проведена А. С. Пушкиным, А. А. Бестужевым, М. Ю. Лермонтовым и Л. Н. Толстым для достижения максимально точной передачи смысла переводимого. Для создания большей изобразительности и верности обозначаемой темы в тексты включается иноязычная лексика. Одновременно дается достаточно полный комментарий тому или иному экзотизмам. Естественно, что в заимствовании важен не столько факт заимствования, сколько форма обработки заимствованного материала. Стремление к пониманию фольклора кавказских народов является одной из форм постижения духа народа и увлечение народным языком. Интерес русских писателей к горскому фольклору следует рассматривать как стремление к научной деятельности. И нужно отметить, что все формы и виды фольклора так или иначе представлены в их творческой работе. Ярким примером тому является «Кавказский пленник» А. С. Пушкина, который русский писатель открывает «черкесской песней», добавив к основному тексту поэмы.
В очерках А. А. Бестужева-Марлинского скрупулезно переданы обряды и обычаи жителей Кавказа, тщательно описаны их одежда и оружие, записаны и прокомментированы местные легенды и сказки. Так, в «Горной дороге из Дагестана в Ширван через Кунакеты» сначала упоминается то, что создатель чертова моста, построив его, сам сбежал «в отчаянии от смелости и хитрости человека» [Бестужев, Горная дорога из Дагестана в Ширван через Кунакеты, 206], а затем излагается местная народная сказка о мужике и черте. В «Последней станции к Старой Шама- хе» сделана отметка и оставлено место для другой сказки - «Череп-часовой». Интерес писателя к фольклорным жанрам не случаен: он помогает ему постичь местное население, поскольку, по его мнению, «приличнейшая наука для человека есть человек» [Бестужев, Последняя станция к Старой Шамахе, 186]. Попытки узнать местное население А. А. Бестужев-Марлинский делал в своем кавказском очерке «Письмо к доктору Эрману» (1831) и не оставлял их в путевых очерках 1834-1836 годов.
Исследователи отмечают большой интерес А. С. Пушкина к восточному фольклору. Об этом свидетельствуют и произведения поэта: мотивы «Тысячи и одной ночи» в «Руслане и Людмиле», грузинские песни в «Кавказском пленнике», татарская песня в «Бахчисарайском фонтане», цыганские песни в «Цыганах» и т. д.
«Каллы», «Измайл-Бей», «Хаджи Абрек», «Аул Ба- стунджи», где использованы легенды, предания, есть этнографические и пейзажные зарисовки. Фоном всегда выступает национальное событие - война с русскими. Приведем фрагмент фольклорного заимствования из «Героя нашего времени», сопровождающийся примечанием автора: «Долго, долго молчал Казбич; наконец, вместо ответа он затянул старинную песню вполголоса: [Я прошу прощения у читателей в том, что переложил в стихи песню Казбича, переданную мне, разумеется, прозой; но привычка вторая натура. (Примечание Лермонтова)].
Много красавиц в аулах у нас,
Звезды сияют во мраке их глаз,
Сладко любить их, завидная доля;
Но веселей молодецкая воля.
Конь же лихой не имеет цены:
Он и от вихря в степи не отстанет,
Он не изменит, он не обманет»
[Лермонтов, Герой нашего времени, Бэла, 290].
календарные праздники, описание одежды, жилища, пищи, 176 домашней утвари), связанный с этническим самосознанием. Интерес Л. Н. Толстого к восточному фольклору был заложен еще в Казанском университете профессором Мирза Мамед Али-Казем-Беком, крупным востоковедом того времени, который был поражен его лингвистическими способностями. Казем-Бек считал, что «нельзя изучать язык народа, не вникая в своеобразие народного быта, нравов, обычаев» [Виноградов Б. С.: 26]. Приведем некоторые поговорки и пословицы из повести «Хаджи-Мурат»: «Променял кукушку на ястреба» [Толстой, Т. 35, с. 38]; «Пуля найдет виноватого» [Толстой, Т. 35, с. 473]; «Веревка хороша длинная, а речь короткая» [Толстой, Т. 35, с. 10]; «Угостила собака ишака мясом, а ишак собаку сеном, - оба голодные остались» [Толстой, Т. 35, с. 93] и др.
« Казаков». Не зря Л. Н. Толстой в своих текстах использует слово «песенник». По всей вероятности, писатель «песенником» называет людей, которые знали песни не только на своем языке, но и песни других народов. В рассказе «Казаки» Брошка выступает в роли замечательного песенника: «- Я мастер играть; татарскую, казацкую, господскую...». Здесь еще раз показано глубокое взаимовлияние и взаимодействие горского народа с казаками.