Кофанов П.: Музыка слова

Музыка слова

(Штрихи и силуэты)

Сел писать о Лермонтове ко дню годовщины его смерти — 28 июля. Взял в руки перо и уперся глазами невидящими и мыслью разгоряченной в Машук зеленокудрый...

А в голове все одно, все одно:

”Вчера я приехал в Пятигорск, нанял квартиру на краю города, на самом высоком месте, у подошвы Машука...”

”Ветки цветущих черешен смотрят мне в окно, и ветер иногда усыпает мой письменный стол их белыми лепестками.”

Но вот нет черешен, Машука, Эльбруса и диких чеченцев. А просто в душу врываются каскадным переливающимся потоком дуновения одежд красоты, отзвуки песен без слов:

И долго на свете томилась она.
Желанием чудным полна...

И в чем же суть и основа творчества? Из чего слагаются его элементы?

* * *

’’Внизу перед мною пестреет чистенький новенький городок, шумят целебные ключи, шумит разноязычная толпа.”

Ах, теперь мне понятно. Через звуки и музыку ритмов создается настроение бытия.

Перелистываю страницу за страницей книгу жизни поэта. Читаю, всматриваюсь, изумляюсь. Замкнутая душа мастера, художника и романтика — переливается и блещет в строках. И кажется, прижми к ней руку, и каждая строка горяча; и в каждой почувствуешь, как пульсирует в ней кровь: ”Кровь сердца полюбившего...”

И, прежде всего, мне импонирует здесь форма: пафос переживаний, соцветья и сокустья слов; образность и музыка нарядного стиха.

Важно — о чем петь, но важнее — как петь. А уж в процессе пения, в стиле пения скажется мировоззрение автора. Отношение мира к нему, и его — к миру.

Лермонтов — романтик; целый мир тончайших нежнейших созвучий, нюансов, лирики, окрашенной в сказочные цвета. Вы заметили, что это кладет сильный отпечаток и на его стих. Певучий, музыкальный и ослепительно-нарядный, он горит и переливается всеми цветами грусти и скорби поэта, чаруя слух и захватывая все внимание.

”Воздух чист и свеж, как поцелуй ребенка; солнце ярко, небо синё — чего бы кажется больше?”

И опять захватывают эти беспредметные симфонии, унося в море звуков.

И не потому ли его стихи — прямо от сердца к сердцу! Минуя и рассудок читателя? И так они напевны, музыкальны. Просто берет поэт и находит слова, словесные ароматы и запахи в которых:

Есть сила благодатная

И дышит непонятная
Святая прелесть в них.

И находит он их, эти слова, взлетая, ощущая мир, горящий мольбой в вечности — в желании разрешить проблему жизни:

Случится ли тебе в заветный, чудный миг
Открыть в душе давно безмолвной
Ещё неведомый и девственный родник,
Простых и сладких звуков полный.

И, находя в себе самом эти родники звуков, дрожаний мирового эфира, отблески далекого прошлого и предчувствия будущего, — поет весь вибрирует; он в своей стихии; он находит себя: он передает эти неуловимо тончайшие восприятия на землю звуками чудной песни:

Есть речи — значенье
Темно иль ничтожно;
Но им без волненья
Внимать новозможно.

Живя звуками, он дал изумительное совершенство стиха и облек в нежную музыку каждое слово, как это сейчас удается только Сергею Есенину; и, живя цветами, музыкой цветов, — когда каждое слово, окрашенное в свой цвет и имеющее свой запах, пело, — он через стихи красит и весь мир в свои цвета, ”черные глаза”, ”голубые туманы”, ”серебристая чешуя”, ”синяя река”, ”лиловые облака”, ”золотые главы”, ”красные лучи”, ”желтый лоб”, ”малиновая слива” — вот реальные краски на его палитре, которые у него, на самом деле, служат только средством для передачи тончайших ощущений, едва уловимых касаний.

А эпитеты вроде: пышащий, пламенный, гневный, бурный, ярый, звенящий, рассыпанные по снежным полям мелодий, — только дыхание души поэта, уходящей от скучной земли.

* * *

Трагизм Лермонтова в том, что совсем от земли он уйти не может. Есть нити, связывающие его тесно с нею. И, возносясь над жизнью:

Его чело меж облаков,
Он двух стихий жилец угрюмый.

Поэт начинает чувствовать приближение смерти. И опять жалеет о том, что он на земле ”странник бездомный”, ”изгнанник” одинокий.

А вот моменты, когда скрещивается прошедшее и будущее, давая искру настоящего. И на острие этого настоящего вы видите вертикальный взлет гения Лермонтова ввысь:

Уж не жду от жизни ничего я,

(Выпадение единовременно реальных моментов для поэта — прошлого и будущего!) Куда же этот взлет? В смерть? В любовь?

Я ищу свободы и покоя!
Я б хотел забыться и уснуть.
Чтоб всю ночь, весь день мой слух лелея,
Про любовь мне сладкий голос пел...

Но опять поэт сбрасывается на землю. Он — могущий жить только в надзвездных мирах. И не расшибся ли он в одно из таких падений о реальность?

’’Правда всегда была моей святыней”, — пишет он... И эта правда проходит красной чертой через все его произведения. Романтик, житель миров иных, изгнанник на земле, Лермонтов всегда и весь жил полностью только в нездешних звуках, соцветиях слов, образах, красочности и музыкальности символов. И это делает его поэзию бессмертной, неувядаемой чашей, из которой не устанут пить напиток любви сладкий — все поколения, все века и народы...

— что от одного соприкосновения с ним уходишь в воспоминания... Отправляюсь к памятнику ему на месте дуэли.. И вырастают, высятся, становятся прекрасно-величественным и Бештау, и Машук облысевший (за эти годы всё жители вырубили на отопление! Жить же надо было! Вот она реальность дня!), но все-таки нарядный Машук, и на юге едва видимый среди черных туч Эльбрус. Просто отдаюсь волне нахлынувших чувств...

В Пятигорске...

В обители целебных вод,
Он пал — преступником сраженный.
Певец великих дум.

— певцов жизни прекрасной..

Кажется, июль. Накрапывает дождь. Над Юцой режут рыжую завесу черные молнии. И такая тоска.

Вот здесь он дрался на дуэли. Благородный, благородный бунтующий человек! Упал сраженный, хватаясь за грудь, проливая последнюю кровь сердца на цветы жизни.

Умирал одиноко, под дождем, без помощи.

О ком вспоминал в этот момент? О чем думал? Какие сокровищницы звуков, красок, мелодий и земных страданий видел пред собой?

Под дождем у памятника его сижу. И через смерть его, земные страдания его и творчество его начинаю познавать закономерность жизни.

Поэзия — вестница грядущей в мир Красоты. Она придет в слепящих одеждах и каждому скажет:

”Милый, ты хорош!”

И не будет тогда рас, народов, классов, корпораций; но будут — люди! Равные, смелые, красивые.

Раздел сайта: