Глава 5
Литературное движение 1840-х годов. В. Г. Белинский и "Натуральная школа"
40-е годы XIX в. в отечественном литературном движении стали временем прорыва к новым эстетическим горизонтам, временем сложного взаимодействия различных идейно-художественных систем и типов авторского сознания при доминировании ведущей тенденции – росте реалистических начал в прозе и поэзии.
Литература совершает стремительную эволюцию в эпоху, не богатую крупными историческими событиями, однако отмеченную углублением общественного и культурного развития. На переломе второго и третьего десятилетия николаевского правления, в прежних условиях крепостного права и преследования свободомыслия в обществе совершается громадная духовная работа, обостряется общественно-литературная мысль. Временем "наружного рабства и внутреннего освобождения" назвал А. И. Герцен ту эпоху. Наступило время духовного взлета, жарких философских, религиозных, исторических и литературных дискуссий. Порою они принимают форму острой идейной и литературной борьбы.
"западников" и "славянофилов"
Вопрос о прошлом, настоящем и будущем России, о путях ее развития и роли во всемирной истории, в человеческом сообществе разделил образованное меньшинство на славянофилов и западников. Спор их был задан "Философическим письмом" П. Я. Чаадаева, опубликованным в московском журнале "Телескоп" в 1836 г., где автор, размышляя над судьбами Запада и России, католичества и православия, делал отрицательные выводы об исторической судьбе православной России. Идеи Чаадаева непосредственно "пробудили" два противоборствующих общественных направления: славянофилы, и западники 40-х годов с равным правом могли считать его и своим наставником, и оппонентом.
Ведущие идеологи и публицисты славянофильства 40-х годов: поэт и философ А. С. Хомяков, критик и публицист И. В. Киреевский, его брат, П. В. Киреевский, общественный деятель Ю. Ф. Самарин, братья К. С. и И. С. Аксаковы – дети признанного писателя Сергея Аксакова, также известные литераторы.
Русское западничество той поры представляли В. Г. Белинский; А. И. Герцен; его друг и соратник Н. П. Огарев; общественный деятель, профессор Московского университета Т. Н. Грановский; В. П. Боткин; П. В. Анненков, ставший первым биографом Пушкина; писатель и журналист И. И. Панаев.
И славянофилы, и западники были подлинными радетелями Отечества, их объединяла неудовлетворенность итогами культурно-исторического развития России, жажда национального самосознания. И те, и другие говорили о необходимости отмены крепостного права, о гражданских правах и свободах. И те, и другие находились в оппозиции к царской бюрократии (но не к самому самодержавию, в отношении которого позиции каждого из участников движений были различными). Славянофилы и западники по-разному оценивали период Московской Руси и реформы Петра I, буржуазный экономический порядок Европы и патриархальные устои России. В поле обсуждаемых проблем был вопрос о назначении искусства, о художественности и народности литературы.
"Москвитянин", "Русская беседа", с одной стороны, и "Отечественные записки", "Современник" – с другой) – здесь разворачивалась живая полемика идейных и литературных противников, введших в активный речевой оборот и сами термины: западничество и славянофильство.
Символично заглавие статьи Хомякова "О старом и новом", положившей начало в 1839 г. славянофильскому направлению как таковому. В "былом", "старом" – в русских преданиях и традициях православия и народной нравственности, которая свободна от "барыша", своекорыстия, нужно искать начало "истинного православия". "Эти-то лучшие инстинкты души, образованной и облагороженной христианством, эти-то воспоминания древности неизвестной, но живущей в нас тайно, произвели все хорошее, чем мы можем гордиться".
Предание, "преемство жизни" есть необходимейшая основа для ее самосохранения, – писал К. Аксаков. Естественно поэтому преклонение славянофилов перед вековыми устоями монархии, русским общинным строем, христианскими коллективными, а не индивидуальными формами жизни, вплоть до "самоотречения". Соборность – так со времен первых славянофилов определяется особое качество русского, славянского братства, православного единения разных слоев общества на основе самозабвенного служения "миру", "общине", "роду".
В искусстве и литературе славянофилы ценили то, что самобытно, в чем "творит" духовная сила народа. Для Хомякова это были иконы и церковная музыка, для К. Аксакова и Самарина – творчество Н. В. Гоголя, А. К. Толстого, В. И. Даля. В "Мертвых душах" К. Аксаков видел гомеровскую эпичность– целостность, "сильное", "вечное", "положительное" начало, связанное с христианским идеалом. "Русская художественная школа", по мнению Хомякова, была "вопросом жизни и смерти в смысле деятельности нравственной и духовной". Поиск "внутреннего источника отечественного просвещения" одухотворял самих славянофилов на собственные творческие разыскания: они писали стихотворения и прозу, К. Аксаков был автором экспериментальной российской грамматики, Киреевский издал собранные им оригинальные фольклорные тексты.
Представители западничества считали, что достичь процветания Россия может лишь путем сближения с Европой; в бурном росте промышленности, в утверждении гражданских прав личности, в идеалах равенства, в развитии науки, в буржуазном прогрессе видели они залог величия России.
40-х годов, он видит безысходность политической борьбы в России и, не желая "в колодках" служить Отечеству, принимает горькое и исключительно мужественное по тем временам решение: не возвращаться на Родину. Победить гражданскую робость ему помогло твердое убеждение: "в себе самом … уважать свою свободу и чтить ее не меньше, как в ближнем, как в целом народе, ибо только на свободе лица может вырасти действительная воля народа". В Лондоне Герцен и Огарев основали "вольную русскую типографию"; могучий голос "Колокола" – газеты, выходящей уже в пятидесятые-шестидесятые годы, – будоражил и просвещал далеких соотечественников. Герцен умер в 1870 г. за границей, вернувшись на родину вольным словом. Эпоха 40-х годов объемно представлена Герценом в его знаменитой книге воспоминаний "Былое и думы" (1852–1867), которая по праву считается вершиной творчества писателя.
Смена литературных направлений
Литературный процесс начала 40-х годов отмечен противоречивыми устремлениями писателей в освоении того или иного типа художественного сознания. Романтизм еще не утратил своего художественного потенциала. Прежде всего поэзия тех лет свидетельствует о жизнеспособности романтизма. Антологическое течение в русской поэзии (А. Н. Майков, Н. Ф. Щербина, Л. А. Мей), "рефлективная" поэзия 40-х (Э. П. Губер, Н. П. Огарев, А. Н. Плещеев, Аполлон Григорьев, И. С. Аксаков), "лирика женского сердца" (Е. П. Ростопчина, К. К. Павлова, Ю. В. Жадовская), ранняя лирика А. А. Фета – таковы наиболее значимые поэтические явления эпохи сороковых, все же названной В. Г. Белинским "прозаическим периодом". Романтическая проза удерживает свои позиции в начале десятилетия в философско-аллегорических и фантастических произведениях В. Ф. Одоевского ("Русские ночи"; 1844) и А. К. Толстого ("Упырь"; 1841); в целом в русле романтической традиции созданы ранние произведения Ф. М. Достоевского, отмеченные фантастическим колоритом ("Двойник", 1846; "Хозяйка", 1847). Но уже с середины 40-х романтические конфликты, романтическая характерология, сюжетосложение, весь арсенал изобразительно-выразительных средств подвергались существенной ломке и трансформации.
Реализм
Реализм становится основным художественным методом. Действительная жизнь во всем ее многообразии, во всех, даже непоэтических, обыденных и пошлых явлениях превратилась в объект эстетического освоения. Изображение типических характеров в типических обстоятельствах, историзм – ведущие принципы нового метода. Первым отрефлектировал новые художественные веяния, эстетически их узаконил и проанализировал основные черты поэтики замечательный литературный критик В. Г. Белинский. Хотя слово "реализм" В. Г. Белинский не употреблял (оно появится чуть позже в работах учеников Белинского П. Н. Кудрявцева и И. С. Тургенева, а на правах точного термина будет работать в критике А. Григорьева), предпочитая говорить о "действительной", "реальной", (а не "реалистической") литературе. Кроме того, в понятийном арсенале Белинского появится термин "натуральная школа", "критическое" направление, подхвативших и развивших пафос гоголевского творчества.
"Натуральная школа"
Первоначально Белинский в полемическом задоре использовал словосочетание, рожденное в стане литературных и идейных противников. Ф. Булгарин, редактор газеты "Северная пчела" и журнала "Сын Отечества", язвительно адресовал его авторам, объединившимся для издания альманахов "Физиология Петербурга" и "Петербургский сборник". Критик считал, в противовес Булгарину, что и так называемая натура, "низкие картины" должны сделаться содержанием литературы.
Белинский узаконивает название критического направления, созданного Гоголем: натуральная школа. К ней относились А. И. Герцен, Н. А. Некрасов, И. С. Тургенев, И. А. Гончаров, Ф. М. Достоевский, М. Е. Салтыков, В. И. Даль (псевдоним Казак Луганский), В. А. Соллогуб, Д. В. Григорович, И. И. Панаев, Е. П. Гребенка и др.
Организационно представители "натуральной школы" объединены не были. Их связывали творческие установки, совместная работа в журналах, альманахах, личные контакты. Н. А. Некрасов, по праву считавшийся лидером, стал редактором не только двух альманахов о быте и нравах Петербурга, но и вместе с И. И. Панаевым владельцем и редактором журнала "Современник".
"социальности", заинтересованный анализ влияния общественных нравов на человека, глубокий интерес к судьбам представителей низших и средних сословий. Взгляды и творчество писателей "натуральной школы" встретили критику официальной журналистики (прежде всего журнала "Северная пчела"). Эстетические и художественные новации нашли воплощение в двух сборниках под названием "Физиология Петербурга", вышедших под редакцией Некрасова, а также в массовой литературной продукции, охотно публиковавшейся журналами и альманахами и имевшей успех у читателей.
В жанровом отношении "физиологии" чаще всего представляли очерки, небольшие по объему произведения описательно-аналитического содержания, где действительность изображалась в разнообразных, чаще всего вне развернутого сюжета ситуациях через множество социальных, профессиональных, этнографических, возрастных типов. Очерк был тем оперативным жанром, который позволял быстро и точно фиксировать положение дел в обществе, с большой степенью достоверности, даже – фотографичности (как тогда говорили – "дагерротипности"), представлять новые для литературы лица. Иногда это происходило в ущерб художественности, но в воздухе той поры, в эстетической атмосфере витали идеи соединения искусства с наукою, и, казалось, что можно пожертвовать мерой красоты ради правды "действительности".
Одна из причин такого моделирования мира заключалась в том, что в 30-40-е годы в европейской науке ощущался интерес к практическому (позитивному) направлению, переживало подъем естествознание: органическая химия, палеонтология, сравнительная анатомия. Особенные успехи выпали на долю физиологии (не случайно в одном из номеров некрасовского "Современника" за 1847 г. была напечатана статья "Важность и успехи физиологии"). Русские, как и западноевропейские, писатели стремились перенести в литературу приемы физиологической науки, жизнь как своеобразный организм, стать "физиологами общества". Писатель – "физиолог" понимался истинным естествоиспытателем, который исследует в современном ему обществе, преимущественно в средних и низших сферах, различные виды и подвиды, почти с научной точностью фиксирует регулярно наблюдаемые нравы, жизненные условия, среду обитания. Поэтому композиционно физиологические очерки обычно строились как соединение собирательного портрета и бытовой зарисовки. Собственно, эта форма реализма и предполагала фиксацию несколько обобщенных, мало индивидуализированных социальных типов в тщательно прописанной, столь же типичной, зачастую пошлой и грубой повседневности. "Сущность типа состоит в том, чтоб, изображая, например, хоть водовоза, изображать не какого-нибудь одного водовоза, а всех в одном", – писал В. Г. Белинский в рецензии на книгу "Наши, списанные с натуры русскими" (1841). Она заключала в себе очерки с характерными названиями: "Водовоз", "Барышня", "Армейский офицер", "Гробовой мастер", "Няня", "Знахарь", "Уральский казак".
Вполне в духе 40-х годов прочитывается сравнение русского критика В. Майкова, когда он говорит о необходимости рассматривать законы жизни Писатель сороковых призван был анатомировать "общественное тело" и продемонстрировать художественный и одновременно аналитический "разрез" в разных культурно-исторических и географических проекциях.
"Физиология Петербурга" (1844–1845). Во вступлении к первому тому В. Г. Белинский прогнозировал появление "беллетристических произведений, которые бы в форме путешествий, поездок, очерков, рассказов, описаний знакомили с различными частями беспредельной и разнообразной России".
Личным опытом такого географического, исторического и социально-бытового описания становится его очерк "Петербург и Москва". В очерках "Омнибус" Кульчицкого-Говорилина, "Петербургская сторона" Гребенки, "Петербургские углы" Некрасова разворачивается топография "дна" Петербурга: помойные ямы, грязные подвалы, каморки, смрадные дворы и их забитые, раздавленные нищетой, несчастьями, опустившиеся обыватели. И все же характер северной столицы исследуется в "Физиологии Петербурга" прежде всего через галерею представителей некоторых профессий. Нищий шарманщик из очерка Д. В. Григоровича, тщетно старающийся своим ремеслом прокормить целое семейство. Дворник – вчерашний крестьянин, ставший не только блюстителем чистоты, но и порядка, незаметно превратившийся в столь необходимого для жизни разных сословий посредника (В. И. Даль. "Петербургский дворник"). Другие заметные персонажи – продажный фельетонист (И. И. Панаев. "Петербургский фельетонист"), чиновник из одноименного стихотворного очерка Некрасова. Характеры персонажей не прописаны, в них сплавлены в художественном единстве социальные болезни, сиюминутные человеческие интересы и исторически сложившиеся общественные роли.
Вертикальный "разрез" одного столичного дома удался писателю Я. П. Буткову. Книга "Петербургские вершины" (1845–1846), не являясь образцом художественности, отвечала основным требованиям "физиологии". В предисловии повествователь как бы перемещается с этажа на этаж: подвалы – "низовье"; "срединная"; "подоблачные вершины" – чердаки. Он знакомится с теми, кто комфортабельно обитает в средних этажах; с "низовыми" – "промышленными" людьми, которые, "будто болотные растения, крепко держатся своей почвы"; с "самобытной толпой", "особыми людьми" чердаков: это бедные студенты, так похожие на еще не явившегося Раскольникова, нищие интеллигенты. Характерна по своему стилю – как отголосок своеобразной моды на естествознание – одна из рецензий на "Петербургские вершины": "Все 4-е, 5-е и 6-е этажи столичного города С. – Петербурга попали под Буткова.
Он взял, отрезал их от низов, перенес домой, разрезал по суставчикам и выдал в свет частичку своих анатомических препаратов". Тонкий критик В. Майков дал объективную оценку этой книги, указав не столько на поэтические, сколько на "научно-документальные" свойства ее художественности, что само по себе еще раз характеризует физиологические жанры вообще. "Достоинство повести – чисто дагерротипическое, и описание мытарств, сквозь которые пробивал себе дорогу Терентий Якимович, занимательно, как глава из отличной статистики".
Под несомненным влиянием художественных исканий "натуральной школы" на излете первой половины столетия были созданы крупные произведения отечественной литературы.
В своем последнем годовом обзоре русской литературы за 1847 год В. Г. Белинский отметил определенную динамику жанрового развития русской литературы: "Роман и повесть стали теперь во главе всех других родов поэзии".
"Бедные люди", принесший известность молодому Ф. М. Достоевскому, был напечатан в "Петербургском сборнике", изданном Н. Некрасовым в 1846 г. В русле традиции "физиологического очерка" он воссоздает реалистическую картину жизни "забитых" обитателей "петербургских углов", галерею социальных типов – от уличного побирушки до "его превосходительства".
Высшим достижением натуральной школы по праву считаются два романа 40-х годов: "Обыкновенная история" И. А. Гончарова и "Кто виноват?" А. И. Герцена.
Сложнейшие общественные, нравственные и философские смыслы вложил А. И. Герцен в романное действие, "исполненное, по словам Белинского, драматического движения", ума, доведенного "до поэзии". Это роман не только о крепостном праве, о русской провинции, это роман о времени и среде, губящей все лучшее в человеке, о возможности внутреннего сопротивления ей, о смысле жизни. В проблемное поле вводит читателя резкий и лаконичный вопрос, вынесенный в название произведения: "Кто виноват?" Где коренится причина того, что лучшие задатки дворянина Негрова были заглушены пошлостью и бездельем, столь распространенными среди крепостников? Лежит ли на нем персональная вина за судьбу внебрачной дочери Любоньки, росшей в его же доме в унизительном двусмысленном положении? Кто несет ответственность за наивность тонкого, мечтающего о гармонии учителя Круциферского? Он по существу только и может, что произносить искренние патетические монологи да упиваться семейной идиллией, которая оказывается столь непрочной: роковым, приведшим к гибели становится для его жены чувство к Владимиру Бельтову. Дворянин-интеллектуал Бельтов приезжает в провинциальный город в поисках достойного жизненного поприща, но не только не находит его, но и оказывается в горниле трагической жизненной коллизии. С кого же спросить за бессильные, обреченные на заведомый провал попытки исключительно талантливой личности найти применение своим силам в удушающей атмосфере помещичьего быта, казенной канцелярии, отечественного захолустья в тех жизненных сферах, что чаще всего "предлагала" тогдашняя Россия своим образованным сынам?
Один из ответов очевиден: крепостничество, "поздняя" николаевская пора в России, застой, едва ли не приведший в середине 50-х годов к национальной катастрофе. Социально-исторический конфликт сплетен с конфликтом этическим. В. Г. Белинский очень тонко указал на связь социально-критического и нравственного смысла произведения в характеристике авторской позиции: "Болезнь при виде непризнанного человеческого достоинства". И все же критический пафос определяет, но не исчерпывает содержание и смысл романа. К центральным проблемам, поднятым в нем, следует отнести проблему национального характера, национального самосознания. Смысл романа обогащается также благодаря герценовской художественной "антропологии" в ее коренных аспектах: привычка и покой, губящие все живое (чета Негровых); инфантильность или мучительный скепсис, одинаково мешающие молодости реализовать себя (Круциферский и Бельтов); бессильная мудрость (доктор Крупов); разрушительные эмоциональные и духовные порывы (Любонька) и т. д. В целом внимание к "природе" человека и типическим обстоятельствам, губящим ее, ломающим характер и судьбу, делает Герцена писателем "натуральной школы".
Становление лирики Н. А. Некрасова шло в русле общения с прозаическими опытами писателей "натуральной школы". Первый его сборник "Мечты и звуки" (1840) носил романтически-подражательный характер. Несколько лет работы в прозаических жанрах привели Некрасова к принципиально новому способу отбора и воспроизведения действительности. Повседневная жизнь социальных низов находит воплощение в форме стихотворной новеллы, "рассказа в стихах" ("В дороге", 1845; "Огородник",1846; "Еду ли ночью", 1847; "Вино", 1848). Очерковая тональность описаний, фактографичность, обстоятельная "бытопись" и сочувствие народу отличают многие поэтические опыты Некрасова конца 40-х годов.
"Записки охотника", большинство из которых было написано в 40-е годы, несет на себе печать физиологизма: характерно отсутствие выраженного сюжета, художественное "заземление" на массовых человеческих типах, описаниях "обычных" обстоятельств. Вместе с тем "Записки охотника" уже перерастают эту жанровую форму.
Повести Д. В. Григоровича "Деревня" и "Антон-Горемыка", произведения А. Ф. Писемского, В. А. Соллогуба углубляли многозначность реалистической картины мира, основные художественные координаты которой отвечали требованиям натуральной школы.
Основные направления журналистики и критики
1840-е годы – время расцвета русской литературной критики. До 1840-х годов русская критика вырабатывала теоретические, философские основы для оценки литературных явлений и текущего историко-литературного процесса. Благодаря усилиям А. Ф. Мерзлякова, А. А. Бестужева, В. К. Кюхельбекера, П. А. Вяземского, П. А. Катенина, Н. И. Надеждина, братьев Н. А. Полевого и К. А. Полевого, И. В. Киреевского, С. П. Шевырева русская критика постепенно отходила от коллекционирования орфографических ошибок и малозначительных придирок к стилю, от нападок на "личности", от субъективных и чисто вкусовых оценок ("нравится" – "не нравится") и приближалась к продуманным, исторически выверенным, эстетически глубоким суждениям. Несомненно при этом, что литературная практика опережала литературную теорию, и те эстетические и художественные идеи, которые были заложены в произведениях Жуковского, Батюшкова, Пушкина, Лермонтова, Гоголя и других писателей, служили прочной опорой для создания национальной литературной критики. Отдавая отчет в собственных литературно-художественных свершениях и исканиях, писатели сами выступали первыми ценителями своих и чужих произведений. Именно в писательской критике, как обобщение личного и мирового творческого опыта, были поставлены проблемы, связанные с теоретическими понятиями художественного историзма, жанрового мышления, своеобразия художественных эпох в истории человечества, начиная от античности и кончая современностью, литературного направления, содержания и формы, свободы творчества и т. д. С этой точки зрения нельзя не отметить выдающегося вклада, который внесли в становление русской философско-эстетической культуры и литературно-критической мысли Вяземский, Катенин и в особенности Пушкин и Гоголь. Их критика была неотделима от полемики с враждебными им литературно-критическими взглядами. Так, Пушкин резко выступал против эстетических принципов Булгарина, Греча, Полевого и других писателей.
Интересу русской образованной публики к литературной критике способствовала не только острая полемика, время от времени развертывавшаяся на страницах печати, но и рост журналов и альманахов. Почти в каждом из них помещалась большая критическая статья, обзор о состоянии литературы или размышления о новых произведениях словесности. Число альманахов с каждым годом неудержимо росло, и Белинский даже назвал литературу этого периода "альманачною". Оборотной стороной этого явления стал меркантильный характер печатных изданий, приносивших неплохую прибыль, если составителю или составителям удавалось собрать в альманахе произведения известных литераторов. Журналы также расширили свои критические отделы, которые становились все более и более увлекательными. Теперь в них выражалась позиция журнала, его издателя, редактора и самого критика.
Литературная критика в России, начиная со второй половины 1830-х годов, сразу становится зрелой в своих суждениях, стремящейся к систематизации, четкости вводимых в оборот понятий, конкретной в своих вкусовых эстетических ощущениях и основанной на самостоятельно сложившейся и глубокого продуманной эстетической программе. Так, Пушкин чрезвычайно высоко оценил статью о своем творчестве, принадлежащую перу молодого И. В. Киреевского, оказавшую несомненное влияние на статьи о Пушкине В. Г. Белинского.
Становление и формирование принципов русской критики связано с именем Белинского, "неистового Виссариона" (род. 1811, умер 1848) – яркий образец энтузиаста и радикала в русской культуре. 13 лет активной работы литературного критика были годами титанического труда во имя "формирования нравственной атмосферы народа" и "развития человеческих личностей, которые суть – все". Пройдя путь сложных мировоззренческих поисков, он сделался непримиримым к "ужасному зрелищу страны, где люди торгуют людьми", где абсолютизм – неограниченная власть самодержца – попирает свободу личности. Поэтому свою общественную задачу он видит в развитии свободолюбия, поэтому для него "либерал – и человек – одно и то же, абсолютист и кнутобой – одно и то же".
Белинского традиционно принято называть атеистом. Однако уже знаменитое "Письмо к Гоголю" показывает, что критик бережно лелеял свой, неканонический образ Христа, Спасителя, заступника, а не бога-чудотворца. Главная жизненная роль Белинского, его высокое предназначение были осуществлены в его критической деятельности.
"эстетического вкуса публики", в создании объективной тонкой критики не подлежат сомнению. В 40-е годы он поддерживает талант вступающих в литературу Достоевского, Тургенева, Гончарова. Его критические статьи, посвященные художественному творчеству Пушкина, Гоголя, Лермонтова и др., представляют собой не только аналитический разбор, но и талантливую интерпретацию, творческий отклик на их произведения.
Если обобщить положения статей Белинского 40-х годов, начиная от "Героя нашего времени. Сочинение М. Лермонтова" и заканчивая последним крупным обзором "Взгляд на русскую литературу 1847 г.", то явственно определится позиция критика, ратующего за реализм в искусстве.
Белинский требует от искусства показывать "действительность как она есть". В творчестве Пушкина он и видит отражение "жизни действительной", в "Евгении Онегине" – "энциклопедию русской жизни". В сложном психологическом рисунке лермонтовского Печорина он наблюдает приметы живой современности ("наш век есть по преимуществу век рефлексий"), а самоанализ Печорина убеждает критика, что герой этот из новой – реалистической – генерации литературных типов: "Печорин созрел для новых чувств и дум… действительность – вот сущность и характер всего этого нового".
Гоголь, считал Белинский, смог совершить переворот в русской литературе потому, что обратил "все внимание на толпу, на массу", стал изображать "людей обыкновенных, а не приятные только исключения из общего правила". Пушкин и Лермонтов также у истоков этого процесса. В реалистической литературе воспроизводятся типические же обстоятельства: не "измены, древности, кинжалы, яд", а жизнь в ее обычном течении.
Принципиальная позиция критика выражена в словах: "Судя о человеке, должно брать в рассмотрение обстоятельства его развития и сферу жизни, в которую он поставлен судьбою". По существу здесь лаконично выражен принцип историзма. Белинский призывал писателей следовать ему, и сам строго придерживался этого принципа в критических разборах, в оценке того или иного автора. Он исследует разнообразные – исторические, национальные, социальные – условия, в которых складывалось творчество того или иного автора и которые отразились в его творениях. Так, "Пушкин был выразителем современного ему мира, представителем современного ему человечества; но мира русского, но человечества русского".
"О русской повести и повестях г. Гоголя ("Арабески" и "Миргород")" Белинский декларировал принципиальное положение о народности литературы: "Если изображение жизни верно, то оно и народно". "Повести г. Гоголя народны в высочайшей степени", – в них совмещаются простота вымысла, истина жизни и оригинальность (которую, кстати, Белинский видел в "комическом одушевлении, всегда побеждаемом глубоким чувством грусти и уныния"). Пафос "Мертвых душ" он усмотрел в юморе, в критическом отрицании общественных и частных человеческих пороков – в том, что он называл "социальностью".
Гоголь объявлен Белинским главой нового послепушкинского периода русской литературы.
Белинский не только обобщил в своих статьях опыт русской литературы от древности до современности, но и на основе идей немецкой классической философии дал русской критике философский фундамент эстетических и художественных суждений. Отныне русская критика могла прочно опереться на точно сформулированные критерии художественности, соотнесенные с чувством и понятием историзма. Именно Белинскому принадлежат формулировки, которые затем надолго войдут в умы многих поколений: искусство – "мышление в образах", писатель мыслит образами, как ученый – понятиями и силлогизмами. Стало быть, содержание искусства и науки одно и то же: и искусство, и наука ищут истину, но формы выражения истины разные.
Различие в формах постижения истины заключается в том, что художник хорошо видит чувственный образ, "форму", но плохо видит "идею", "содержание". При этом образная специфика искусства не отграничивает искусство от других сторон духовной деятельности. Поскольку искусство есть мышление в образах, то оно непосредственно созерцает истину, тогда как ученый добывает ее опосредованно. Если художник плохо видит идею, то он выражает "творящий дух" бессознательно. Идея должна целиком пронизывать и охватывать явление или предмет, полно выражая его, но идея (содержание) не может существовать бесформенно, она должна быть сформирована; если идея полно обнимает предмет, то и "форма", чтобы выразить идею с надлежащей полнотой, также должна быть пронизана идеей и столь же полно заключать в себе "идею". Отсюда вытекает мысль о соответствии идеи форме, а формы – идее, о единстве формы и содержания как условии художественного совершенства, которое достигается путем примирения, гармонизации, слияния противоречивых составляющих предмета или явления – идеи и формы. Целостность образной идеи ощущается во "вдохновении", которое есть принадлежность творческого дара.
Совершенствуя эти принципы, Белинский обращал внимание и на практическую сторону творчества. По его мнению, искусство черпает свои идеи и формы из действительной жизни, а стало быть, искусство есть "воспроизведение действительности", но не копия ее. Искусство творит новый мир, повторенный, вновь созданный воображением. Отсюда проистекает великое значение для Белинского воображения, фантазии, которая, однако, не должна отлетать от действительности столь далеко, чтобы первичная действительность (жизнь как прототип) осталась не узнанной во вторичной действительности (художественном произведении).
– совместить свой личный взгляд со взглядом общества и выразить общественное мнение по поводу тех или иных художественных явлений. Следовательно, критик – выразитель господствующего мнения эпохи в лице ее представителей или выразитель отдельных слоев общества на состояние художественной культуры. Критик должен стоять вровень со своим веком, чтобы произнести суд над произведениями литературы, отражающими жизнь. Но, чтобы правильно оценить то или иное художественное явление, необходимо видеть его в обратной и прямой исторической перспективе, рассматривать произведение искусства или творчество писателя в историческом разрезе – от прошлого к будущему. Такая критика есть критика историческая. Этим именем Белинский называл свой критический метод.
Ближайшими последователями Белинского, разделявшими его взгляды на критику и на литературу, были как Некрасов, Тургенев, Герцен, Салтыков-Щедрин и другие писатели, так и ведущие критики разных эпох: В. Н. Майков (1823–1847), Н. А. Добролюбов –1861), Н. Г. Чернышевский (1828–1889).
В 1840-е годы ненадолго блеснул критическим талантом В. Н. Майков. Критика, по его мнению, это "анализ", "суд над деятельностью", "справедливый и беспристрастный". Критик не только разрушает старое, но и создает новое. Очень часто именно под влиянием талантливого критика общество меняет свое мнение о художественном произведении или значении того или иного писателя.
жестче Белинского нападал на романтизм за его пристрастие к необыкновенности, за его "нежизненность". Выступая за реальное содержание литературы, Майков резко критиковал подражателей романтизма, которые после Гоголя пустились насаждать некий "неоромантизм", признаками которого критик считал "эксцентричность содержания", стремление изображать несуществующую жизнь и несуществующих людей. Наконец, Майков требовал четкой и конкретной мотивированности психологии и поведения героев. Если художник изображает необыкновенных людей и необыкновенные события, то он должен представить их результатом "причин" самых понятных и вполне обыкновенных. Систему Майкова, в основе которой лежит научный анализ художественных произведений, можно назвать аналитической или школой научного реализма.
"натуральная школа" и стремились увести литературу с реалистического пути. В 1840-е годы критику низкопробной литературы и опошления литературного дела вслед за Пушкиным и писателями его круга продолжил Белинский, противниками которого стали Булгарин, Греч, О. Сенковский. Другой полемический адрес Белинского – славянофильский журнал "Москвитянин".
Как известно, до восстания декабристов в 1825 г. ни Н. И. Греч, ни Ф. В. Булгарин не были поборниками реакции. Более того, начиная с середины 1810-х годов, Греч своим журналом "Сын Отечества" оказывал услуги будущим декабристам. И Греч, и Булгарин являлись членами "Вольного общества любителей российской словесности" и даже входили в его левое крыло во главе с Рылеевым и А. Бестужевым. "Издатель "Сына Отечества" – писал В. Г. Базанов, – в ту пору передовой журналист, фигурировавший в одном из доносов как приверженный деятель Союза Благоденствия…"[176]. Булгарин в своих изданиях высоко оценивал Крылова и Пушкина ("Пушкина, – писал он в "Литературных листках", – по справедливости можно назвать первым поэтом нашего времени"[177]).
Два обстоятельства способствовали, с одной стороны, сближению Булгарина и Греча, а с другой, – перемене их общественно-литературной ориентации. Греч и Булгарин начали "праветь" по мере выяснения политической физиономии декабризма и особенно после подавления восстания. Сближение же Греча с Булгариным началось еще раньше, в 1822 г., с появлением булгаринского "Северного вестника", на почве откровенного литературного предпринимательства. С этого времени постепенно начинает изменяться облик "Сына Отечества". Дальнейшее объединение произошло в 1824 г.: результатом союза "Сына Отечества" и "Северного вестника" явилась газета "Северная пчела". В ней окончательно утвердился утилитарный дух изданий Булгарина и Греча.
"либерализм", Булгарин вступает в полемику с "Мнемозиной" В. Кюхельбекера и В. Одоевского, упрекая их в излишнем любомудрии, в пропаганде Канта и Шеллинга, т. е. немецкой классической философии: "Не лучше ли посвятить "Мнемозину"", – спрашивает он издателей, – "такой философии, которая научает терпению, вежливости, усмиряет страсти, а не питает гордость и самолюбие"?[178]
В 1829 г. произошло формальное слияние журналов Булгарина и Греча: под общим названием "Сын Отечества и Северный Архив" стал выходить новый печатный орган. С этого времени Булгарин и Греч становятся в литературе неразъемной парой (Белинский упоминает о Грече "вкупе и в любе с Фаддеем и Венедитовичем"[179]). С этого же времени отношения между пушкинским кругом писателей, с одной стороны, и Булгариным и Гречем, с другой, становятся не только напряженными, но и враждебными. В 1840-е годы Белинский вслед за Пушкиным и Н. И. Надеждиным[180] тоже стал решительным противником Булгарина и Греча. Главный предмет полемики – произведения Гоголя и писателей "натуральной школы".
Ведущие критики журналов и газеты "Северная пчела" Булгарин, Греч, Л. Ф. Бранд называли творчество Гоголя "грязным". Отрицательным оценкам подверглись "Физиология Петербурга" и другие сборники писателей "натуральной школы". Объектом критики стал и журнал "Современник". Булгарин выступил против правдивого изображения жизни социальных низов. Так, в альманахе "Наши, списанные с натуры русскими" был помещен очерк Башуцкого "Водовоз". Булгарин в "Северной пчеле" в полемических целях опубликовал очерк под названием "Водонос", в котором изобразил благополучную жизнь водоноса, скопившего в Петербурге "тысячу рублей капитала".
К продажным деятелям литературы Белинский относил, имея в виду продажность и беспринципность общественно-литературной позиции, также А. Ф. Воейкова, "Русский инвалид", объединяя его с Булгариным, Гречем и другими: "Где бы ни писали, в каком бы журнале ни помещали своих изделий и сколько бы ни получали за них г. г. Греч, Булгарин, Масальский, Калашников, Воейков, – они всегда и везде останутся теми же", т. е. "гениями Смирдинского периода словесности"[181].
Несколько иное положение занимал в публицистике и критике 1840-х годов О. И. Сенковский. У О. И. Сенковского имелись действительные заслуги перед отечественной культурой. Он был крупным востоковедом, видным писателем и литературным критиком. Сенковский издавал журнал "Библиотека для чтения" (некоторое время его соредактором был Греч). По своим литературно-критическим позициям Сенковский был близок к Булгарину и Гречу, но, пожалуй, его в большей мере отличали каприз, своеволие в литературных оценках, и притом беспричинно вкусовой критический подход в разборе литературных явлений.
Программа журнала Сенковского была очень широкой, и это привлекло к "Библиотеке для чтения" множество неискушенных в литературных делах читателей, вкусы которых не были ни достаточно развиты, ни достаточно взыскательны. Но именно это обусловило популярность журнала, достигшего значительных по тем временам тиражей (свыше 5000 экземпляров). Популярность журнала увеличивалась в 1830-е годы еще и потому, что в нем печатались крупные писательские имена (Пушкин, Лермонтов, Бенедиктов, Н. Полевой, Даль и др.). Однако у Сенковского были два неисчезающих недостатка – отсутствие верного и безупречного эстетического вкуса и беспринципность. Сенковскому ничего не стоило поставить Н. В. Кукольника, писателя третьего ряда, на одном уровне с Гете, превознести довольно слабый роман Булгарина "Мазепа" и отвергнуть "Мертвые души" Гоголя, допустив при этом неуместные ерничество, насмешки, зубоскальство. Сенковский считал Вальтера Скотта "шарлатаном" и тем же именем "награждал" Шеллинга и Гегеля.
"Библиотека для чтения" начал падать, а имя Сенковского стало для русской публики одиозным. Писатель решительно расходился с общественным мнением, усилив нападки на творчество Гоголя, авторов "натуральной школы", называя их стиль "низким" и "грязным". Несколько лет спустя Н. Г. Чернышевский (как и А. В. Дружинин) отметит и "замечательные силы и знания", и энциклопедическую образованность Сенковского (Дружинин скажет о нем: "самый энциклопедически образованный ценитель тех времен"), и "проницательный ум и остроумие", но будет сожалеть о растраченном на мелочи таланте.
Что же касается славянофильского журнала "Москвитянин" (18411855), который возглавили сначала историк и писатель М. П. Погодин, а затем критик, публицист и писатель И. В. Киреевский, "Москвитянина" в 1840-е годы был С. П. Шевырев. Он одобрительно отозвался о "Мертвых душах" Гоголя, но возникшая полемика Белинского с "Москвитянином", выявила различие в понимании смысла произведения. Белинский делал упор на социальной, реально-сатирической направленности "Мертвых душ", тогда как "Москвитянин" настаивал на общечеловеческом и глубоко эпическом (и вместе с тем благодушно комическом, лишенном сатирического жала) характере творения Гоголя, напоминающем в новое время древний античный эпос, свойственный поэмам Гомера.
Еще ранний Шевырев связывал критику с историей. Ему, например, принадлежит развитая впоследствии И. В. Киреевским мысль о "восходящем" движении творчества Пушкина, об органичности этого процесса. Эта идея легла в основу концепции о трех фазах развития русской литературы и даже триадной схемы исторического движения всей современной европейской культуры. Исторические воззрения уберегали Шевырева от абстрактности построений, прямолинейности, схематичности и скороспелости выводов. Его отличали аналитическая конкретность, интеллектуальная осторожность, стремление к объективности[182].
В 1840-е годы Шевырев написал несколько замечательных книг, в том числе "Историю русской словесности, преимущественно древней". В этом сочинении сказались как сильные, так и слабые стороны литературных воззрений Шевырева, которые повлияли не только на его оценки текущей русской литературы, но и на оценки его сподвижников по журналу "Москвитянин".
в отличие от католицизма Запада, не препятствует, а, напротив, покровительствует развитию науки. "Наука Запада, – пишет Шевырев, – принуждена была объявить мятеж против церкви, ее притеснявшей", тогда как "науке русской не нужно было восставать на церковь, под покровом и благословением которой она начала свой рост в русском народе. Отсюда ясно, что история и характер науки у нас иные, чем на Западе"[183]. "Наша история, – продолжает Шевырев, – есть дар нашей церкви"[184]. Стало быть, "основа и крепость бытия народного – вера". Четыре "стихии" – наука, "гражданская жизнь", искусство и вера, религия ("божественная стихия") – в России сливаются идеально. "На земле, – утверждает Шевырев, – нет еще народа, который бы совершенно правильно олицетворял это отношение"[185]. Шевырев видит в этом не только своеобразие России, но высшую предначертанность ее исторического пути, которая выделяет Россию из всех стран мира и противопоставляет им. Именно это противопоставление дало основание причислить Шевырева к славянофилам. На самом деле он был достаточно осторожен.
Превознося быт и культуру Древней Руси, Шевырев сочувственно относился к "западным" реформам Петра I. По его мнению, "Петр явился впору"[186], и с Петра начался в России "период развития человеческой личности"[187].
Вместе с тем, в отличие от Запада, избравшего долю Марфы, Русь избрала долю Марии, "оставив домашнее служение со всею его суетою и прелестью, только слушала Слово Божие"[188].
Это различие между Западом и Россией проявилось, в частности, в том, что всякая возможность перенесения на русскую почву западной культуры несостоятельна, как заимствования русской литературы из западной. Действительно лишь общечеловеческое влияние, но обязательно очищенное "в Божественном".
Эти положения Шевырева были направлены против Белинского и реального направления в литературе. Дело в том, что, допуская изображение "черных сторон" российской действительности, Шевырев видел цель такого изображения в содействии целому народу "в исповеди". Иначе говоря, изображением "черных сторон" народ исповедуется в своих грехах и тем очищается. В этом Шевырев видел смысл творчества Гоголя, который обнажает недостатки с "горячим желанием исправить" их. Гоголь, описывая недостатки, не отрекается от народа, не ставит себя выше его, что может породить лишь клевету на народ. Нужно признать, что, несмотря на противоречивость позиции Шевырева, ему удалось верно передать субъективный замысел Гоголя, который, как известно, остро чувствовал эту тонкую нравственную грань, разделяющую страстное желание комического писателя избавить народ от скверны, очистить его и злобную клевету на него.
"Слова о полку" поэтическую сторону этого памятника, Шевырев утверждал, что общая направленность "Слова…" – движение "от поэзии вымысла к поэзии действительной жизни". Современники оценили замечательный труд Шевырева и вместе с тем отметили увлеченность ученого и критика "своими личными убеждениями", которые проявились во враждебных "выходках" против Европы[189]. Рецензент С. С. Дудышкин считал также, что мысль Шевырева о божественной стихии (религии) не может быть допущена в науку, равно как и мысль об особой провинденциальной миссии России в мире, указанной ей "перстом Божьим"[190].
Дальнейшая полемика литераторов – "западников" с литераторами-славянофилами и сменившими их "почвенниками" падает уже на 1850-1860-е годы.
Основные понятия
Реализм, историзм, социально-психологическая обусловленность, "критическое" направление в литературе, "натуральная школа", "физиологии", "физиологический очерк".
Вопросы и задания для самоконтроля
"западников" и "славянофилов".
2. Определите картину противоречивых литературно-эстетических тенденций 40-х годов, взаимодействие и борьбу романтизма и реализма.
3. Опишите историю становления "натуральной школы", ответьте на вопрос: в чем причины популярности "физиологии" и каковы их жанровые воплощения в русской литературе?
4. Охарактеризуйте состояние русской литературной критики 40-х годов, вклад В. Г. Белинского в развитие русской эстетики и критики.
5. Подготовьте рефераты "Эстетические и литературно-критические проблемы на страницах славянофильских публикаций 40-х годов"; "История создания, композиция и принципы воссоздания действительности в двух "Физиологиях Петербурга" и "Петербургском сборнике"".
"Образы русских крестьян в прозе и поэзии "натуральной школы"", "Образы городского дна в произведениях писателей "натуральной школы"", "Социально-психологические типы "Физиологии Петербурга"".
"Влияние принципов "натуральной школы" на творчество И. С. Тургенева (или И. А. Гончарова, А. И. Герцена) 40-х годов".
8. Напишите небольшое исследование на тему ""Петербургский текст" в "натуральной школе""; "Оппозиция "Петербург – провинция" в творчестве писателей "натуральной школы"".
9. Напишите небольшое исследование на тему "Философско-антропологическая проблематика и "поэзия мысли" в повестях и романах А. И. Герцена 40-х годов".
10. Подготовьте материал к теме "Эпоха 40-х годов в литературных воспоминаниях П. В. Анненкова и книге мемуаров А. И. Герцена "Былое и думы"".
Анненков П. В. Литературные воспоминания. М., 1983.+
Егоров Б. Ф. Очерки по истории русской литературной критики середины XIX в. Л., 1973.* +
Сатира натуральной школы. Саратов, 1979.+
Кулешов В. И. "Отечественные записки" и литература 40-х гг. XIX в. М., 1959.+
Кулешов В. И.
Манн Ю. В. Диалектика художественного образа. М., 1986.
Манн Ю. В.
"Натуральная школа" и ее роль в становлении русского реализма. М., 1997.+
Цейтлин А. Г.
Москва сороковых годов. М., 1997.*
Русское западничество сороковых годов XIX века как общественно-литературное явление. Краков, 1987.+
[176] Базанов В.
[178] Литературные листки, 1824, ч. 3–4. С. 119.
[179] Белинский В. Г.
[180] Н. И. Надеждин сразу же отказал произведениям Булгарина в народности и видел в их авторе одно лишь стремление к наживе. Он первым вскрыл сущность "эстетической системы" Греча и Булгарина: "Изящная словесность, – ядовито писал он, – есть искусство жить стихами и прозой. Прекрасное есть то, что скоро расходится" ("Вестник Европы", 1829, № 9. С. 64).
[181] Белинский В. Г.
"К вопросу о литературнокритической позиции "раннего" Шевырева". – В кн.: Страницы истории русской литературы. Сборник статей. М., 2002. С. 219–232.
[183] История русской словесности, преимущественно древней. XXXIII. Публичные лекции о профессоре С. Шевыреве. М., 1846. С. 41.
[184] Там же. С. 83.
–13.
[186] Сборник исследований о русском языке и словесности Императорской Академии Наук. Т. 33. СПб., 1884. С. 113.
[188] Там же. С. 39.
"Отечественные записки", 1846, т. Х, № 5, май. С. 20 (рецензия С. С. Дудышкина).
[190] Там же. С. 29, 34.