Литературные типы Лермонтова (под ред. Н. Носкова) - старая орфография
Буква Г

Г... ва, Вера („Герой нашего времени“). — См. Вера.

Г... въ, Семенъ Васильевичъ („Герой нашего времени“). — Мужъ Веры, дальнiй родственникъ княгини Лиговской. „Хромой старичекъ“; „богатъ и страдаетъ ревматизмомъ“.

Въ молодости служилъ на военной службе. Узнавъ о дуэли Печорина съ Грушницкимъ, схватилъ руку Печорина „съ чувствомъ похожимъ на восторгъ: “ — „Васъ наградитъ та, для которой вы рискуете жизнью“, сказалъ онъ и прибавилъ уверенiе въ своей скромности до поры до времени“. Разсказалъ о ссоре Печорина съ Грушницкимъ жене и, когда та „очень переменилась въ лице“, долго и пристально смотрелъ ей въ глаза и долго ходилъ по комнате. Подъ конецъ разговора оскорбилъ Веру „ужаснымъ словомъ“ и веле

Гаринъ („Казначейша“). — „Мужчина въ тридцать летъ; штабсъ-ротмистръ, строенъ, какъ корнетъ; взоръ пылкiй, усъ довольно черный; короче, — идеалъ девицъ, одно изъ славныхъ русскихъ лицъ. — „Онъ все отцовское именье еще корнетомъ прокутилъ; съ техъ поръ дарами Провиденья, какъ птица Божiя, онъ жилъ. Онъ спать, лежать привыкъ, не ведать, чемъ будетъ завтра пообедать“. Шатался „по Руси кругомъ, то на курьерскихъ, то верхомъ, то полупьянымъ ремонтёромъ, то волокитой отпускнымъ“.

„Онъ не былъ темъ, что волокитой
У насъ привыкли называть;
Онъ не ходилъ тропой избитой,
Свой путь умея пролагать:
Страстьми земными не смущаемъ,

Бывало, въ деле, подъ картечью
Всехъ разсмешитъ надутой речью,
Гримасой, фарсой площадной,
Иль неподдельной остротой.
Шутя, однажды, после спора,
Всадилъ онъ другу пулю въ лобъ;
Иль сталъ душою заговора;
Порой незлобенъ какъ дитя,
Былъ добръ и честенъ, — но шутя“.

Гарунъ („Беглецъ“). — Черкесъ. „Бежалъ онъ въ страхе съ поля брани“ — бежалъ быстреей, чемъ заяцъ отъ орла“; забылъ „свой долгъ и стыдъ“ и растерялъ „въ пылу сраженья винтовку, шашку“. „По следу вепрей и волковъ“, „съ кровавой битвы невредимый лишь онъ одинъ пришелъ домой“ („отецъ и два родные брата за честь и вольность тамъ легли“). Старый другъ Селимъ, у котораго ищетъ Г. крова, прогоняетъ его („ни крова, ни благословенья здесь у меня для труса нетъ“). Въ соседней сакле онъ слышитъ „песню старины“, которую поетъ любимая девушка и въ этой песне — тоже проклятье трусу. Въ родной сакле встречаетъ его мать. — Ты отомстилъ? спрашиваетъ старуха. — «Не отомстилъ... Но я стрелой пустился въ горы! Оставилъ мечъ въ чужомъ краю, чтобы твои утешить взоры и утереть слезу твою». — Ты рабъ и трусъ... а мне не сынъ, отвечаетъ мать. — — Отверженный всеми, Г. убиваетъ себя, но даже мать „хладно отвернула взоръ“ отъ его трупа и никто его „къ кладбищу не отнесъ“. Смерть не успокоила души Г.: „она отъ глазъ Пророка со страхомъ удалилась прочь, и тень его въ горахъ Востока поныне бродитъ“, и Г. проситъ себе прiюта. Но, „внемля громкiй стихъ Корана, бежитъ опять подъ сеегалъ отъ меча».

Гирей („Кавказскiй пленникъ“). — Черкесъ, взявшiй въ пленъ молодого русскаго.

Горинкинъ, Геннадiй Василичъ („Вадимъ“). — „Богатый соседъ Палицына“. „Онъ былъ высокаго росту, белокуръ и вообще довольно ловокъ для деревенскаго жителя; служилъ въ лейбъ-кампанцахъ; 25-ти летъ вышелъ въ отставку, женился и нажилъ себе двухъ дочерей и одного сына. „Хозяйка поминутно подносила ему тарелки со сластями; онъ бралъ изъ каждой понемножку, и важно обтиралъ ротъ“.

Горшенковъ („Княгиня Лиговская“). — Фамилiя его была малороссiйская, хотя вместо Горшенко, онъ называлъ себя Горшенковъ. Онъ былъ порядочнаго роста и такъ худъ, что англiйскаго покроя фракъ виселъ на плечахъ его, какъ на вешалкеезанное перочиннымъ ножичкомъ въ картонной маске. Щеки его, впалыя и смугловатыя, местами были испещрены мелкими ямочками, следами разрушительной оспы. Носъ его былъ прямой, одинаковой толщины во всей своей длине, а нижняя оконечность какъ бы отрублена. Глаза, серые и маленькiе, имели дерзкое выраженiе, брови были густы, лобъ узокъ и высокъ, волосы черны и острижены подъ гребенку, „изъ-за галстука его выглядывала борода à la St. -Simonienne“. „Онъ былъ со всеми знакомъ, служилъ где-то ездилъ по порученiямъ, возвращаясь получалъ чины, бывалъ всегда въ среднемъ обществе и говорилъ про связи свои со знатью, волочился за богатыми невестами, подавалъ множество проэктовъ, продавалъ разныя акцiи, предлагалъ всемъ подписки на разныя книги, знакомъ былъ со всеми литераторами и журналистами, приписывалъ себе многiя безыменныя статьи въ журналахъ, издалъ брошюру, которую никто не читалъ, былъ, по его словамъ, заваленъ кучею делъ, и целое утро проводилъ на Невскомъ проспекте». — Поверите-ли, — отвечаетъ на приглашенiе Браницкаго зае— я такъ занятъ, — вотъ завтра самъ долженъ докладывать министру, потомъ надобно ехать въ комитетъ, работы тьма, не знаешь какъ отделаться; еще надобно писать статью въ журналъ, потомъ надобно обедать у князя N. — всякiй день где-нибудь на бале, вотъ хоть нынче у графини Ф. Такъ и быть ужъ, пожертвую этой зимой, а летомъ опять запрусь въ свой кабинетъ, окружу себя бумагами, и буду ездить только къ старымъ прiятелямъ».

Господинъ („Герой нашего времени“). — Во фраке съ длинными усами и красной рожей. Подговоренный драгунскимъ капитаномъ, на вечере въ благородномъ собранiи, „направилъ неверные шаги свои прямо къ княжне: онъ былъ пьянъ. Остановясь противъ смутившейся княжны и заложивъ руку за спину, онъ уставилъ на нее мутно-серые глаза и произнесъ хриплымъ дискантомъ: — Пермете... ну, да что тутъ! просто, ангажирую васъ на мазурку». — Видя смущенiе княжны и одобряемый драгунскимъ капитаномъ, прибавилъ: — «Разве вамъ не угодно? Я таки опять, имею честь васъ ангажировать pour mazure... Вы, можетъ, думаете, что я пьянъ? Это ничего!.. Гораздо свободнее, могу васъ уве»!.. Когда Печоринъ подошелъ къ пьяному господину, взялъ его довольно крепко за руку и, посмотревъ ему прямо въ глаза, попросилъ удалиться, Г. сказалъ „засмеявшись“: — „Ну нечего делать!.. въ другой разъ“... „и удалился къ своимъ товарищамъ, которые тотчасъ увели его въ другую комнату“.

Господинъ рыжiй („Княгиня Лиговская“). — Увешанный крестами, ездилъ въ домъ Печориныхъ только на званые обеды.

Гостья („Странный человекъ“). — См. Марфа Петровна.

Гость 1-й („Маскарадъ“). — Гость на великосвеенiе: „Во всякой песне модной всегда слова такiя есть, которыхъ женщина не можетъ произнесть“.

Гость 2-й („Маскарадъ“). — Гость на великосветскомъ балу; говоритъ, что русскiй языкъ «слишкомъ прямъ» и „къ женскимъ прихотямъ доселе не привыкъ“.

Гость 3-й. — („Маскарадъ“). — Гость на великосветскомъ балу. „Какъ дикарь, свободе лишь послушный, не гнется гордый нашъ языкъ; за то ужъ мы какъ гнемся равнодушно!“ говоритъ онъ.

Грицко̀ („Вадимъ“). — „Маленькiй рябой казакъ“. Держалъ связаннаго приказчика за веревку и, „злобно улыбаясь, поминутно ее дергалъ“.

Грозный-царь «Песня про Ивана Васильевича»). — См. Иванъ Васильевичъ Грозный.

Громова, Марфа ИвановнаЛюди и страсти»). — Бабка со стороны матери Юрiя Волина. Старая помещица. Во время капризовъ «девокъ по щекамъ такъ и лупитъ» и учитываетъ ключницу за то, что та смела выдать на кухню две курицы. — «Да намъ есть нечего будетъ — ты меня этакъ съ голоду уморишь!» Во внуке, (Юрiи Волине«Для него носила сама, Богъ знаетъ что, готова была отъ чаю отказаться, а по четыре тысячи платила учителю»; Юрiю наговаривала «на отца, на дядю, на всехъ родныхъ». Ревновала внука къ отцу и ставила фунтовую свечу каждое воскресенье», «всемъ святымъ поклонялась, чтобы уберечь внука отъ родныхъ. «Видитъ Богоматерь», М. И. «не теряла молитвъ». Читаетъ Евангелiе и возмущается «злодеями-жидами, нехристями проклятыми». — «Все», и сама казнитъ «лицемеровъ», но тутъ же велитъ дать «разбойнику Ваське-поваренку» за разбитую кружку «березовой каши». — «Убирайся съ чортомъ, говоритъ М. И., отсылая Ваську на конюшню и прибавляетъ: «прости Боже, мое согрешенiе!»

Критикаенiю Михайловскаго, фигура Громовой задумана «живо и правдиво». «Эту смесь ханжества помещичьей жестокости и искренней любви къ внуку, 15—16 летнiй мальчикъ [т. е. Лермонтовъ] не могъ выдумать, какъ бы ни была могуча его фантазiя, потому что въ этой фигуре неестно, п. ч. съ этой стороны мы не имеемъ объ его бабке сведенiй. Роль Марфы Ив. въ семейной драме и неешнiя черты сходства (М. И. ходитъ, опираясь на палку, — бабка поэта, по разсказамъ, тоже опиралась на палку) заставляютъ думать, что это такъ. Но она ли или кто другой послужилъ оригиналомъ для М. И., а изъ драмы видно, что юнаго поэта коробило отъ пощечинъ и плетей, раздаваемыхъ крепостной дворне. Тотъ же мотивъ находитъ себе, хотя опять таки неискусное, но сильное выраженiе въ драме «Странный человекъ», — въ жалобахъ крестьянъ на зверскую жестокость помещицы». [Михайловскiй«Герой безвременья»].

ГрузинкаМцыри»). — Молодая девушка-грузинка, которую виде«держа кувшинъ надъ головой... узкою тропой сходила къ берегу. Порой она скользила межъ камней, смеясь неловкости своей. И беденъ былъ ея нарядъ, и шла она легко, назадъ изгибы длинные чадры откинувъ. Летнiе жары покрыли тенью золотой лицо и грудь ея; и зной дышалъ отъ устъ ея и щекъ. И мракъ очей былъ такъ глубокъ, такъ полонъ тайнами любви», что юный Мцыри смутился. Грузинка пе«такъ безыскуственно живой, такъ сладко вольный, будто онъ лишь звуки дружескихъ именъ произносить былъ прiученъ». Съ полнымъ кувшиномъ на голове, она шла «легко, стройна подъ ношею своей, какъ тополь, царь ея полей».

ГрушницкiйГерой нашего времени— стр. 21.

ГудалъДемонъ»). — Грузинскiй князь, отецъ Тамары.