Калашниковъ, Степанъ Парамоновичъ («Песня про царя Ивана Васильевича»). — Молодой купецъ, «статный молодецъ». «Очи соколиныя», плечи «могутныя», борода «кудрявая». Родился отъ честнова отца и жилъ по закону господнему: «не позорилъ «чужой жены», «не разбойничалъ ночью темною, не таился отъ света небеснаго». Братьямъ младшимъ былъ «второй отецъ», жене верный мужъ. «За прилавкою» сиделъ въ гостинномъ дворе, «шелковые товары» раскладывалъ, «речью ласковой гостей» заманивалъ, «серебро, злато» пересчитывалъ; «на ночь закрывалъ свою лавочку дверью дубовою, да замкомъ немецкимъ со пружиною», «злаго пса на железную цепь привязывалъ. «Но лиха беда приключилася»: ночью темною вернулась домой «молода жена», — «сама бледная, простоволосая, косы русыя расплетенныя, снегомъ инеемъ пересыпаны»
Ужъ ты, где, жена, жена, шаталася?
На какомъ дворе, на площади?
.................
Ужъ гуляла ты, пировала ты,
Чай съ сынками все боярскими?
Грозитъ Степанъ Парамонычъ жене:
езный замокъ,
За дубовую дверь окованную,
Чтобы свету Божьяго ты не видела,
Мое имя честное не порочила...
«Обиды не стерпеть душе», «не вынести сердцу молодецкому». Не Алена Дмитревна, а «злой опричникъ царскiй», «изъ славной семьи изъ Малютиной опозорилъ семью честную». Не дастъ Степанъ Парамонычъ «свою верную жену злымъ охульникамъ въ поруганiе». «За святую правду-матушку готовъ Калашниковъ на смерть биться, до последнихъ силъ «со слугою царя Грозного». «Чему быть суждено — то и сбудется; постою за правду до последнева». «Не шутку-шутить, не людей смешить» — вышелъ «онъ на страшный бой, на последнiй бой», съ лучшимъ бойцомъ царя Ивана Васильевича. «Горятъ очи его соколиныя, на опричника смотрятъ пристально». — «По одномъ изъ насъ, говоритъ онъ въ ответъ Кирибеевичу, будутъ панихиду петь, и не позже какъ завтра въ часъ полуденный». — Отъ удара Кирибеевича «затрещала грудь молодецкая», погнулся «медный крестъ» и вдавился въ грудь, «какъ роса изъ подъ него кровь закапала». «Изловчился онъ (Калашниковъ), приготовился, собрался со всею силою, и ударилъ своего ненавистника прямо въ левый високъ со всего плеча». — Отвечаетъ царю «по правде, по совести», что убилъ Кирибеевича вольной волею»,
— не скажу тебе,
Скажу только Богу единому.
«несть на плаху» свою «головушку повинную» и проситъ царя не оставить лишь малыхъ детушекъ, да молодую вдову, да двухъ братьевъ «последнею милостью». Прощаясь передъ казнью съ братьями, велитъ поклониться Алене Дмитревне, заказать «ей меньше печалиться», про отца его «де»...
Критика: Калашниковъ, по определенiю Белинскаго, одинъ изъ теехъ поръ, пока обстоятельства не расколыхаютъ ихъ, — одна изъ техъ железныхъ натуръ, которыя и обиды не стерпятъ и сдачи дадутъ». После боя съ Кирибеероятно, Калашниковъ могъ бы еще спасти себя ложью но для этой благородной души, дважды такъ потрясенной — и позоромъ жены, разрушившимъ его семейное блаженство, и кровавой местью врагу, не возвратившей ему прежняго блаженства — для этой благородной души жизнь уже не представляла ничего обольстительнаго, а смерть казалась необходимой для уврачеванiя ея неисцелимыхъ ранъ... Есть души, которыя довольствуются кое-чемъ — даже остатками бывшаго счастья; но есть души, лозунгъ которыхъ — все или ничего, которыя не хотятъ запятнаннаго блаженства разъ потемненной славы: такова была и душа удалаго купца, статнаго молодца, Степана Парамоновича Калашникова! онъ сказалъ царю всю правду, скрывъ однако причину своего мщенiя: — «А за что, про что — не скажу тебе! Скажу только Богу единому!» Какая дивная черта глубокаго знанiя сердца челове»! [Белинскiй