Вера, Г—ва «(Герой нашего времени»). — Родственница княгини Лиговской по мужу. Единственная женщина, которая, по словамъ Печорина, «поняла его совершенно», воспоминанiе о которой «останется навсегда неприкосновеннымъ въ его душе». По отзыву Вернера, «хорошенькая средняго роста блондинка, съ правильными чертами, цветъ лица чахоточный, a на правой щеке черная родинка». Лицо Веры поражало «своею выразительностью». Она «очень больна, хотя въ этомъ не признается»; Печоринъ боялся, чтобы не было y нея чахотки, или той болезни, которую называютъ «vievre lente». — Онъ любилъ Веру «встарину». Вышла замужъ вторично «для сына» за хромого старичка, котораго «уважаетъ какъ отца» и прiехала съ мужемъ на кавказскiя воды. — Встрече съ Печоринымъ Вера не удивилась. — «Я знала, что вы здесь», сказала она и «посмотрела ему въ глаза своими глубокими и спокойными глазами: въ нихъ выражалась недоверчивость и что-то похожее на упрекъ». — — «Мы давно не видались», сказалъ я, (т. е. Печоринъ). — Давно, и переменились оба во многомъ! «Стало-быть, ужъ ты меня не любишь?..» — Я замужемъ!.. — сказала она. «Опять? Однако, несколько летъ тому назадъ, эта причина также существовала, но между темъ...» Она выдернула свою руку изъ моей, и щеки ея запылали. — «Можетъ-быть, ты любишь своего второго мужа?..» Она не отвечала и отвернулась. — «Или онъ очень ревнивъ?» Молчанiе. «Что-жъ? Онъ молодъ, хорошъ, особенно, верно, богатъ, и ты боишься...» Я взглянулъ на нее и испугался: ея лицо выражало глубокое отчаянiе, на глазахъ сверкали слезы. — Скажи мне— наконецъ, прошептала она, — тебе очень весело меня мучить? Я бы тебя должна ненавидеть. Съ техъ поръ, какъ мы знаемъ другъ друга, ты ничего мне не далъ, кроме страданiй... Ея голосъ задрожалъ, она склонилась ко мне и опустила голову на грудь мою.» — — «Небу было угодно испытать ее вторично», и Вера «не вынесла этого испытанiя; ея «слабое сердце покорилось снова знакомому голосу». Она «не заставляла» Печорина «клясться въ верности, не спрашивала любилъ ли» онъ «другихъ, съ техъ поръ», какъ они разстались. «Она вверилась» Печорину «снова съ прежней безпечностью. — «Ты не будешь презирать меня за это, не правда ли?» позднее задаетъ вопросъ Вера. Любовь къ нему «срослась съ ея душой; «она потемнела, но не угасла»; «любовь ея жертва собою» «истинно несчастливому» Печорину. — «Ты уверенъ, что я твоя раба, я никогда не умела тебе противиться». Она знаетъ, что за это «будетъ наказана: «ты меня разлюбишь». Но она хочетъ», по крайней мере, «сберечь свою репутацiю». Печоринъ долженъ познакомиться, съ Лиговскими и, и ухаживая за княжной Мери, отвлечь вниманiе отъ Веры; она не желаетъ знакомить его со своимъ мужемъ. « — Никто тебя не видалъ?» — первый вопросъ Веры; когда Печоринъ ночью прокрался въ ея домъ. — Она проситъ Печорина не мучить ее по прежнему пустыми сомненiями и притворной холодностью: — «Я, можетъ быть, скоро умру — говоритъ Вера, — я чувствую, что слабее... Вы, мужчины, не понимаете наслажденiй взора, пожатiя руки... a я, клянусь тебе, я прислушиваясь къ твоему голосу, чувствую такое глубокое странное блаженство, что самые жаркiе поцелуи не могутъ заменить его.» — «Печоринъ, по ея словамъ, все можетъ, все, что хочетъ». Въ его природе есть что-то особенное, одному ему свойственное», что-то гордое и таинственное, «въ его голосе власть непобедимая...» — «Глубокая грусть изобразилась на болезненномъ лице Веры, когда она заметила то «напряженное, даже нежное вниманiе», съ какимъ княжна Мери слушала Печорина. Но стоило ему тут-же разсказать драматическую, подъ вымышленными именами, исторiю всего знакомства съ Верой, изобразить свою любовь, восторги, безпокойство за нее, какъ Вера простила ему «кокетство съ княжной». Наедине она мучила его «ревностью, упреками, жалобами. Она требовала, чтобъ онъ ей «во всемъ повинился», говорила, что съ «покорностью перенесетъ его измену, потому-что хочетъ единственно его счастья». И, успокоенная его клятвами, спрашивала: — Такъ, ты не женишься на Мери? Ты не любишь ее? A она думаетъ... знаешь ли она влюблена въ тебя до безумiя, бедняжка»! — Узнавъ отъ мужа о дуэли Печорина съ Грушницкимъ, Вера «едва не упала безъ памяти при мысли», что Печорин долженъ драться, и «что она этому причиной». «Мне казалось», пишет Вера, въ прощальномъ письме-исповеди, «что я сойду съ ума». «Мой мужъ, продолжаетъ она, долго ходилъ по комнате. Я не знаю, что онъ мне говорилъ, не помню, что я ему отвеерно я ему сказала, что я тебя люблю. Помню только, что, подъ конецъ нашего разговора, онъ оскорбилъ меня ужаснымъ словомъ и вышелъ. Я слышала, какъ онъ велелъ закладывать карету»... «Вотъ ужъ три часа, какъ я сижу y окна и жду твоего возврата... Но ты живъ, ты не можешь умереть!.. Карета почти готова... Прощай, прощай... Я погибла, — но что за нужда? Если-бъ я могла быть уверена, что ты всегда меня будешь помнить, — не говорю ужъ любить, — нетъ, только помнить... Прощай; идутъ... я должна спрятать письмо»... Она уверена, что причина ея отъезда, покажется Печорину «маловажной», «потому-что касается до нея одной; по ея признанью, она все надеялась, что Печоринъ «когда нибудь оценитъ» эту жертву, «пойметъ ея «глубокую нежность, не зависящую ни отъ какихъ условiй». Разставаясь «съ Печоринымъ навеки», Вера убедилась, что то была «надежда напрасная», она поняла все «тайны души» Печорина. Она ни въ чемъ его не обвиняетъ: онъ поступилъ такъ съ ней, «какъ поступилъ-бы всякiй другой мужчина: «Ты любилъ меня какъ собственность, какъ источникъ радостей, тревог и печалей, сменявшихся взаимно, безъ которыхъ жизнь скучна и однообразна». Вера поняла это «сначала». Но Печоринъ былъ «несчастливъ и она пожертвовала собою». «Душа ея истощила на Печорина все свои совровища, свои слезы и надежды» и «никогда не будетъ любить другого». «Любившая разъ тебя не можетъ смотреть безъ некотораго презренiя на другихъ мужчинъ не потому, чтобы ты былъ лучше ихъ, о, нет!..» — — Последний ея вопросъ и просьба къ Печорину: «Не правда-ли, ты не любишь Мери? ты не женишься на ней?» —
Послушай, ты долженъ мне принести эту жертву: «я для тебя потеряла все на свете...»
Критикаенiю Белинскаго, въ повести «Княжна Мери» всехъ слабее обрисованы лица женскiя, потому что на нихъ то особенно отразилась субъективность взгляда автора. Лицо Веры особенно неуловимо и неопределенно. Это скорее сатира на женщину, чемъ женщина. Только что начинаете вы ею заинтересовываться и очаровываться, какъ авторъ тотчасъ же и разрушаетъ ваше участiе и очарованiе какою-нибудь совершенно произвольною выходкою. Отношенiя ея къ Печорину похожи на загадку. То она кажется вамъ женщиною глубокою, способною къ безграничной любви и преданности, къ геройскому самоотверженiю; то видите въ ней одну слабость и больше ничего. Особенно ощутителенъ въ ней недостатокъ женственной гордости и чувства своего женственнаго достоинства, которыя не мешаютъ женщине любить горячо и беззаветно, но которыя едва ли когда допустятъ истинно-глубокую женщину сносить тиранство любви. Она любитъ Печорина, а въ другой разъ выходитъ замужъ, и еще за старика, следовательно, по разсчету, по какому бы то ни было; изменивъ для Печорина одному мужу, изменяетъ и другому, и скорее по слабости, чемъ по увлеченiю чувства. Она обожаетъ въ Печорине его высшую природу, и въ ея обожанiи есть что-то рабское. Вследствiе всего этого она не возбуждаетъ къ себе сильнаго участiя со стороны автора и, подобно тени, проскользаетъ въ его воображенiи». [Белинскiй«Бедная и любящая Вера, по словамъ Авдеева, оставлена въ тени и слабо обрисована Лермонтовымъ. Причина, по которой она полюбила Печорина, высказанная ею въ прощальной записке къ нему, более уважаема, чемъ причина княжны Мери, потому-что более основана на нравственныхъ, нежели наружныхъ качествахъ. Въ этой причине много ошибочнаго, много навязаннаго увлеченiемъ страсти, много, съ хладнокровной точки зренiя, вызывающаго улыбку, но въ каждомъ слове самой записки видно столько женственности, преданности и искренняго чувства, что мы охотно прощаемъ этой «многой любви» ея заблужденiя того времени. По крайней мере Вера не торговалась со своею страстью. Она ей многимъ пожертвовала и еще большимъ рисковала. Она обманывала своего перваго мужа, обманула и второго. Когда этотъ обманъ открылся впоследствiи, она могла потерять не только семейное спокойствiе, но и средства жизни, — хуже того, она могла остаться и остается во власти мужа, который изъ боязни огласки не броситъ ее, за то будетъ весь векъ пилить и попрекать измееры, ничего ей не дала, кроме страданiй. Но поставимъ эту страстно любящую женщину въ положенiе княжны Мери. Что если-бы Печоринъ внушилъ ей любовь и вздумалъ обнять въ то время, когда она была еще девушкой? Мы уверены, что и Вее? — какъ это сдеерены, что любовь Мери къ Печорину не помешаетъ ей выйти замужъ за другого. Веешала же Вере эта любовь, да еще страстная, выйти замужъ во второй разъ, хотя, какъ она выражается, женщина, полюбившая Печорина, не можетъ безъ некотораго презренiя смотрее Лермонтова, были обыденныя явленiя. Оне съ своею любовью напоминаютъ намъ мiръ, где играютъ роль мундиры, помада, интересные мужчины со взоромъ, обещающимъ пропасть блаженства, мiръ, где евушки оскорбляются, если имъ нашептываютъ о любви, не предлагая руку и сердце, а любящiя женщины обманываютъ мужей, живя на ихъ счетъ и не отказывая другимъ въ ласкахъ; мiръ, отъ котораго мы уже, по крайней мере въ литературе, начали отвыкать. Намъ могутъ возразить, что этотъ мiръ и доселе существуетъ и не только существуетъ, но составляетъ огромное большинство въ такъ называемомъ образованномъ классе«высшимъ светомъ», и все что можетъ онъ желать для себя лучшаго, чтобы его оставили спокойно забавляться его грошовыми интересами». [М. В. Авдеевъ. Наше общество].