Маркелов Н. В.: "Им Бог свобода, их закон - война... "

"Им Бог свобода, их закон - война..."

В молодые годы декабрист Александр Иванович Якубович несколько лет прослужил офицером на Кавказе и приобрел себе репутацию отчаянного храбреца. Когда в 1825 году в петербургской "Северной пчеле" под инициалами "А. Я." была опубликована его статья "Отрывки о Кавказе. Из походных записок", то догадку о полном подлинном имени автора первым высказал Пушкин. Находясь у себя в Михайловском, он обратился с письмом к Александру Бестужеву, близкому приятелю Якубовича, прекрасно к тому же осведомленному в столичных литературных делах. "Кстати: кто написал о горцах в "Пчеле"? вот поэзия! Не Якубович ли, герой моего воображения? — спрашивал поэт. — Когда я вру с женщинами, я их уверяю, что я с ним разбойничал на Кавказе... Жаль, что я с ним не встретился в Ка- барде — поэма моя была бы лучше".

После декабрьского мятежа Якубович попал в сибирские рудники, Бестужеву удалось вымолить монаршее снисхождение: из якутской ссылки его перевели рядовым на Кавказ. На каторге Якубович с увлечением перечитывал кавказские повести Бестужева (опубликованные под псевдонимом Мар- линский) и просил его передать привет своим старым знакомцам. "Якубович благодарит тебя за поклон и приписку,- сообщал из Сибири Бестужеву брат Николай, — велит сказать, что ему снится и видится Кавказ..." Особенно сильным оказалось впечатление от повести "Мулла-Hyp", восхищенный Якубович даже составил для Бестужева перечень различных примечательных событий кавказской жизни, известных ему по прежней службе, полагая, очевидно, что какая-либо из этих драматических историй послужит знаменитому писателю материалом для будущих творений. Среди прочего имеется в письме и такая заметка: "... братоубийство князя Росламбека Мисосто- ва; адъютант Потемкина, человек образованный,- злодей, убийца; ступив на родную землю: грызение совести и раздел крови между убийцами, — вот канва для целого романа".¹ Здесь Якубович проявил тонкое литературное чутье, справедливо находя, что этот темный кровавый эпизод недавнего кавказского прошлого перо беллетриста способно развернуть в увлекательный роман. Он, разумеется, не мог и представить тогда, что произведение на этот сюжет уже написано, правда, не в прозе, а в стихах. Речь идет об одной из ранних кавказских поэм Лермонтова.

Поэма или, как сам автор определил ее жанр, восточная повесть "Измаил-Бей" — самое крупное стихотворное произведение Лермонтова, превосходящее по объему "Демона" и "Мцыри" вместе взятых. Главные герои — братья Измаил и Росламбек, черкесские князья — имеют реальных прототипов, а изображенные события — историческую подоплеку. Что касается картин природы, описания быта горцев, их вооружения, обычаев и тому подобного, тут можно использовать формулу Пушкина по отношению к его же "Пленнику": "местные краски верны". Автор предваряет свой рассказ замечанием, что историю борьбы и смерти Измаила ему поведал на Кавказе, где-то в горах "под камнем Росламбека", какой-то старик- чеченец ("Про старину мне повесть рассказал"). Действие начинает развиваться в районе Пятигорья, куда из России возвращается Измаил. О нем становится известно, что был "отцом в Россию послан Измаил", что "четырнадцати лет оставил он края, где был воспитан и рожден" и еще то, что "служил в российском войске Измаил". Путника поражает пустынный вид края, где еще недавно в цветущих мирных аулах жили "черкесы". Причиной происшедшей перемены явилось нашествие опасного врага:

Но что могло заставить их
Покинуть прах отцов своих
И добровольное изгнанье
Искать среди пустынь чужих?
Гнев Магомета? Прорицанье?
О нет! Примчалась как-то весть,
Что к ним подходит враг опасной,
Неумолимый и ужасной,
Что все громам его подвластно,
Что сил его нельзя и счесть.
Черкес удалый в битве правой
Умеет умереть со славой,
И у жены его младой
Спаситель есть — кинжал двойной;
И страх насильства и могилы

Их удалить: — позор цепей
Несли к ним вражеские силы!

Скрывшись от русских в Аргунском ущелье, горцы, возглавляемые князем Росламбеком, наносят оттуда мстительные удары:

... Черкес готовил дерзостный набег,
Союзники сбирались потаенно,
И умный князь, лукавый Росламбек,
Склонялся перед русскими смиренно,
А между тем с отважною толпой
Станицы разорял во тьме ночной...

Измаил появляется средь соплеменников в канун решительного выступления и, став их предводителем, вызывает зависть Росламбека.. В повествование вплетается линия Зары, полюбившей Измаила. Переодевшись в мужское платье, она под именем юноши Селима повсюду сопровождает князя. Однажды ночью у костра Измаила ищет спасения русский офицер, его бывший соперник в любви к русской девушке; впоследствии в сражении на Оссаевском поле между ними происходит поединок: выстрелив из пистолета, офицер дает промах, а Измаил наносит ему смертельный удар шашки. Война длится два года; русские теснят горцев:

Горят аулы; нет у них защиты,
Врагом сыны отечества разбиты,
И зарево, как вечный метеор,
Играя в облаках, пугает взор...

В финале поэмы предательскую пулю в грудь Измаилу посылает Росламбек — "Жестокий брат, завистник вероломный!' Черкесы, пытаясь обмыть смертельную рану, обнаружили на груди князя крест и, приняв своего вожака за отступника мусульманской веры, осыпают его бранью:

Гремучий ключ катился невдали.
К его струям черкесы принесли
Кровавый труп; расстегнут их рукою
Чекмень, пробитый пулей роковою;
И грудь обмыть они уже хотят...

Чего они так явно ужаснулись?
Зачем, вскочив, так хладно отвергнулись?
Зачем? — какой-то локон золотой
(Конечно, талисман земли чужой),
Под грубою одеждою измятой,
И белый крест на ленте полосатой
Блистали на груди у мертвеца!..
" — И кто бы отгадал? — Джяур проклятой!
Нет, ты не стоил лучшего конца;
Нет, мусульманин верный — Измаилу
Отступнику не выроет могилу!.."

Поэма Лермонтова, разумеется, не хроника исторических событий и его Измаил не во всем похож на своего прототипа. Но выбор поэта здесь не случаен: романтические мотивы его ранних произведений требовали ярких образов и необычных обстоятельств. Незаурядная личность и причудливая судьба реального Измаила, стоявшего в центре многих важных событий в Пятигорье и в Кабарде, как нельзя лучше подходили для этой цели.

— пши Исмель Хатакшоко) происходит из знатного кабардинского рода. Год рождения Измаила неизвестен, предположения же биографов весьма расходятся в определении этой даты: называют и 1750 и 1771 год. В юности он был послан отцом в Россию, хотя последний никакими симпатиями к северным соседям никогда не отличался. Измаил, как полагают, был просто выдан русским в качестве аманата (то есть заложника), что являлось обычной практикой тех лет. Такими же аманатами были, например, и двоюродные братья Измаила — Темирбулат и Росламбек Мисостовы. В России Измаил получил светское и военное образование, служил в Бугском казачьем полку и за отличия при штурме Очакова удостоился чина подполковника. В качестве одного из "депутатов и посланников народов кавказских" состоял в свите Г. А. Потемкина, который лично ходатайствовал о нем перед Екатериной Второй: "Исмаил-бей, из лутчей фамилии кабардинской, подполковник в службе Вашего Императорского Величества, ревностно и храбро служивший под Очаковым и штурме оного, желает оказать себя противу шведов, и его отправляя, всеподданнейше прошу о награждении его убранною каменьями медалью".²

За храбрость, проявленную при взятии Измаила, князь был награжден орденом святого Георгия 4-й степени.

Когда в 1794 году Атажуков вернулся в Кабарду, там сложилась напряженная обстановка: притеснения со стороны русских военных властей вызывали протесты населения. Управляющий Кавказской областью И. В. Гудович счел за лучшее выслать отсюда в Екатеринославскую губернию Измаила и ernp двух офицеров-кабардинцев, в том числе и его родного брата майора Адильгирея Атажукова. Адильгирей бежал из ссылки в Крым и, вернувшись оттуда в Кабарду, возглавил борьбу против русских. Измаил же предпочел обратиться с прошением к Павлу I, ответный рескрипт которого ничего в судьбе князя не изменил. И только с воцарением Александра I с Атажукова сняли опалу: он был произведен в полковники и получил разрешение вернуться на родину. Предполагалось и назначение Измаила командиром Кабардинского гвардейского эскадрона. Некоторые сведения об этом сообщает в первом томе "Кавказской войны" В. А. Потто: "Князь Цицианов также писал Александру о пользе содержать в Петербурге лейб-гвардии конный кавказский эскадрон и даже предлагал в командиры его полковника Измаил-бея, отлично знавшего русский язык, но дело не было приведено в исполнение, сколько из-за финансовых соображений, столько же, если не более, от неумения внушить кабардинцам доверие к этому новому для них делу".³

Измаил предпочел вернуться на родину. Известно, что он несколько раз обращался к властям по поводу кавказских дел. В 1804 году Атажуковым была составлена "Записка о беспорядках на Кавказской линии и о способах прекратить оные", в которой утверждалось, что "... усмирить силою сих горских жителей никогда возможности не будет". Измаил же предлагал путь "добровольного покорения": Россия должна была сначала привлечь на свою сторону кабардинский народ в качестве благого примера остальным. Одной из первоочередных мер он называл при этом возвращение кабардинцам земель, отрезанных у них с устройством Кавказской линии. Однако командующий на Кавказе генерал П. Д. Цицианов отозвался, что это предложение "превышает меру дерзости", а об авторе его высказался в том смысле, что "Измаил-бей, который, живя столько в С. -Петербурге и имея чин российского полковника, более для нас вреден, нежели полезен, и вообще почти можно заметить, что кто из кабардинцев побывает в России, а особливо получив какие-либо награждения, возвратится в Кабарду, то много теряет уважения от своих собратий, как и сей Измаил-бей, сколько в Кабарде ни сильна его фамилия, доселе не мог приобрести себе доверия от своих единоверцев."⁴

Когда осенью того же 1804 года Измаил вернулся на родину, он оказался здесь в сложной ситуации, еще более драматичной, чем герой лермонтовской поэмы. Покинув Кабарду почти двадцать лет назад, теперь он был не только чужой среди своих, но и среди чужих тоже не свой. Он чувствовал опасность со стороны враждебно настроенных к России кабардинских князей, в том числе — своего двоюродного брата Росламбека Мисостова. Известен документ — "Письмо кабардинских эфендий генерал-майору Дельпоцо", в котором мусульманское духовенство требовало выдачи Измаила для разбирательства в шариатском суде. В то же время и местные военные власти не доверяли ему до конца, хотя Атажуков официально был направлен сюда для службы на Кавказской линии. Он был даже подвергнут аресту, а его кош близ Бештау уничтожен. Один из кавказских генералов, пристав при кабардинском народе И. П. Дельпоцо, характеризует его в осуждающем смысле: "Владелец полковник Измаил Атажуков служил в армии и был послан вместе с тем в Екатеринослав; после того долго жил в Петербурге; пожалован кавалером ордена святого великомученика Георгия 4-го класса и брильянтовой медалью; говорит и пишет по-российски и по- французски и имеет жалованья 3000 рублей. Получивши столь много милостей, как бы надлежало мыслить о нем? Правда, что он живет в Георгиевске, но в прочем все напротив: он жену свою держит в Кабарде, сына родного, который имеет 10 лет отроду, отдал на воспитание одному своему узденю, молодому и весьма глупому человеку. Когда едет в Кабарду, снимает с себя крест, медаль и темляк: положит в карман".⁵

носить на груди знак отличия в виде креста. Вспомним, что и лермонтовский Измаил прятал свою награду под одеждой. "Белый крест на ленте полосатой", то есть эмалевый орден на черно-оранжевой георгиевской ленте, который черкесы ошибочно принимают за символ принадлежности христианству, на самом деле есть давняя боевая награда Измаила, "Георгий" 4-й степени.

В отличие от героя лермонтовской поэмы Измаил Атажуков никогда не переходил в стан противников России. Напротив, он не оставлял усилий, чтобы убедить своих соотечественников в необходимости прочного союза с северным соседом, исходя при этом вовсе не из абстрактных соображений "дружбы народов" и не из слепой преданности российскому престолу. Атажу- ков проявил себя как трезвый прагматик, дальновидно оценивая сложившуюся в регионе геополитическую реальность. В речи, произнесенной на народном собрании кабардинцев в мае 1805 года, он призывал их оставить междоусобные распри и "замешательства противу России":

"Богатство, силы и могущество российского государства невероятны, оно имеет тридцать шесть миллионов жителей и, если государь захочет, почти третья часть оного могут быть воинами. Положение нашего края подле сильного государства должно обратить все наше внимание, дабы сохранить себя и пользоваться нашим имуществом в спокойствии. Поверьте мне, любезные соотечественники, что нам, не потеряв разума, нельзя и думать раздражать сих сильных соседов... Вы сами знаете, что турецкая империя, нам единоверная, в совершенной слабости и готова уступить во всем сильным соседям, христианским державам. Персия, хотя и магометанского закона, но нам противного раскола, вся в раздроблении... Откровенно вам скажу, что сия видимая опасность заставила меня, не окончивши моего ходатайства за народ кабардинский пред престолом всероссийского государя, поспешить к вам и сказать, как самовидцу, что российское правительство теряет терпение, видя народ наш уклонившимся от порядка. Я видел готовые громы упасть на главы наши. Остановитесь, несчастные народы..."⁶

послушания и подкреплявших эти требования потоками пролитой крови, а с другой стороны и "воинственный разбой", который исповедовала значительная часть горской феодальной знати, — вели к тому, что грозное зарево Кавказской войны полыхало еще несколько десятилетий, и в ее бесконечных битвах, в череде прочих русских писателей, принимал участие и сам автор "Измаил-Бея".

Двоюродный брат Измаила — князь Росламбек Мисостов также некоторое время жил в России, где содержался в качестве аманата. Сохранилось письмо командующего кавказскими войсками П. С. Потемкина (от 19 декабря 1782 года) к отцу Росламбека, извещавшее его о положении сына: "В бытность мою в Астрахани видел я вашего сына, находящегося залогом, которого, принимая в крепость св. Георгия, и буду содержать при себе, как собственно своего сына. Между тем препровождаю к вам от него письмо. Ежели вы захотите послать к нему родительское свое благословение, сие послужит много к обрадованию его. Я могу вас удостоверить, что сын ваш в рассуждении остроты и разума обещает много, и что из него может быть весьма полезный человек..."⁷

Подобно Измаилу, Росламбек состоял и среди горских "депутатов" при светлейшем князе Г. А. Потемкине-Таврическом и дослужился до чина полковника. Однако дальнейшие его действия показали, что он вполне оправдывает эпитеты, которые сопровождают имя Росламбека в лермонтовской поэме: лукавый, злобный, жестокий, вероломный. Несколько страниц измене Росламбека посвятил в первом томе "Кавказской войны" В. А. Потто, где речь идет о весенней экспедиции 1804 года генерала Г. И. Глазенапа: "С самого начала похода в русском отряде был виден кабардинский князь Росламбек Мисостов, считавшийся полковником в лейб-гвардии казачьем полку и принадлежавший к одной из лучших кабардинских фамилий. Вдруг, к общему изумлению, он скрылся из лагеря. Оказалось, что Росламбек бежал за Кубань вместе с подвластными ему аулами, и что мотивом к тому послужила канла — кровомщение за смерть родного племянника, убитого в одном из кабардинских набегов на Линию".⁸ За Росламбеком отрядили в погоню егерский полк. У Каменного моста в верховьях Кубани произошло кровопролитное сражение. Егеря вынуждены были отступить и на переправе потеряли в реке артиллерийское орудие. Росламбек неожиданно вступил в переговоры, изъявляя желание примириться и вновь служить русскому царю. Он обещал даже поднять из воды затонувшее орудие. На дыеле же все обернулось новой изменой и нападением из засады с большими потерями для русских. "Росламбек, — заканчивает Потто, — остался в горах и с тех пор сделался одним из самых отчаянных 5 и бешеных абреков".

Но опасная острота отношений Измаила и Росламбека определялась не только их различным расположением к России. Современный биограф Измаила приводит сведения о документе — рапорте генерала П. А. Текелли генерал-фельдмаршалу Г. А. Потемкину-Таврическому от 14 апреля 1788 года, в котором сооб- F щалось "о серьезных разногласиях в роде Атажукиных по поводу раздела крепостных, что чуть было не привело к убийству детей Мисоста Боматовича Атажукина, а именно Атажуки Мисо- стовича и лермонтовского Росламбека Мисостовича".⁹

Давняя распря двух ветвей одного рода завершилась, в конце концовы кровавой развязкой. Вероятно, именно этот "раздел крови" имел в виду Якубович, когда писал Бестужеву из Сибири на Кавказ. Впрочем, беглое и довольно невнятное изложение этой истории Якубовичем не позволяет толковать его заметку однозначно, неясной остается даже ключевая фраза "братоубийство князя Росламбека Мисостова": трудно понять, был ли убит Росламбек братом или же сам совершил подлое братоубийство, как об этом повествует Лермонтов в поэме. Лермонтовская версия (Росламбек — убийца Измаила) долгое время сомнений не вызывала. Так, известный советский лермонтовед С. А. Андреев- Кривич, не имея никаких документальных ее подтверждений, высказал тем не менее осторожное предположение о том, что "Лермонтов был окружен людьми, которые могли настолько хорошо знать обстоятельства жизни и деятельности Измаил-Бея, что они, эти люди, могли сообщить такие факты, которые не получили широкой огласки".¹⁰

"старик-чеченец".

Со временем нашлись и факты, не получившие "широкой огласки", но совершенно противоположные догадкам Андреева- Кривича. Сегодня, основываясь на документальных данных, можно судить уже о том, насколько далеко от реальности увела поэта его фантазия. Глубокий знаток истории и этнографии Кавказа М. О. Косвен разыскал важное свидетельство, проливающее свет на обстоятельства гибели Росламбека. Это записка 1837 года полковника П. П. Чайковского, служившего в 1830—40 годах на Кавказе, а некоторое время и в Пятигорске, то есть вблизи всех происходивших событий: "Славный кабардинец Арслан-бек Мисостов, полковник нашей службы, с европейским образованием, осыпанный щедротами императора Александра благословенного и ласками кавказского начальства. Он ушел за Кубань, привел в сильное движение горцев и наносил ужас на русских своими удалыми набегами. Он застрелен своим родственником чрез подкуп от нас".¹¹

Более того, в книге Р. У. Туганова "Измаил-Бей" приводится еще один документ, датируемый декабрем 1813 года и не оставляющий уже никаких сомнений в насильственной смерти Рос- ламбека: "Его убили в генваре месяце 1812 года по приказу его родственника Измаила-Бея и в его присутствии в самое то время, когда он был приглашен им на дружескую пирушку; сам Измаил вскоре после того умер в Георгиевске; они оба имели титул полковников в Российской службе".¹²

После смерти Измаила его боевая награда, "Георгий" 4-й степени, была возвращена в капитул ордена. Как видим, Лермонтов довольно свободно обращался с "историческим материалом", имея в виду свои особые художественные цели. Защитником отечества от сильного и опасного врага он хотел видеть отважную и гордую натуру, не запятнавшую себя низким коварством. Об этом, собственно, и говорит лермонтовский Измаил Росламбеку перед лицом соплеменников:

"Я не разбойник потаенный;

Хочу, чтоб мною пораженный
Знал руку грозную мою!
Как ты, я русских ненавижу,
И даже более, чем ты;

Я чести князя не унижу!
Иную месть родной стране,
Иную славу надо мне!"

— в любом случае он смог добиться в своем творении высокого художественного эффекта. Вспомним запись Льва Толстого в дневнике, сделанную под впечатлением лермонтовской поэмы: "Я нашел начало Измаил-Бея весьма хорошим. Может быть, это показалось более потому, что я начинаю любить Кавказ, хотя посмертной, но сильной любовью. Действительно хорош этот край дикой, в котором так странно и поэтически соединяются две самые противуположные вещи — война и свобода". И хотя Лермонтов не предназначал поэму для печати, многие ее строфы поражают выразительностью и силой:

Им бог свобода, их закон — война,
Они растут среди разбоев тайных,
Жестоких дел и дел необычайных;
Там в колыбели песни матерей

Там поразить врага не преступленье,
Верна там дружба, но вернее мщенье;
Там за добро — добро, и кровь — за кровь,
И ненависть безмерна, как любовь.

Примечания

¹Азадовский М. К. О литературной деятельности А. И. Якубовича. — Литературное наследство, т. 60, кн. 1. М., 1956, с. 278.

²Косвен М. О. Этнография и история Кавказа. — М., Издательство восточной литературы, 1961, с. 131.

³Потто В. А. кавказская война. — Ставрополь, изд. "Кавказский край", 1994, т. 1, с. 652.

⁴"Эльбрус", 1972, с. 71.

⁵Косвен, указ. соч., с. 137.

⁶Там же, с. 140—141.

⁷Туганов, указ. соч., с. 141.

⁸Потто, указ. соч., с. 616—617.

⁹

¹⁰Андреев-Кривич С. А. Кабардино-черкесский фольклор в творчестве Лермонтова. Нальчик, 1949, с. 44.

¹¹Косвен, указ. соч., ч. 146.

¹²Туганов, указ. соч., с. 159.

Текст и примечания печатаются по изданию: Маркелов Н. В. "Умереть с пулею в груди...". о Боевая судьба М. Ю. Лермонтова. — Пятигорск: Северо-Кавказское издательство "МИЛ", 2003. — С. 36—45.