"Вчера я приехал в Пятигорск..."
Описание Пятигорска в "Княжне Мери" уникально по силе и совершенству выражения. Несколько замечательных штрихов, дополняющих картину, найдем в письмах поэта отсюда летом 1837 года. Более того, Лермонтов тогда же запечатлел город и на живописном полотне, избрав для этого одну из лучших здесь панорамных точек, открывающих взору гористый ландшафт местности и дальнюю перспективу на Кавказский хребет. На переднем плане — площадка у Елисаветинского источника, упоминание о которой есть и в дневнике Печорина: "Наконец вот и колодезь... На площадке близ него построен домик с красной кровлею над ванной..," Ниже виднеются городские постройки и долина реки Подкумка, а совсем в дали, "все синее и туманнее",- цепь снеговых вершин, увенчанная Эльбрусом. Одним словом, как сказано в романе,- "воздух чист и свеж, как поцелуй ребенка; солнце ярко, небо сине..."
Вид города, окруженного со всех сторон горами, вдохновлял многих; мы расскажем о двух художниках, чьи творческие судьбы соприкоснулись с лермонтовским Пятигорьем.
1. Василий Верещагин: "... если случай забросит вас в Пятигорск..."
К творчеству Лермонтова Василий Верещагин обратился только однажды — двадцатилетним молодым человеком, еще будучи учеником Академии художеств. В 1863 году он создал иллюстрацию к роману "Герой нашего времени" для выходившего в Петербурге журнала-альбома "Северное сияние", печатавшего исторические и литературные статьи, а также гравюры, выполненные лейпцигской фирмой Ф. А. Брокгауза с картин и рисунков русских художников.
Рисунок "Княжна Мери на прогулке" воспроизводит сцену из центральной части лермонтовского романа, когда Печорин и Грушницкий, встретившись у Елисаветинского источника, каждый по-своему пытаются привлечь внимание хорошенькой московской княжны. "В эту минуту прошли к колодцу мимо нас две дамы: одна пожилая, другая молоденькая, стройная, — заносит в свой дневник Печорин. — Их лиц за шляпками я не разглядел, но они одеты были по строгим правилам лучшего вкуса..."
К тому времени Верещагин еще не успел побывать на Кавказе, с Пятигорском знаком не был, а потому и вид галереи возле источника и гористый пейзаж, на фоне которого происходит действие, носят условный характер. Но внутренний смысл, нерв этой сценки передан выразительно и точно. Фигуры персонажей размещены так, что подчеркивают динамику этого ключевого эпизода, по существу — завязки повести. Именно на этом рисунке молодого художника лермонтовские герои впервые нашли воплощение в изобразительном искусстве. Опубликованный вне текста повести, он потом часто включался в издания "Героя..." в качестве прекрасной иллюстрации. Едва ли Верещагин тогда подозревал, что вскоре и сам побывает на месте изображенных им событий и сможет убедиться, насколько точна и проницательна была его фантазия. Впоследствии он довольно подробно описал в своих путевых мемуарах и упомянутую площадку и другие достопримечательности Пятигорска, знакомые всем по лермонтовскому роману, — Эолову арфу и Провал.
Для "Северного сияния" художник выполнил и рисунок к "Демону" Лермонтова — "Ангел, несущий душу Тамары, встречается с Демоном", но судьба его неизвестна: он не был опубликован и, видимо, не сохранился.
В творческой биографии Верещагина можно найти точки соприкосновения с Лермонтовым и в дальнейшем. Летом 1863 года он впервые совершил путешествие на Кавказ, во многом повторив маршруты поэта. В справке, выданной художнику 4 июля 1863 года, значилось, что "что ученик императорской Академии художеств Василий Васильевич Верещагин отправляется в отпуск для художественных занятий на юг (на Кавказ) на неопределенное время до окончания занятий. На выдачу свидетельства на проезд туда и обратно препятствий не имеется..."1
Решение о поездке было принято, вероятно, под влиянием художника Льва Феликсовича Лагорио, который был прикомандирован к свите наместника на Кавказе и с которым молодой Верещагин познакомился в Петербурге. Талантливый живописец, доброжелательный и отзывчивый человек, он увлекательно рассказывал о сражениях, о неповторимой природе горного края, вдохновившего его на создание многих полотен. (Ряд прекрасных кавказских работ Л. Ф. Лагорио хранится в собрании Государственного музея-заповедника М. Ю. Лермонтова в Пятигорске).
Путь Верещагина лежал через Ставрополь, Георгиевск, Пятигорск и Владикавказ, а далее — по Военно-Грузинской дороге в Тифлис и был хорошо знаком в прежние годы и Пушкину и Лермонтову; последний не только описал свои странствия в романе, но и "снял на скорую руку виды всех примечательных мест, которые посещал". Стоит упомянуть названия некоторых из рисунков Верещагина этого времени, чтобы увидеть, как его впечатления во многом повторяют автора "Героя"... "Лезгинка", "Скачки на Кавказе", "Ананури", "Остатки замка царицы Тамары в ущелье Дарьяла". Ряд рисунков посвящен видам Пятигорска (Ермоловские ванны, Елизаветинская галерея), о котором художник писал и в своих мемуарах "Путешествие по Закавказью": "При выезде из Георгиевска дорога разделяется на две ветки. Одна из них ведет в Пятигорск, Кисловодск и другие места, известные в летописях медицины своими целительными железными и серными ключами.
Проехав этим путем некоторое пространство, открывается перед вами восхитительная панорама. Непрерывная цепь постепенно повышающихся гор образует разнообразные и поразительные виды. Направо в теряющейся дали гордо подымается вечноснежная вершина Эльборуса. Налево виднеются полузакрытые тучами вершины Казбека. Прямо против меня стоят три отдельные горы. Одна из них, Машук всей своей массой возвышается над Пятигорском.
Город с горою описаны были Лермонтовым. Он избрал их местом действия своих героев и героинь.
Город не представляет ничего особенно интересного и выдающегося, — но, чтобы меня не заподозрили в лености, я постараюсь описать общий его вид.
При въезде в Пятигорск приходится объехать крутую скалу, у подножия которой протекает небольшой ручей. Тут начинается предместье, т. е. показывается небольшой ряд казачьих домиков, чистеньких, беленьких с удобным расположением внутри.
В одном из таких домиков я нашел для себя помещение и простой, но здоровый обед. Стоило мне все это очень дешево, особенно если взять во внимание вкусные вареники, которыми меня часто угощала моя добрая старая казачка.
Если когда-нибудь случай забросит вас, читатель, в Пятигорск и вы из экономии не пожелаете тратиться на дорогие приманки табльдота, я вам советую последовать моему примеру и поселиться в одном из маленьких домиков предместья, и попробовать вареники, приготовленные по-кавказски.
При въезде в город главная улица идет вправо к горам и целебным ключам. По ней вы встречаете новейшие постройки и приезжающих лечиться. Другая улица ведет налево и оканчивается у подошвы горы большой площадью; по праздникам в ярморочные дни площадь эта превращается в рынок.
Следуя по первой из улиц, вы встречаете армянские лавки. Армяне играют такую роль на Кавказе и за Кавказом, какую присвоили себе западно-русские евреи; они торгуют разными московскими изделиями и ведут свои дела очень недурно.
На противоположной лавкам стороне возвышается церковь Пятигорска, более похожая на городские бани, чем на храм Божий.
Подле церкви помещается клуб со всеми трактирными удовольствиями, залами для игры, гостиницами и т. д.
2
От Еленинских ключей я часто подымался по узким тропинкам к маленькой круглой беседке, откуда открывается великолепный вид. На громадном пространстве, за городскою чертою, тянулись казачьи станицы и татарские селения, окруженные густою зеленью.
Недалеко от города находится любопытное место, прозванное Провалом. Само название показывает его происхождение: обрушившаяся скала образовала грот с одним только отверстием сверху, но к нему проделали вход в скале. Грот этот представляет усеченный конус в несколько сажен в вышину, с площадью от семи до десяти квадратных аршин. Серные ключи, из которых один горячий, прорыли вокруг стены большие отверстия, наполненные водой ярко-голубоватого цвета.
Впечатление, которое испытываешь при виде этого узкого и глубокого отверстия, очень неприятно; смотря в него чувствуешь головокружение. Я часто заходил любоваться этой удивительной игрой природы, но не подумал срисовать Провал, в чем теперь сильно раскаиваюсь.
Гора Машук изобилует минеральными ключами. Вообще серные воды Пятигорска пользуются известностью, справедливо ими заслуженною. В окрестностях этого города находятся железные родники Железноводска, Кисловодска и др., куда русские эскулапы посылают ежегодно немалое число своих пациентов".3
"был в Шуше, в Кубе, в Шемахе, в Кахетии..."
Туркестанский период Верещагина от Лермонтова, на первый взгляд, далек. Хотя можно вспомнить, что и сам Лермонтов собирался в Хиву Во всяком случае, в письме с Кавказа к Святославу Раевскому он высказывает сожаление, что не успеет доучиться татарскому языку — "а впоследствии могло бы пригодиться. Я уже составлял планы ехать в Мекку, в Персию и проч., теперь остается только проситься в экспедицию в Хиву с Перовским". Заметим кстати, что хивинские походы генерал-адъютанта графа В. А. Перовского 1839-1840 гг. окончились неудачей, но интересно не это, а то, что именно он в феврале 1839 года читал членам царской семьи лермонтовсную поэму "Демон".
О причинах поездки в Туркестан хорошо сказал сам Верещагин: "Поехал потому, что хотел узнать, что такое истинная война, о которой много читал и слышал и близ которой был на Кавказе". Что такое "истинная война" прекрасно знал опальный поручик Тенгинского пехотного полка, автор "Валерика" и "Завещания". Для Верещагина же это был зов судьбы, зов таланта; недаром он снискал себе славу великого русского ху- дожника-баталиста.
С туркестанским периодом связан один из самых драматичных эпизодов в творческой биографии Верещагина. Речь пойдет о его знаменитой картине "Забытый", созданной в 1871 году и стоящей в ряду таких шедевров, как "Апофеоз войны" и "Смертельно раненный".
Пустынная местность, излучина реки, горный ландшафт (отдаленно напоминающий очертания Бештау). Жаркий полдень. Стая воронов кружит над распростертым на земле русским солдатом. Поодаль — ненужное теперь ружье. Спасения нет. Забыт на поле боя... Пронзительньй мотив лермонтовского "Сна" глубоко запал в душу художника. В лаконичном, убийственном по впечатлению сюжете — весь ужас войны, пожинающей свою страшную жатву.
Плачь и молись, отчизна-мать!
Молись! Стенания детей,
Погибших за тебя среди глухих степей,
Вспомянутся чрез много лет,
М. П. Мусоргский создал на слова А. А. Голенищева-Кутузова балладу "Забытый" — редчайший случай в искусстве, когда картина удостоена музыкальной иллюстрации. П. М. Третья- ков обратился к художнику с просьбой продать ему созданное произведение...
Выставку посетил и Александр II, впервые, может быть, оказавшийся лицом к лицу с горькой правдой о далекой войне, идущей под огненным солнцем Туркестана. Особенно гнетущее впечатление на чего произвел "Забытый". По отзывам, государь "был возмущен этой картиной и, вопреки своей обычной мягкости, очень резко выразил свое неудовольствие".
Дом Реброва в г. Кисловодске — место действия повести "Княжна Мери” ("Герой нашего времени"). С рис. А. И. Арнольди.
Дом Реброва в г. Кисловодске — место действия повести "Княжна Мери" ("Герой нашего времени"). С рис. А. И. Арнольди.
"Забытого". Цензура запретила воспроизводить картину на страницах печати, продавать сделанные с нее фотографии и репродукции. Сохранился полицейский документ, доносивший в "инстанции", что "в магазине эстампов Беггрова рядом с литографированными снимками с картин Верещагина, изображавших славу русского оружия, висит и литография заграничного издания с картины "Забытый", как бы немой укор за невнимание к воинам, проливающим кровь за отечество. Картина эта невольно заставляет обращать на себя внимание и раскупается с охотой". И еще одну тему нельзя обойти, говоря о Лермонтове и Верещагине,- Отечественной войны 1812 года, одной из самых глубоких зарубин в нашей истории XIX века. У Лермонтова это еще и тема Наполеона, с юности питавшая его поэтическое воображение. Тут надо вспомнить не только "Бородино" (которое Лев Толстой считал зерном своей "Войны и мира") или "Двух великанов", но еще и "Воздушный корабль", и "Последнее новоселье", полные напряженных раздумий о трагической судьбе гениальной личности. В этом отношении Верещагин, пожалуй, ближе к Толстому. Неслучайно впечатление от его грандиозных полотен, посвященных событиям 12-го года, всегда сравнивают с впечатлением от чтения толстовской эпопеи.
Есть еще одно трагическое совпадение в судьбах двух великих русских художников. Оба они ушли, не израсходовав отпущенный им предел творческих сил: Лермонтов пал на дуэли, Верещагин погиб при взрыве броненосца "Петропавловск" близ Порт-Артура во время русско-японской войны. Можно говорить о превратностях судьбы, игре слепого случая или злом роке. Можно вспомнить и то, что оба они любили наш кавказский край, черпали вдохновение в картинах его могучей природы и щедро отплатили ему в своих гениальных твореньях.
2. Михай Зичи: ”Я был поражен необыкновенною точностью его описания...”
— Михаил Александрович) Зичи родился в Венгрии, но долгие годы прожил в России. Его творчество в равной мере принадлежит венгерской и культурам. Великолепный живописец, прекрасный рисовальщик, мастер иллюстрации, он навсегда связал память о себе с лермонтовским Кавказом.
Зичи происходит из родовитой дворянской семьи. Художественное образование получил в Будапеште и Вене. В Россию попал в возрасте двадцати лет и совершенно неожиданно: предложение стать придворным педагогом получил его учитель Фердинанд Бальдмюллер. В Петербург он не поехал, но настоятельно рекомендовал своего любимого ученика. В 1847 году Зичи прибыл в русскую столицу Нельзя сказать, что с самого начала здесь все складывалось удачно, но годы упорной работы принесли свои результаты: в апреле 1858 года российская Академия художеств возвела Зичи в звание академика акварельной живописи, а в следующем году художник был "пожалован в звание живописца Его Императорского Величества".4
В разгар русско-венгерской кампании 1849 года (подавление восстания Лайоша Кошута) Зичи выполнил несколько рисунков, в том числе и "Казаков в венгерской деревне", впервые прикоснувшись к теме, которая еще долгие годы привлекала и волновала его. Он мечтал о путешествии на Кавказ, хотел своими глазами увидеть картины ожесточенной войны с горцами. Об этом ему приходилось читать в русской поэзии.
В разрешении на поездку ему отказали, но художник поступил все же по-своему: изобразил далекий горный край таким, каким видел в своем воображении. Его "Кавказские сцены" представляют собой серию (или сюиту) выразительных, динамичных по композиции работ. "Сюита состоит, — замечает современный исследователь, — из 12 листов двухтоновых автолитографий, то есть рисованных на камне самим художником. Листы эти очень показательны для того внешне романтического представления о Кавказе, о войне, которое возникло у художника, не видевшего всего этого в натуре. Выстрелы, клубы дыма, погоня, прекрасные черкешенки, корчащиеся в судорогах раненые — словом, весь набор псевдоромантических эффектов..."5
Но не будем судить строго молодого художника. Вспомним, что и Льву Толстому, отправлявшемуся на Кавказ, виделись сквозь ту же романтическую призму "поэтические образы воинственных черкесов, голубоглазых черкешенок, гор, скал, снегов, быстрых потоков, чинар..." Как и у Толстого, героями произведений Зичи стали кавказские казаки. "Подвиг", "Первая рана", "Похищение", "Месть" — вот названия некоторых из этих работ, вполне передающие и остроту изображенной ситуации и мир воинственных героев, возникший перед мысленным взором художника. Схватки, перестрелки, набеги — то есть полные драматизма сцены кавказской войны заставляют вспомнить сюжеты многочисленных рисунков Лермонтова на ту же тему, к поэзии которого Зичи питал особое пристрастие. "С тех пор, как я научился русским складам, — признавался он, — творчество Лермонтова породило во мне подлинный культ этого поэта..."6 Что же касается серии литографий "Кавказские сцены", то сегодня, по прошествии уже полутора столетий, изображенные на них кровавые эпизоды войны вовсе не кажутся плодом романтической фантазии автора. Напротив, современный человек видит в них достоверное по фабуле и точное в деталях отображение исторической реальности. Этот парадокс можно объяснить глубокой профессиональной проработанностью темы и удивительной человеческой проницательностью художника, умеющего в одно мгновенье заразить зрителя своей страстной влюбленностью в Кавказ.
"Слову о полке Игореве", "Бахчисарайскому фонтану" Пушкина и к повести Гоголя "Тарас Бульба"; к поэме Руставели "Витязь в тигровой шкуре" и многим другим произведениям русской и венгерской классики. И все же главное место в его жизни безраздельно занял автор "Демона" и "Героя..." По сведениям Лермонтовской энциклопедии, "первая попытка целостного осмысления творчества Лермонтова в изобразительном искусстве принадлежит именно Зичи. Всего им было задумано около 100 рисунков..."
Мечта сбылась: в 1881 году художник совершил поездку на Кавказ, где провел почти целый год, проделав путешествие в недавнее еще прошлое и ступая буквально по следам любимого поэта. Его интересовали те места, где жил когда-то Лермонтов, привлекали кавказские пейзажи и все те примечательные уголки Пятигорья, которые поэт запечатлел в стихах и прозе. Многие зарисовки были выполнены с натуры в Пятигорске и Кисловодске и теперь особо ценны для нас своей документальной точностью. Вышедший в 1891 году в Петербурге альбом под названием "Живописное приложение к роману М. Ю. Лермонтова "Княжна Мери" содержал две дюжины иллюстраций. Автор счел необходимым поместить и краткое предисловие, где поведал о своих кавказских впечатлениях и истории создания этих работ:
"Путешествуя по Кавказу, с целью изучить природу и типы страны для иллюстрации сочинения Лермонтова, я был поражен необыкновенною точностью его описания, весьма даже не живописных местностей, а также и строений, где по его рассказу, как бы происходил роман "Княжна Мери".
Подобным же образом, идя по описанию автора, мы с профессором Висковатовым, свободно нашли дом "Гудала" из "Демона". Отсюда видно, что точность подобного описания, была заранее предусмотрена и преследуема Лермонтовым, как средство для достижения наибольшего впечатления и уверения в правдоподобности его рассказа. И действительно, читающим его роман, кажется, будто бы княгиня и княжна Лиговские жили в доме по старому бульвару в Пятигорске на самом деле существующему и по сию пору. Дом Реброва в Кисловодске и окно княжны "Мери" показывают с твердой уверенностью, а также и скалу, где произошла дуэль и был убит Грушницкий.
Я был на Кавказе в 1881 году, и мне удалось еще видеть и срисовать виды и здания, описанные Лермонтовым. Но уже во время моего пребывания начали перестраивать грот; Ермо- ловские бани были снесены, а на месте простого Елисаветинского источника уже стояло роскошное здание. Старый бульвар заменен прекрасным новым. Такая же судьба предстоит в короткое время дому "Реброва", зданию "Ресторации" и др. Людям, ценящим не только выпущенные в свет сочинения, но и клочки бумаги, зачертанные фантастическими набросками пера Лермонтова, надеюсь, дороги будут и рисунки описанных им мест, и, смею думать, что публика простит художнику, если он, следуя шаг за шагом описанию Лермонтова, старался так же подробно срисовать с натуры то, что великий поэт описал. Повторяю, что рисунки мои не есть что-либо выдуманное и фантастическое, а, так сказать, точная копия с описанных оригиналов.
"Княжна Мери".7
Дом Реброва в Кисловодске. Литография МА. Зичи.
Еще несколько лет спустя художник принял участив в конкурсе на памятник Лермонтову в Пятигорске, а позднее был избран и в состав жюри этого конкурса. Для Европы художника "открыл" французский писатель Теофиль Готье, встречавшийся с ним в Петербурге в 1858—1859 годах и посвятивший ему большую главу в своей книге "Путешествие в Россию", в которой назвал Зичи "чудесным гением" и "одной из самых удивительных личностей".8
Многие из работ Михая Зичи находятся в Государственном Эрмитаже, Русском музее, Третьяковской галерее, а некоторые из них, по счастью для нас, хранятся в собрании лермонтовского музея в Пятигорске.
Примечания
—1917 гг. Ставропольское книжное издательство, 1985, с. 169.
2. "Лечебные заведения Еленинских ключей..." — так в тексте Верещагина, хотя подобного названия ни один из пятигорских источников не имел. Вероятно, это ошибка памяти автора, и следует читать не "Еленинских", а "Елизаветинских", что сообразно описываемому месту.
3. Верещагин Василий. Путешествие по Закавказью в 1864—1865 г. // Всемирный путешественник. СПб., 1870, вып. 14, с. 222—223.
4. Алешина Л. Михай Зичи. М., 1975, с. 60.
5. Там же, с. 30.
7. М. А. Зичи. Живописное приложение к роману М. Ю. Лермонтова "Княжна Мери". СПб., издание А. А. Гусевой.
"Мысль", 1988, с. 177.
Текст предоставлен автором.