Лермонтов М.Ю.: Сандомирская В.Б. - Лермонтовский альбом 1827 г.

Сандомирская В. Б. Лермонтовский альбом 1827 г. // Лермонтовский сборник. — Л.: Наука, 1985. — С. 213—232.

Среди автографов Лермонтова, собрание которых разделено, между тремя архивами — Государственной Публичной библиотекой им. М. Е. Салтыкова-Щедрина в Ленинграде, Государственной библиотекой СССР им. В. И. Ленина в Москве и архивом Института русской литературы АН СССР (Пушкинский Дом), датируемая 1827 г. тетрадь № 37 из лермонтовского фонда Государственной Публичной библиотеки¹ занимает особое место, прежде всего потому, что она представляет собою хронологически первый из дошедших до нас автографов Лермонтова,² притом относящийся к периоду, о котором исследователи располагают очень малым количеством биографических данных, — с 1827 г., предшествовавшего поступлению в Московский университетский благородный пансион, начинается творчество Лермонтова. Но записи этой тетради не относятся к числу автографов Лермонтова творческого характера. В ней содержатся не собственные его произведения, а сделанные им записи произведений французских поэтов конца XVIII в. и списки поэм Жуковского и Пушкина.

Тетрадь эта, сохранившаяся в семействе М. А. Шан-Гирей, П. П. Шан-Гиреем была подарена В. Х. Хохрякову, который в начале 1870-х гг. передал ее вместе с другими лермонтовскими бумагами в Публичную библиотеку.³ По-видимому, с собранными им «Материалами для биографии Лермонтова», в которых среди прочего находилась и интересующая нас тетрадь, еще в конце

1850-х гг. имел возможность ознакомиться С. С. Дудышкин: в статье последнего «Ученические тетради Лермонтова» появилось первое, краткое и неточное, упоминание о «сохранившемся от 1827 года альбоме», в котором «в числе разных стихотворений, принадлежащих Лермонтову, помещены „Бахчисарайский фонтан“ и „Шильйонский узник“».⁴

Тетрадью как документом биографического характера, как свидетельством определенных духовных и литературных интересов мальчика Лермонтова первым заинтересовался П. А. Висковатый,⁵ которому принадлежит и первое краткое описание внешнего вида и содержания тетради, фиксирующее ее состав к 1891 г., а позднее — Н. Л. Бродский.⁶

В 1941 г. было издано подготовленное А. Н. Михайловой описание лермонтовского фонда рукописного отдела Государственной Публичной библиотеки; в его составе получила архивное описание и интересующая нас тетрадь под номером 55 и с условным наименованием «Тетрадь с копиями чужих произведений и др. записями». Краткая характеристика содержания тетради введена В. А. Мануйловым в «Летопись жизни и творчества Лермонтова».⁷

Однако содержание тетради недостаточно проанализировано исследователями и почти не раскрыто в своих связях с первоначальными творческими опытами поэта.

Предлагаемая работа ставит задачей описание тетради и выявление соотношения сделанных в ней записей с последующим творчеством Лермонтова.

Первый альбом Лермонтова представляет собой объемистую тетрадь довольно большого формата — в четвертую часть листа, в переплете из бархата, теперь поблекшего, а когда-то чистого голубого цвета. На обеих крышках переплета — изящная вышивка золотой нитью по бархату; на верхней крышке, по самому краю, — узкая вышитая рамка, в углах которой по небольшой лавровой ветви, а в центре венок из цветов и внутри его вензель из трех сплетенных букв: «M J L»; на нижней крышке — такая же узкая рамка с ветвями по углам и с датой в центре: «1826».

«М» и «L» — и представляет собою достаточно часто встречающееся сочетание инициалов имени и фамилии, что и позволило ей увидеть в альбоме готовую продукцию с удачно подобранным к случаю вензелем и с датой, обозначающей год изготовления альбома (поэтому она введена исследовательницей в описание, но не фигурирует при датировке альбома). Однако в вензеле легко прочитывается и третий инициал — «J», образуя сочетание «MJL», гораздо более редкое. Альбом с таким вензелем вряд ли можно было подобрать среди готовых изделий — но, при распространенности золотошвейного мастерства в России, легко было заказать.

По-видимому, этот нарядный, красивый альбом был выполнен на заказ, в подарок мальчику, и подарок этот был сделан именно в том 1826 г., который обозначен на крышке альбома. Всего вероятнее, что он был подарен ко дню рождения Мишеля — 2(14) октября, или ко дню ангела — 8(20) ноября.⁸ Дата, вышитая на переплете альбома, несомненно относится к биографии будущего поэта, и, может быть, следует ввести ее в «Летопись жизни и творчества Лермонтова», не богатую датами в этот ранний период.

Обратимся теперь к содержанию тетради, и прежде всего к полистному описанию ее.

Сейчас в ней насчитывается 177 листов.⁹ Из них заполнены и пронумерованы архивной нумерацией первые 28 листов. Однако бумага первых трех листов иного качества и размера и записи на них сделаны не лермонтовской рукой.¹⁰ Эти листы были вклеены в тетрадь много позже. П. А. Висковатый, видевший тетрадь в архиве Публичной библиотеки, при описании ее о них не упоминает.¹¹ Мотивы, по которым они были включены в лермонтовский альбом, остались неизвестны. Воспринимаются эти записи в альбоме как нечто чужеродное и не могут быть использованы при его характеристике.¹²

Таким образом, за исключением трех листов позднего происхождения, в тетради 174 листа. Однако первоначально это число было несколько больше. Тетрадь сшита из пятнадцати тетрадок белой невержированной бумаги с золотым обрезом, имеющей водяные знаки: УФЛП/1822¹³ и УФЛП/1821.¹⁴ В четырнадцати тетрадках 12 листов; последняя, пятнадцатая, насчитывает 8 листов; к ним добавляются два листа форзацев — все это составляет 178 листов — первоначальный объем тетради. Недостающие листы: лист, вырванный между л. 7 и 8, парный с л. 12; между л. 22 и 23 видны корешки двух отрезанных листов, по-видимому испорченных при переписывании «Шильонского узника»; отсутствует и лист форзаца, смежный с нижней крышкой переплета.

Один из этих четырех листов дошел до нас — он был вырван самим Лермонтовым для письма «тетеньке» — М. А. Шан-Гирей.

Это первое письмо Лермонтова к М. А. Шан-Гирей из Москвы, датируемое исследователями осенью 1827 г. Как и альбом, автограф этого письма хранится в собрании рукописей Лермонтова в Государственной Публичной библиотеке им. М. Е. Салтыкова-Щедрина. Сопоставление письма с листами альбома позволяет видеть, что это одна и та же простая белая, невержированная, с золотым обрезом бумага, того же размера (245×204 мм), с одним из двух водяных знаков: УФЛП/1821.¹⁵Решая вопрос о месте этого листа в тетради, можно уверенно сказать, что это не один из двух листов, вырезанных между л. 22 и 23, так как оставшиеся корешки их — шириной примерно 1 — 1.2 см, и, следовательно, сам вырезанный лист был бы на столько же у́же. Возможно, что он вырван в конце тетради (лист форзаца); но всего вероятнее — между л. 7 и 8 по теперешней, архивной нумерации, т. е. между листом с заглавной надписью: «Разные сочинения, принадлежат М. Л. 1827 года 6-го ноября» — и заглавным листом к списку «Бахчисарайского фонтана».

Содержащаяся в записи на л. 7 дата: «1827 года 6-го ноября» — единственная в этой тетради. Она фиксирует начало работы над списком поэмы Пушкина. По отношению же к предыдущим записям эта дата обозначает лишь время, не позднее которого они были сделаны, — осень 1827 г., ранее 6 ноября. Так же, осенью 1827 г., ранее 6 ноября, следует датировать и письмо Лермонтова к Марии Акимовне — оно писано из Москвы, в то время, когда он уже начал пользоваться этой тетрадью, не ранее того момента, когда был заполнен л. 7, которым начинался задуманный Лермонтовым сборник «Разных сочинений», представлявших особый интерес для мальчика.

Итак, можно сказать, что тетрадь сохранилась почти в полном объеме. Но записи в ней сделаны только на первых 25 листах — «La flamme qui le brûle...» (под стихами имя автора: «de Saint-Ange»); ниже, после отчеркивания, отрывок из одиннадцати французских стихов, озаглавленный «Borée et Orithye» (sic!) (под стихами имя автора: «Saint-Ange»); л. 4 — 5 об. — большое французское стихотворение «Hero et Leandre», состоящее из девяти восьмистиший (под стихами имя автора: «La Harpe»); л. 5 об. — 6 — после отчеркивания большой стихотворный отрывок, в двадцать четыре стиха, также по-французски, озаглавленный «Echo et Narcisse» (под стихами имя автора: «Saint-Ange»); л. 6 — после отчеркивания отрывок в семь стихов, озаглавленный «Orphée et Euridyce» (sic!), без указания имени автора; в нижней части листа запись «Je n’ai point fini parce que je n’ai pas pu» <«Я не кончил, потому что не мог»>; л. 6 об. — чистый; л. 7 — в верхней половине листа заглавие к последующим записям: «Разные сочинения, принадлежат М. Л.»; ниже, справа, дата: «1827 года 6-го ноября»; л. 7 об. — чистый; л. 8 — 19 об. — список поэмы Пушкина «Бахчисарайский фонтан» (л. 8 — заглавие поэмы: «Бахчисарайский фонтан. Сочинение Александра Пушкина»); 20 — 28 — список поэмы Байрона «Шильонский узник» (л. 20 — заглавие поэмы: «Шильонский узник. Сочинение Байрона. Перевод Василий Жуковского»).

Обратимся сначала к записям в этой тетради на французском языке. Среди них запись на л. 4 — 5 об. никаких вопросов не вызывает. Это большое стихотворение Лагарпа «Hero et Leandre», самим автором обозначенное как романс, представляет собою обработку античной легенды о любви и гибели Геро и Леандра. Оно переписано в тетрадь без отклонений от авторского текста,¹⁶и приводить его здесь не представляется необходимым.

Сложнее обстоит дело с остальными четырьмя отрывками. Для трех из них указано имя автора, и предстоит определить лишь произведение, из которого они взяты; последний, четвертый, не имеет никаких помет, кроме заглавия. Приведем здесь прежде всего текст этих отрывков. л. 4:

La flamme qui le brûle au-dedans au-dehors,
En livide sueur s’exhale de son corps;
Et ses nerfs pétillants que ce feu lent dévore,
Aliments du poison, le ral<l>ument encore.

...Et, furieux de colère et d’amour,
De torrents de poussière il obscursit le jour;
Et par le battement de ses ailes bruyantes,
Il balaye en sifflant les feuilles tournoyantes,
Sa robe à plis flottants traîne dans les sillons,
Et dans les champs poudreux roule des tourbillons.
Au milieu d’un nuage, il enlève Orithye;
Tremblante entre ses bras, il l’emporte en Scithie.
La reine, amante, épouse et mère tour-à-tour,
éris elle y donne le jour.
Zéthès et Calaïs, aussi beau gue leur mère,
Joignent à leur attraits les ailes de leur père.

...Amis, qui vient à moi?
A peine achève-t-il, Echo répète: Moi.
Mais où donc te trouver? Viens, je t’attends, approche.
Tandis qu’il cherche au loin, il entend dire: Proche.
Pourquoi donc te cacher, si tu sais où je suis?
Est-ce que tu me fuis <?> On repond: tu me fuis.
Surpris d'être appelé lorsque lui seul appele:
Joignons-nous, reprend-il: joignons-nous, redit-elle.
A ces mots, du taillis ardente à s'élancer,

Elle avance les bras tendus pour l’embrasser.
Narcisse la repousse, et s'éloigne lui-même.
Fuis si jamais je t’aime... Echo redit: je t’aime.
La nimphe au fond des bois, la rougeur sur le front,
S’enfonce, et va cacher sa honte et son affront;

Là, son amour s’aigrit de ses peines amères;
Son cœur est consumé par ses chagrins secrets:
Une affreuse maigreur desséche ses attraits,
Tout son corps déperit, tout ton sang s'évapore.
Ce qu’elle fut n’est plus, et sa voix vit encore.
En pierre les destins transformèrent ses os;
Son âme dans les bois erre encore sans repos;
Sa voix répond encore à la voix qui l’appele,
Mais ce n’est plus qu’un son qui vit encore en elle.

...La mort ferma ses yeux: les nymphes ses compagnes
De leur cris douloureux remplirent les montagnes;
Le Thrace belliqueux lui-même <en> soupira;
Le R<h>odope en gémit et l'Ebre en murmura.
Son époux s’enfo<n>ça dans une désert sauvage:
Là seul, touchant de sa lyre et charmant son veuvage
Tendre épouse! c’est toi qu’appelait son amour...

Что представляют собою эти стихотворные отрывки? Самые заглавия, под которыми французские стихи переписаны Лермонтовым — «Borée et Orythie», «Echo et Narcisse», «Orphée et Eurydice» — свидетельствуют о том, что сюжеты их взяты из античной мифологии; первый, неозаглавленный отрывок также основан на мифах о Геракле — в нем изображается гибель героя. Античные сюжеты отрывков, в сочетании с именем автора, позволяют установить источник этих цитат.

«Метаморфозы». Перевод первых трех книг поэмы был опубликован им в 1785 г., полный перевод всех шестнадцати книг — в 1800 г. и вызвал такой интерес, что вскоре появилось еще несколько изданий — второе в 1803 г.; третье и четвертое в 1808 г.; пятое в 1823 г. в составе посмертного собрания трудов Сент-Анжа. Заслугой Сент-Анжа было создание полного стихотворного перевода «Метаморфоз» (так же как и других произведений римского поэта) вразрез с многовековой традицией французских переводов Овидия в прозе.

Из этого-то перевода «Метаморфоз» и сделаны Лермонтовым выписки, помеченные им «de Saint-Ange», — три из четырех приведенных выше. Первая выписка — о пламени, сжигающем героя, — представляет собою заключительные четыре стиха из шестого эпизода («Douleurs d'Hercule») книги IX поэмы.¹⁷ Вторая — «Borée et Orythie», о северном ветре, Борее, который похитил любимую им Орифию, укрыл ее в облаке и перенес в Скифию, где она стала его женою и матерью двух его сыновей, близнецов Зетта и Калаиса, — взята из заключительного эпизода книги VI «Метаморфоз» в переводе Сент-Анжа.¹⁸ Третья выписка, озаглавленная «Echo et Narcisse», содержит историю превращения нимфы Эхо, отвергнутой Нарциссом; это один из эпизодов книги III «Метаморфоз», также в переводе Сент-Анжа.¹⁹

Определив таким образом источник трех выписок, сделанных Лермонтовым, необходимо коснуться некоторых текстологических особенностей их, которые позволяют установить, каким из пяти имевшихся к этому времени изданий перевода Сент-Анжа пользовался Лермонтов (если он вообще имел дело с книжным источником — см. ниже, с. 224; 225). Обратившись вначале к тексту «Метаморфоз» в составе посмертного собрания сочинений Сент-Анжа,²⁰ мы обнаружили в тексте переписанных Лермонтовым отрывков «Borée et Orythie» и «Echo et Narcisse» ряд графических и текстовых отличий от текста этого издания. Так, в первом отрывке отличается начало ст. 12: «Joignent à leur attraits» (в издании 1823 г.: «Ont avec ses attraits»).²¹ Во втором отрывке от текста издания 1823 г. отличаются ст. 11 — 12. У Лермонтова они записаны так:

Narcisse la repousse, et s'éloigne lui-même.
Fuis si jamais je t’aime... Echo redit: je t’aime.

Fuis, lui dit-il, je veux me détester moi-même,
Si quelque jour je t’aime... Echo redit, je t’aime.²²

Эти отличия сохраняются и в издании 1803 г., и в текстах двух изданий перевода Сент-Анжа 1808 г. Лишь в первом полном издании перевода (1800) эти детали текста, измененные в последующих изданиях, совпадают с лермонтовской копией. Это и заставляет нас ссылаться именно на это — первое — издание.

Кроме этих расхождений, в отрывке «Borée et Orythie», записанном Лермонтовым, есть еще несколько отличий от оригинала

(не говоря о знаках препинания, в расстановке которых Лермонтов был в данном случае не слишком точен). Это написание «Orithye» (вм. «Orythie») и «Scithie» (вм. «Scythie»), характеризующееся ошибочным употреблением «i» вместо «у». Более существенны отклонения от текста в ст. 9 — 10. Здесь наречие места, «là» (там) обращено в «la» — артикль женского рода («La reine...» вм. «La, reine...»), но это уничтоженное наречие компенсировано введением в следующем стихе наречия «у»:

Такого варианта нет ни в одном издании Сентанжева перевода «Метаморфоз». Это заставляет предположить, что к мальчику попал текст поэмы или ее отрывка, прошедший чью-то редактуру.

Перейдем теперь к последнему, четвертому отрывку, источник которого не указан. И название его — «Orphée et Eurydice», и содержание (смерть Эвридики, которую оплакивают и нимфы, ее подруги, и вся природа Фракии, и осиротевший супруг) заставляют предположить, что источником его являются те же «Метаморфозы». Действительно, эпизод смерти Эвридики входит в состав поэмы Овидия — это начало книги X. Однако он существенно отличается от анализируемого отрывка и объемом (в поэме Овидия — и в переводе Сент-Анжа — смерть Эвридики и плач по ней Орфея изложены в четырех стихах,²³ а в отрывке, записанном Лермонтовым, семь стихов), и менее подробной разработкой мотива оплакивания погибшей (у Овидия: «Quam satis ad superas post quam Rhodopeïus auras Deflevit vates...» <«Оплакав ее в мире живых, певец-родопеец...»>; в отрывке из лермонтовской тетради этому мотиву посвящены шесть с половиной стихов из семи: «Смерть закрыла ее глаза; нимфы, ее подруги, Своими скорбными криками наполнили горы; Сама воинственная Фракия вздохнула о ней; Родопа застонала и возроптал Эвр. Ее супруг удалился в дикую пустыню: Там, в одиночестве, играя на лире и утешая свое вдовство, Нежная супруга! только тебя призывала его любовь...»). Миф об Орфее, как известно, отражен также в творчестве другого римского поэта, Вергилия, в его поэме «Георгики». Обратившись к наиболее известному в конце XVIII — начале XIX в. французскому переводу этой поэмы, сделанному Ж. Делилем, мы без труда находим в нем интересующий нас отрывок — это ст. 459 — 465 книги IV поэмы.²⁴ Так определяется источник последнего отрывка — «Георгики» Вергилия в переводе Делиля. И в тексте этой записи есть несколько небрежностей или ошибок: в ст. 3 пропущено местоимение «en» («en soupira»); в ст. 4 в слове «Rhodope» пропущено «h»; в ст. 5 в слове «s’enfonça» пропущено второе «n» и вместо «ç» употреблено «с»; в ст. 6 добавлен, в сравнении с книжным текстом, предлог «de» — «touchant de sa lyre». Последнее изменение обращает на себя внимание тем, что является, по сути, вмешательством в авторский текст (так же как и изменение в ст. 9 — 10 отрывка о Борее и Орифии). Трудно сказать, кому принадлежат эти замены и дополнения, — во всяком случае, по-видимому, не мальчику, делавшему ошибки при списывании французского текста. Вновь приходится предположить, что списывались эти отрывки не из книг, а с чьей-то рукописи.

Итак, записи французских стихов сделаны осенью 1827 г., ранее 6 ноября, в Москве, вскоре после переезда из Тархан. Несомненно, что стихи из «Метаморфоз» Овидия в переводе Сент-Анжа, из «Георгик» Вергилия в переводе Делиля и романс Лагарпа «Геро и Леандр» появились в альбоме не по собственному выбору Лермонтова: когда мальчик решил обратить тетрадь в альбом с записями понравившихся ему, интересных для него, им самим выбранных произведений, он отделил эти новые записи от сделанных прежде специальным заглавным, как бы титульным листом вновь начинаемой, с л. 7, тетради.

По-видимому, эти записи были выполнением какого-то учебного задания. Это предположение объясняет целый ряд их особенностей — и прежде всего то, что, например, из поэмы Овидия взяты далеко не самые увлекательные и поэтические эпизоды. Здесь видна рука педагога, его выбор, а не проявление вкусов мальчика. Скорее всего Лермонтову были даны даже не книги, а переписанные учителем отрывки поэм Овидия и Вергилия. Этим могут быть объяснены и смысл лермонтовской пометы («Я не кончил, потому что не мог» — может быть, не мог прочесть, разобрать нечетко написанное), и происхождение вышеупомянутых отклонений от печатного текста, в которых можно видеть, как мы уже говорили, попытку редактировать текст французского перевода Овидия (эта правка могла принадлежать только какому-то третьему лицу, стоявшему между французскими переводчиками Овидия и Вергилия и переписчиком Лермонтовым).

Чье же задание выполнял Лермонтов, переписывая эти стихи, — вот следующий вопрос, встающий перед нами.

Н. Л. Бродский полагал, что стихи были записаны во время занятий Лермонтова с его вторым гувернером — французом Жаном-Пьером Келлет-Жандро. Но Жандро был принят в дом Е. А. Арсеньевой в 1828 г. — эту дату называет сам Бродский;²⁵ под 1828 г. упоминает о Жандро в своих воспоминаниях А. П. Шан-Гирей.²⁶ Стихи, как уже говорилось, были переписаны раньше, вскоре после приезда Лермонтова в Москву, в то время, когда еще был жив первый его гувернер, Жан Капэ. Капэ был офицером наполеоновской армии, попал в плен, остался в России; с начала 1820-х гг., когда Е. А. Арсеньева выписала его из Петербурга, и до самой смерти своей в конце 1827 г. или в начале 1828 г. он был, по словам А. П. Шан-Гирея, «всегдашним <...> спутником» мальчика Лермонтова. По-видимому, он заметил математические способности своего воспитанника, пробудил в нем интерес к истории (к истории Франции прежде всего). Но не ему был обязан Лермонтов развитием своих поэтических наклонностей. Судя по тому, что первые поэтические опыты Лермонтова относятся к 1828 г., т. е. ко времени уже после смерти Капэ, и по тому, что в этих опытах достаточно легко определяются художественные влияния московского периода, можно думать, что увлечение поэзией и стремление выразить в поэтических формах содержание своей внутренней жизни были пробуждены в нем его новым учителем А. З. Зиновьевым.

Алексей Зиновьевич Зиновьев, преподававший русский и латинский языки в Московском университетском благородном пансионе, был первым учителем, приглашенным Е. А. Арсеньевой готовить внука к поступлению в пансион (ему же «поручено было пригласить других учителей двенадцатилетнему ее внуку»²⁷). Зиновьев учил мальчика русскому языку («...я в русской грамматике учу синтаксис и <...> мне дают сочинять», — писал Лермонтов М. А. Шан-Гирей в начале осени — 6, 403). По-видимому, он же готовил его и по латинскому языку, готовил с азов, так как ранее, в Тарханах, Лермонтов латыни не учился. Можно думать, что с начальным периодом этих занятий связано и появление интересующих нас записей в тетради.

Напомним слова А. З. Зиновьева, в ответ П. А. Висковатому, спросившему его, знал ли Лермонтов древние языки: «Лермонтов знал порядочно латинский язык, не хуже других, а пансионеры знали классические языки очень порядочно. Происходило это оттого, что у нас изучали не язык, а авторов. Языку можно научиться в полгода настолько, чтобы читать на нем, а хорошо познакомясь с авторами, узнаешь хорошо и язык. Если же все напирать на грамматику, то и будешь изучать ее, а язык-то все же не узнаешь, не зная и не любя авторов».²⁸ к занятиям, учитель стремился заинтересовать учеников избранным автором или произведением, и возникновение такой заинтересованности помогало ученикам преодолевать трудности первоначального этапа изучения древнего языка.

Характер записей лермонтовской тетради дает возможность видеть в них отражение этого подготовительного периода. Все пять цитат из французских поэтов объединены общностью содержания, почерпнутого из античной мифологии, — в них отражены мифы о Геракле, о нимфе Эхо и Нарциссе, о Борее — северном ветре, об Орфее и Эвридике и легенда о Геро и Леандре. При этом четыре цитаты представляют собой отрывки из двух известнейших произведений древнеримской поэзии — поэм Овидия («Метаморфозы») и Вергилия («Георгики»). Это общее содержание отрывков и позволяет считать их не упражнениями во французском языке и не свидетельством изучения французской поэзии, но записями первых занятий, связанных с подготовкой к поступлению в Московский университетский благородный пансион.

В 1820-е гг. античная мифология уже не была специально выделенным предметом в программе пансиона. Но знание ее было необходимо при изучении большей части латинских текстов, классических образцов древней римской литературы, и введение в греческую и римскую мифологию было одним из обязательных элементов подготовки пансионера, тем более что Лермонтова готовили к поступлению сразу в четвертый класс.

Достойно особого замечания, что выписки, сделанные рукою ученика осенью 1827 г., отразились так или иначе в первых опытах начинающего поэта в 1828 г. Так, слегка измененные ст. 5 — 8 первой строфы романса Лагарпа «Hero et Leandre» взяты Лермонтовым в качестве эпиграфа к поэме «Корсар» 1828 г. (3, 37). Кроме того, проведенная нами работа позволяет, хотя бы предположительно, раскрыть характер одного лермонтовского произведения, о котором известно лишь из письма его к М. А. Шан-Гирей: «...Геркулеса и Прометея взял инспектор, который хочет издавать журнал» (6, 404). Определение темы источника первого французского отрывка — страдания и гибель Геракла, сцена из «Метаморфоз» Овидия в переводе Сент-Анжа — дает возможность предположить, что «Геркулес», отданный инспектору М. Г. Павлову для замышляемого им журнала, представлял собою перевод этого или какого-то другого отрывка из «Метаморфоз», посвященного знаменитому герою греческих мифов. Обычно видят в словах Лермонтова название одного произведения — «Геркулес и Прометей». Однако более вероятно, что речь идет не об одном, а о двух произведениях, двух отрывках, один из которых — «Геркулес», другой — «Прометей».

«Бахчисарайского фонтана» Пушкина (л. 8 — 19 об.) и «Шильонского узника» Байрона в переводе Жуковского (л. 20 — 28 об.).

Обратимся вначале к списку «Бахчисарайского фонтана». Прежде всего необходимо определить оригинал, с которого делалась копия. Анализ текста позволяет установить, что поэма переписывалась с первого издания, вышедшего в Москве весной 1824 г., — в списке сохранены его особенности, в сравнении с последующим, 1827 г., изданием. Так, ст. 66 «И самые главы Корана» соответствует изданию 1824 г. (в издании 1827 г.: «Святую заповедь Корана»), так же как ст. 152 «Твоих пронзительных лобзаний» (в издании 1827 г.: «Твоих язвительных лобзаний») и ст. 306 «Как дух она промчалась мимо» (в издании 1827 г.: «Как дух она проходит мимо»). Впрочем, если даже и не обращаться к этим сопоставлениям, ясно, что издание 1827 г. не могло быть источником лермонтовского списка: цензурное разрешение на издание было подписано 20 октября 1827 г., а 25 октября помечено официальное письмо Пушкина А. Ф. Смирдину, разрешающее переиздание поэмы (П, 10, 184). Издание, таким образом, было осуществлено в самом конце 1827 г., и 6 ноября еще не могло быть в руках переписчика.

Обратившись к характеристике списка, как на первую, очевидную его особенность следует указать на то, что он писан двумя почерками — на л. 8 — 17, до ст. 404, мы встречаемся с рукой Лермонтова; на л. 17 об. — 19 об., до конца поэмы, т. е. до ст. 578, — с какой-то другой рукой. Этот второй почерк — изящный, установившийся, достаточно характерный: мелкий, летящий, с сильным наклоном вправо.

При сравнении списка с оригиналом можно отметить ряд отличий.

1. В списке отсутствует эпиграф. Эпиграф поэмы был напечатан на титульном листе книги, после заглавия, и отделен от текста статьей П. А. Вяземского «Вместо предисловия. Разговор между Издателем и Классиком». Статья имеет пагинацию римскими цифрами. После нее, с новой пагинацией арабскими цифрами, идет текст поэмы, перед которым еще раз повторяется заглавие — но уже без эпиграфа. Именно так, не заглядывая в титульный лист, и переписал поэму тринадцатилетний Лермонтов, еще не вполне знакомый с культурой книжного дела.

́дения: л. 11 об., ст. 126 («преклонных лет» вм. «печальных лет»); л. 12, ст. 155 («И равнодушный» вм. «Но равнодушный»); л. 13, ст. 209 («замком правит» вм. «в замке правит»); л. 14 об., ст. 255 («Чуть слышно пенье соловья» вм. «Я слышу пенье соловья»); л. 15, ст. 299 («рукой нетерпеливой» вм. «рукою торопливой»); л. 16, ст. 342 («ночной порою» вм. «порой ночною»); л. 16 об., ст. 374 («ясный взор» вм. «светлый взор»).

3. В списке в двух случаях имеются пропуски стихов. В первом случае выпущены ст. 287 — 296 (от слов: «Как милы темные красы...» — до слов: «И вдохновений сладострастных!»), замененные двумя строками точек. Последнее обстоятельство позволяет думать не о случайном пропуске, не об ошибке, а о сознательном действии. Выпущенные десять стихов пушкинской поэмы представляют своего рода лирическое отступление, замедляющее развитие ее сюжета. По-видимому, именно это замедление и вызвало сопротивление мальчика, опустившего эти десять стихов и тем самовластно спрямившего сюжет.

Другой пропуск менее значителен — это ст. 391 — 392:

По-видимому, эта купюра продиктована стремлением Лермонтова снять сложность пушкинской характеристики Заремы.

4. Грамматические ошибки и описки в списке отчасти исправлены вторым переписчиком: л. 9 об., ст. 25 («козни» вм. «козней»), ст. 30 («взошла»,²⁹ испр.: «вошла») и ст. 43 — 44 («чиредой», испр.: «чередой»; «проходют», испр.: «проходят»); л. 12 об., ст. 173 («дучи» вм. «души») и ст. 188 («в страданью» вм. «в страданьи»); д. 13, ст. 239 («С смиренно» вм. «С смиренной»); л. 13 об., ст. 247 («чудом в уголок» вм. «чудом уголок»).

К ноябрю 1827 г. — времени, когда Лермонтов переписал обе поэмы, — «Шильонский узник» был издан дважды. Первое издание, озаглавленное «Шильонский узник, поэма лорда Байрона. Перевел с английского В. Ж.», вышло в Петербурге весной 1822 г. Второй раз поэма появилась в составе трехтомника «Стихотворения В. Жуковского. Издание третье, исправленное и умноженное» (Спб., 1824), в третьем томе. Текст поэмы в этих изданиях идентичен — некоторые изменения были внесены Жуковским лишь в третьем издании (1831). Редакция ст. 13 строфы I дает основание думать, что в руках переписчика был третий том «Стихотворений В. Жуковского» в издании 1824 г., а не отдельное издание поэмы.³⁰ «спасенный чудом в уголок» в списке «Бахчисарайского фонтана» или «Отец страдалец уж с юных лет» (с лишним «уж») в списке «Шильонского узника» и т. п.

Как и первая поэма, «Шильонский узник» переписывался в две руки. Заглавие было записано Лермонтовым, но текст первой строфы (л. 20) переписан другой рукой — той же, что и в списке первой поэмы; строфы II — VI и шесть стихов строфы VII (л. 20 об. — 22 об.) вновь писались Лермонтовым. По-видимому, записи на следующих двух листах были в чем-то неудачны — после л. 22 два листа оказались вырезаны, и с л. 23, со стиха 7 строфы VII («Нужду переносить легко») и до конца, поэма переписывалась вторым, не лермонтовским почерком.

Нужно отметить еще несколько расхождений между списком и печатным текстом поэмы: л. 21, ст. 45 («с столь давних лет» вм. «с толь давних»); л. 22, ст. 91 («сам собой» вм. «сам с собой»); л. 22, ст. 101 («увял» вм. «завял»); л. 23, ст. 152 («Он близок был и был далек!» вм. «Я близко был и был далек»); л. 24 об., ст. 232 («с отпущенной» вм. «с опущенной»).³¹

Заключая описание списков двух поэм в лермонтовской тетради 1827 г., уместно отметить еще следующее. Судя по заглавию, предваряющему списки поэм Пушкина и Жуковского — «Разные сочинения, принадлежат М. Л.» (л. 7), Лермонтов задумал собрать для себя в этой тетради произведения русской поэзии, которые особенно понравились ему, наиболее его заинтересовали. Для тринадцатилетнего мальчика, в котором только-только пробуждалась способность поэтического творчества, ни одно художественное впечатление не пропадало. Даже отрывки французских стихов, выписанные им с учебными целями, нашли, как отмечено выше, отзвук в ранних произведениях Лермонтова. Тем более это относится к двум значительнейшим явлениям русской поэзии середины 1820-х гг., которые были для Лермонтова фактами сегодняшнего дня. Впечатления от «Бахчисарайского фонтана» Пушкина отразились в ранней поэме Лермонтова «Кавказский пленник» (1828): эпизод, в котором изображены черкесские девушки на берегу ручья (3, 17), имя (Гирей) черкесского наездника (там же, 20); но гораздо значительнее сказалось ее влияние на замысле маленькой, в 17 стихов, поэмы Лермонтова «Две невольницы» (3, 64 — 66), относимой исследователями к 1830 г. Замысел «Двух невольниц» несомненно полемичен по отношению к «Бахчисарайскому фонтану». Лермонтов воспользовался сюжетом пушкинской поэмы, точнее, ее основным конфликтом и развязкой (страсть султана к новой невольнице, гречанке Заире, и пренебрежение «бойкой Гюльнарой»; мщение Гюльнары — гибель Заиры, не названная, но подразумеваемая в заключении поэмы). Но контраст двух героинь «Бахчисарайского фонтана», глубоко разработанный Пушкиным как контраст исторический, религиозный и национальный, при котором обе героини имеют право на сочувствие читателя, в поэме Лермонтова сведен к контрасту моральному. Его Заира, гордо отказывающаяся ответить на любовь султана, изображена как тип героический:

Гюльнара же показана как существо ревнивое, гордое и мстительное. Все это еще раз подтверждает, что двумя или тремя годами ранее, работая над списком «Бахчисарайского фонтана», мальчик Лермонтов мог воспринимать сложность пушкинских характеристик как непоследовательность художника, и позволяет думать, что пропуск десяти стихов, посвященных ночному Бахчисараю, и двух стихов из монолога Заремы означал сознательное вмешательство в текст Пушкина.

Не менее сильное воздействие на Лермонтова оказала и поэма Жуковского. Прежде всего это было первое знакомство Лермонтова, в русском переводе, с романтической поэмой Байрона, творчество которого в оригинале стало доступно ему несколько позже, в 1830 — 1831 гг. Сильный, мужественный стих Жуковского в этой поэме — четырехстопный ямб с парной мужской рифмовкой — произвел большое впечатление на мальчика в пору, когда определялся мир его поэзии, его идеи и формы, и уже скоро, с 1830 г., парная, а иногда даже тройная, мужская рифма становится особенностью многих его крупных форм — романтических поэм «Джюлио» (1830), «Исповедь» (1829 — 1830), «Последний сын вольности» (1830 — 1831), «Литвинка» (1832), «Боярин Орта» (1835 — 1836), «Мцыри» (1839). Реминисценции из «Шильонского узника» встречаются в ряде произведений Лермонтова.

Все это говорит об увлечении Лермонтова двумя выдающимися произведениями русской романтической поэзии и объясняет, почему он именно их первыми переписал в свой сборник «Разных сочинений». Списки двух поэм свидетельствуют также о факте, существенном для истории становления Лермонтова как творческой личности, — они ему понадобились потому, что к ноябрю 1827 г. изданий этих поэм у него не было.

В заключение статьи необходимо коснуться вопроса о судьбе тетради. Краткость времени, в течение которого Лермонтов пользовался ею, немногочисленность сделанных в ней записей справедливо вызывают недоумение. В самом деле, по характеру ее заполнения можно заключить, что Лермонтов, записав на первых страницах тетради несколько текстов учебного характера, вскоре решил использовать ее по-иному, превратив ее в альбом для записывания понравившихся ему произведений. Оставив как бы в стороне первоначальные учебные записи на л. 1 — 6, он оформил л. 7 тетради как титульный, открыв им свой альбом. Объемистая тетрадь должна была бы долго служить своему новому назначению. Но Лермонтов переписал в нее только две поэмы — «Бахчисарайский фонтан» Пушкина и «Шильонский узник» Байрона в переводе Жуковского. После них в тетради не было сделано ни одной записи. Из 174 листов 149 остались чистыми. Что же случилось с тетрадью, почему владелец ее перестал ею пользоваться в самом начале? Объяснение этому может быть только одно: тетрадь с записью двух выдающихся произведений современной романтической поэзии вскоре была подарена Лермонтовым — и то, что она сохранялась в доме Шан-Гиреев, позволяет думать, что Лермонтов подарил ее М. А. Шан-Гирей. Это предположение вновь возвращает нас к имени М. А. Шан-Гирей и к той значительной роли, которую играла она в жизни и развитии мальчика Лермонтова.³²

¹ ГПБ, ф. 429, № 37. См. о ней в кн.: Михайлова А. Н.

² Строго говоря, первым является автограф Лермонтова 1825 г. в альбоме № 41 того же собрания — подпись мальчика Лермонтова под рисунком (л. 65). См. о нем: Михайлова А. Н. Рукописи Лермонтова: Описание, с. 34 — 37, № 24; Сандомирская В. Б.

⁵ Висковатый П. А. Михаил Юрьевич Лермонтов: Жизнь и творчество. М., 1891, с. 42 — 44.

⁶ М. Ю. Лермонтов: Биография. М., 1945, т. 1, с. 53 и 60.

⁷ Мануйлов В. Летопись жизни и творчества М. 10. Лермонтова. М.; Л., 1964, с. 24 (под датой: «6 ноября»).

⁸ Это предположение было высказано уже П. А. Висковатый, писавшим, что тетрадь «была подарена ему <Лермонтову> дружественно расположенным лицом на двенадцатом его году» ( Михаил Юрьевич Лермонтов: Жизнь и творчество, с. 42 — 43).

⁹ Михайлова А. Н. Рукописи Лермонтова: Описание, с. 64.

¹⁰ Тексты этих записей опубликованы в изд.: Полн. собр. соч. / Под ред. и с примеч. Д. И. Абрамовича. Спб., 1913, т. 5, с. 33 — 34.

¹¹ Вот что говорит Висковатый о содержании тетради: «Первые листы вырваны; затем мы встречаем ряд выписок из французских писателей. Тут стояло: „Hero et Leandre par La Harpe. Echo et Narcisse, Orphée et Euridice“ <...> За этим следует новый заглавный лист: „Разные сочинения, “. Тут встречаем мы прежде всего переписанными: „Бахчисарайский фонтан“ А. Пушкина и „Шильонский узник“, пер. Жуковского. Далее все белые листы» (Висковатый П. А. Михаил Юрьевич Лермонтов: Жизнь и творчество, с. 43).

¹² Эти три листка требуют внимания архивиста, знатока почерков второй половины XIX в. Мы можем пока сказать лишь, что это не почерк В. Х. Хохрякова.

¹⁵ Ср.: Михайлова А. Н. Рукописи Лермонтова: Описание, с. 49, № 29.

¹⁶ См.: Œuvres de La Harpe. T. 3. Poësies diverses / De l'Académie française. Paris, 1820, p. 470 — 473.

¹⁷ étamorphoses d'Ovide / Poëme en 15 livres, avec des commentaires, par F. Desaintange, professeur de Belles-Lettres aux Ecoles centrales de Paris. A Paris, an IX (1800), vol. 2, p. 81 (рус. пер. ср. в изд.: Овидий. Метаморфозы / Пер. С. В. Шервинского. М., 1977, с. 225, от. 172 — 174).

¹⁹ Ibid., vol. 1, p. 140 — 141 (рус. пер. ср. в изд.: Овидий. Метаморфозы, с. 91, ст. 380 — 401).

²³ Les Metamorphoses d'Ovide / Traduites en vers <...> par M. Desaintange. 3-ème éd. Paris, 1808, t. 3, p. 234 (латин.), р. 235 (фр.).

²⁴ Les Georgiqucs de Virgile / Traduites en vers français par J. Delile. A Paris, 1819, p. 273 (рус. пер. ср. в изд.: Буколики; Георгики; Энеида / Пер. С. Шервинского. М., 1971, с. 117).

²⁵ Бродский Н. Л. М. Ю. Лермонтов: Биография, с. 53. Ф. Ф. Майский называет более узкую дату — август 1828 г., правда не указывая ее источника (см.: Майский Ф. Ф.

²⁶ М. Ю. Лермонтов в воспоминаниях современников. М., 1972, с. 33.

²⁸ Висковатый П. А. Михаил Юрьевич Лермонтов: Жизнь и творчество, с. 39.

²⁹ «вошла» на «взошла»: «Взошла, взирает с изумленьем».

В издании 1824 г. он в той же редакции, что и в списке:

³² О ней см.: Сандомирская В. Б. Альбом с рисунками Лермонтова: (Лермонтов и М. А. Шан-Гирей), с. 122 — 138.