Сапронова Н. М.: "Хоть побежденный, но герой". Наполеоновский миф в творчестве М. Ю. Лермонтова

«ХОТЬ ПОБЕЖДЕННЫЙ, НО ГЕРОЙ».
НАПОЛЕОНОВСКИЙ МИФ
В ТВОРЧЕСТВЕ М. Ю. ЛЕРМОНТОВА

В фигуре Наполеона поэт искал черты человека, превозмогшего силой своего гения те житейские пути и обстоятельства, которые были бы непосильны человеку обыкновенному и который пал под ударами судьбы, оставив яркий след в памяти соотечественников.

М. Ю. Лермонтов, Наполеон, гений, герой, жертва, рок, слава, судьба.

Сейчас можно изумляться той жажде славы своего Тулона или Аркольского моста, которая владела умами и душами молодых людей начала XIX века. Яркий свет стремительно взошедшей звезды Наполеона будоражил воображение, рождал надежду и тоску по героическим деяниям. Образ сильной личности, с титаническим размахом управляющей ходом истории, ломающей сложившийся порядок, заставляющей считаться с собой и при этом трагически завершившей свою не очень долгую жизнь, вошел и в творчество М. Ю. Лермонтова. Известны шесть стихотворений поэта, посвященных Наполеону, созданных с 1829 по 1841 г. У Лермонтова не будет пушкинского сомнения «зачем потух? зачем блистал?», для него Наполеон — это «отмеченный божественным перстом» «муж рока».

Наверное, самое емкое объяснение всеобщей задетости Наполеоном Лермонтов сформулировал в «Вадиме», когда определил пророческое предначертание фигуры французского императора: «В десять лет он подвигнул нас целым веком вперед»1. Человек, чья повадка и чьи жесты выбивались из ряда общепринятых и ожидаемых, предназначен был стать кумиром или хотя бы тем, в кого стали пристально вглядываться.

государем, определяемым) подвело к тому, что на государя готовы были смотреть не как на сакральную, священную особу, а как на добродетельного (или наоборот) и т. д. человека: «our best». Эпохе импонировало наполеоновское установление императорского титула как чисто человеческого. Его неизменная «треугольная шляпа и серый походный сюртук» на фоне его восхождения по властной лестнице, явно выключали Наполеона из ряда европейских монархов. Сюжет с его присягой, произнесенной в день коронации, затуманил головы многих европейцев. Ибо в ней он превозносил республиканские ценности, на страже которых поклялся императорствовать. То есть стать самодержцем и быть слугой французского народа, быть узурпатором власти, в то же время готовым заключить общественный договор с народом. Все это и многое еще не сказанное облекало Наполеона в глазах современников в поистине титанические одеяния.

Поверх этой выраженной в «Вадиме» общей интуиции для Лермонтова была своя тема, свое настроение в отношении Наполеона. Предельно кратко (в восемь строк), но бесконечно точно это восприятие выражено в стихотворении 1831 года «Святая Елена». В нем, как в эпитафии, каждое словосочетание запечатлевает образ и судьбу Наполеона, как они близки Лермонтову: «все в нем было тайной», он — «жертва вероломства и рока прихоти слепой». Но самое существенное — «хоть побежденный, но герой». Мотив судьбы, рока, жертвы людского вероломства, славы Лермонтов примерил и к себе самому (в 17 лет Лермонтов напишет «Я каждый день бессмертным сделать бы желал»2).

«он миру чужд был», он и спаситель, но и погубитель, ибо раздавлен «рока прихотью слепой». В блистательном переводе Зейдлицева «Корабля призраков» — балладе «Воздушный корабль»3 Лермонтов создает мистическую картину бессмертного возвращения Наполеона к берегам так любимой им Франции, где он «славу оставил и трон». Как-то Лермонтов скажет «титанически» о себе — «мир земной мне тесен», так же тесен мир загробный и его герою. На острове, «где пустынный и мрачный гранит», каждый год, «в час его грустной кончины, в полночь как свершается год, к высокому берегу тихо воздушный корабль пристает». Как титана, Лермонтов помещает своего героя в пространство призраков, которые, впрочем, не пугают и не волнуют живых. Призрак сводит счеты сам с собой, ибо одинок и сам себе опора и оправдание. Фатум и рок преследуют его и в мире ином. Речь не об аде или рае, а о мифическом пространстве, в котором находят последнее прибежище титаны. То, что происходит в стихотворении, — это попытка разорвать мрачную безысходность зловеще повторяющегося из года в год стремления изменить судьбу, отменить предательство, отдав полмира, взять «Францию только себе». Но «маршалы зова не слышат», вечным сном спят усачи-гренадеры, «угас его царственный сын» — и как в жизни, так и за ее пределами Наполеон остается одинок. Поэт показывает нам своего кумира, как «стоит он и тяжко вздыхает, пока озарится восток, и капают горькие слезы из глаз на холодный песок». Это стихотворение — почти плач по низринутому кумиру. Лермонтов глядит на Наполеона глазами его также уснувших соратников. Сопереживает ему, а посему подмечает все тонкости душевных переживаний героя, но не «на постели», а «зарытого без почестей бранных врагами в сыпучий песок».

Тоска по героическим деяниям, восхищение сильной личностью (кстати, Лермонтов сам был беспримерно храбрым человеком) отозвалось и в стихотворении, написанном в 1841 году, увы, последнем году жизни поэта. Это стихотворение-отклик на событие, к которому отнеслись современники французского императора очень неоднозначно — перенос и перезахоронение останков Наполеона с острова Св. Елены в Париж, в храм Отеля инвалидов. Вещь известная: место захоронения существенно для культуры, этот «гений места» может быть и позором, а может быть и славой. Но та вакханалия, «случившаяся» во Франции в это время, глубоко покоробила и задела поэта. В этом событии Лермонтов увидел продление рока одиночества своего героя и в посмертной жизни, когда «вздорная толпа, довольная собой», забыв прошлое предательство, решила распорядиться посмертной славой великого соотечественника. Признание Наполеона подлинным властителем Франции Лермонтов описывает совершенно эпическим слогом.

«Отмеченного божественным перстом» Наполеона Лермонтов облекает в «ризу чудную могущества и славы», которую император разделял с любимым им народом. Но и здесь он одинок. Как был одинок «в степях египетских, у стен покорной Вены, в снегах пылающей Москвы». И шум гуляющей, топочущей толпы, «дрожавшей перед ним» с ее самодовольным смехом наводит Лермонтова на предельную серьезность и патетику в оценке того предначертания, которому следовал Наполеон. «Лишенный прав и места гражданина, разбитый свой венец он снял и бросил сам», и «на чужой скале за синими морями забытый он угас один», «какое в нем негодованье при этом виде закипит, как будет он жалеть, печалию томимый о знойном острове, под небом дальних стран, где сторожил его, как он непобедимый, как он великий океан!»4

Восприятие Лермонтовым Наполеона оставалось неизменным с первого по последнее стихотворение. Наверное, можно говорить о том, что именно в выстраивании образа Наполеона Лермонтов искал и оформлял себя, находя общие черты в призвании и в судьбе своей и своего героя: одиночество, свобода, героизм, отмеченность судьбой, достойность славы, гениальность, трагизм, и то, что позднее будет названо сверхчеловеческим.

ЛИТЕРАТУРА

1. Лермонтов М. Ю. Лермонтов М. Ю. Сочинения: В 6 т. М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1954—1957.

1 Лермонтов М. Ю. <Вадим> // Лермонтов М. Ю. Собрание сочинений: В 4 т. / АН СССР. Ин-т рус. лит. (Пушкин. дом). Изд. 2-е, испр. и доп. Л.: Наука. Ленингр. отд-ние, 1979—1981. Т. 4. Проза. Письма. 1981. С. 12.

2 Лермонтов М. Ю. 1831-го июня 11 дня («Моя душа, я помню, с детских лет…») // Лермонтов М. Ю. Сочинения: В 6 т. М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1954—1957. Т. 1: Стихотворения, 1828—1831. 1954. С. 177—186.

3 Лермонтов М. Ю. Воздушный корабль: (Из Цедлица) («По синим волнам океана…») // Лермонтов М. Ю. Полное собрание стихотворений: В 2 т. — Л.: Сов. писатель. Ленингр. отд-ние, 1989. Т. 2: Стихотворения и поэмы. 1989. С. 48—50.

4 «Меж тем, как Франция, среди рукоплесканий…») // Лермонтов М. Ю. Сочинения: В 6 т. М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1954—1957. Т. 2: Стихотворения, 1832—1841. 1954. С. 182—184.

— заместитель директора Института богословия и философии, Русская христианская гуманитарная академия, ibif@inbox.ru

Раздел сайта: