Ангел
Очерк поэзии Лермонтова
"... И внял я неба содроганье,
И горний ангелов полет..."
Пушкин
1.
Стихотворение Лермонтова "Ангел" — одно из наиболее характерных и драгоценных созданий великого поэта. Отличаясь высокими художественными достоинствами, оно в то же время тончайшими нитями связано и с личной жизнью поэта, и со многими его произведениями, написанными до и после "Ангела". Детальный разбор этого стихотворения вводит нас в сферу заветных идеальных стремлений Лермонтова, показывает, как рано созрел его гений, с какой настойчивостью поэт обращается к некоторым вопросам, занимавшим его с юных лет, как сильна была в нем вера в прекрасное, как бережно он лелеял свои излюбленные мечты в трудном, суровом, одиноком пути.
Стих. "Ангел" написано было в 1831 г., когда поэту было лишь 17 лет. Ни университет, в котором он в эту пору учился, ни окружающая среда не удовлетворяли юношу-поэта, с ранних лет критически относящегося и к себе, и к другим. Он мужал не по дням, а по часам. Пытливый, наблюдательный ум переходил от одного мучительного вопроса к другому.
Замкнутый, нелюдимый, — поэт был откровенен в своих произведениях, и они — лучший материал для ознакомления с личностью Лермонтова.
В стих. "Ангел", по словам Висковатова, Лермонтов "является самим собою и дает нам возможность заглянуть в святая святых души своей. Здесь нет и тени того насилования чувств, которое мы порой можем заметить в его произведениях и которым он замаскировывает настоящее свое "я". Тут нет ни вопля отчаяния, ни гордого сатанинского протеста, ни презрения, ни бешеного чувства ненависти или холодности к людям, которыми он прикрывает глубоко любящее сердце свое" (VI том собр. соч. Лермонтова под ред. Висковатова. — М., 1891 г., стр. 144).
Ч. Bетринский говорит: "Ему тесно было в той среде, для которой его воспитывали, изящной и блестящей по внешности. За блеском и изяществом поэт чувствовал "мир печали и слез". Известное стихотворение "Ангел", написанное в эту пору, живо выражает настроение души, которую не удовлетворяет окружающая жизнь. "Звуков небес заменить не могли ей скучные песни земли". Замыкаясь в гордое одиночество, поэт только бумаге поверяет порывы своих чувств, свои стремления к сильной, свободной жизни и тяжелое раздумье над тем, как далеки подобные мечты от действительности" ("М. Ю. Лермонтов" — "Журнал для всех", 1901 г., № 8, стр. 903).
2.
Создание "Ангела", по мнению Висковатова, связано с воспоминанием Лермонтова о давно умершей матери. "Как натура субъективная, Лермонтов хорошо помнил все, что случалось с ним даже в раннее детство. Любя оставаться один на один с своею фантазиею, он охотно уходил в мечтания о прошлых событиях своей молодой жизни и, в разладе с окружающим, останавливался на образах, скрывавшихся в полумраке дней детства, с их наивными, чистыми душевными движениями. Вот почему он вновь и вновь возвращался к образу матери, о которой хранил лишь смутное воспоминание. Неясно слышатся ему звуки песни, которую певала она ему, трехлетнему мальчику, является милый облик, слышится ласковая речь. Не эти ли звуки, не эту ли речь воспевает поэт еще в год своей смерти1:
Есть речи — значенье
Темно иль ничтожно,
Но им без волненья
Внимать невозможно.
Чем сильнее удручал поэта разлад жизни, который рано стал им ощущаться вследствие враждебных отношений между отцом и бабушкою, тем более манили его светлые сумерки первого детства, время раннего развития его любящей и верующей души. Он уходил в иной надземный мир, прислушиваясь к звукам, Которых многие слышат.
Один понимает.
(VI т. собр. соч. Лерм. под ред. Висковатова, М., 1891 г., 143 стр.).
Мать поэта умерла, когда ему не было и трех лет. Как ни был мал тогда её сын, но в душе его навсегда запечатлелся образ молодой, безвременно умершей матери, такой печальной и хрупкой, так нежно любившей его.
"Марья Михайловна была одарена душою музыкальною. Посадив ребенка своего себе на колени, она заигрывалась на фортпиано, а он, прильнув к ней головкой, сидел неподвижно, звуки как бы потрясали его младенческую душу, и слезы катились по его личику" (Висковатов, там же, 15). Неясное, но сладкое воспоминание сохранилось в душе юного поэта о тех далеких днях. Еще за год до создания "Ангела", он делает у себя заметку:
"Когда я был трех лет, то была песня, от которой я плакал: ее не могу теперь вспомнить, но уверен, что если б услыхал ее, она бы произвела прежнее действие. Ее певала мне покойная мать" (Акад. изд. соч. Лерм., IV. т., 350 стр., см. еще — Висковатов, Vi т., 19 ст.).
В своих произведениях Лермонтов не раз вспоминает о матери, и каждое его слово дышит глубокой печалью, бесконечной любовью к ней.
В 1825 г. он был в первый раз на Кавказе. Могучий, роскошный край произвел на него неотразимое впечатление. Но и там, в новой обстановке, окруженный заботами близких людей, он вспоминает мать, тоскует по ней и впоследствии (в 1830 г.), в трогательно задумчивом стих. "Кавказ", говорит:
В младенческих летах я мать потерял.
Но мнилось, что в розовый вечера час
Та степь повторяла мне памятный глас.
За это люблю я вершины тех скал,
Люблю я Кавказ (Ак. изд., I т., № 104).
Характерно, что 4-й стих этого стихотворения — "Как сладкую песню отчизны моей" — имеет вариант:
Как сладкую песню родимой моей (Акад. изд., I т., 375 стр.).
В стих. "Булевар"2 (Акад. изд., I т., № 153, стих 64) он мельком упоминает о песне матери. В стих. "Стансы"3 (Акад. изд., I т., № 249) он вспоминает мать ("В слезах угасла мать моя").
С такою же любовью и грустью вспоминают о колыбельной песне или о песне матери действующие лица произведений Лермонтова.
Измаил-Бей опечален, и верный Селим утешает его, поет ему песню, о которой говорит:
— Она печальна, но другой
Я не слыхал в стране родной;
Ее певала мать родная
Над колыбелию моей.
Ты, слушая, забудешь муки,
Все сновиденья детских дней!
(1832 г., Акад. изд., II т., № 26, ст. 1774—1780).
Несомненно автобиографический характер носят следующие строки из драмы "Странный человек"4: "А бывало, помню, ему еще было три года — бывало, барыня посадит его на колена к себе и начнет играть на фортепьянах что-нибудь жалкое, — глядь, а у дитяти слезы по щекам так и катятся!" (Акад. изд., III т., 159). Это говорит нянька Владимира Арбенина, вспоминая далекое прошлое; о тех же временах вспоминает и мать:
"Он все тот же, каков был сидящий на моих коленах, в те вечера, когда я была счастлива..." (Акад. изд., III т., 160).
Мцири5 перед смертью говорит:
И помнил я
... молодых моих сестер, —
Лучи их сладостных очей,
И звук их песен и речей
Над колыбелию моей.
(1840 г., Акад. изд., II т., ст. 200—206).
Образ женщины, поющей колыбельную песню, мы встречаем в стих. "Баллада" (1830 г., Акад. изд., I т., № 175), "Песня" (1830 г., Акад. изд., I т., № 188), "Казачья колыбельная песня" (1840 г., Акад. изд., II т., № 83). У Надсона, личная жизнь и поэзия которого имеют много схожего с жизнью и поэзией Лермонтова, один из любимых мотивов — мать, утешающая сына нежной песней; юный поэт тоскует среди людей, не понимающих, не любящих его, и ночью к нему слетает тень матери и напевает ему райские песни: о красоте безмятежной обители блаженных душ, об ангелах — утешителях людей ("Мать", "Старая сказка", "Женщина").
Для параллели интересно привести страницу из Диккенса, удивительно совпадающую со словами Лермонтова о песне матери.
Давид Копперфильд, вернувшись из пансиона, входит в родной дом и вдруг слышит голос матери... "Великий Боже! Сколько образов и звуков, соединенных с младенческими летами, возобновилось в моей памяти, когда я, остановившись в коридоре, услышал из гостиной голос моей матери! Она пела, заунывно и тихо. Мне показалось, будто я лежал когда-то на ее руках, и она пела для меня эту песню, склонившись над моей младенческой головой. Я не знал этой мелодии, но все же она была для меня так знакома и стара, что сердце мое переполнилось умилительным и трогательным чувством, как будто я нечаянно свиделся с другом, воротившимся после продолжительного отсутствия" ("Давид Копперфильд", VIII гл., перев. Введенского)6.
3.
Написанное в 1831 г., стих. "Ангел" было напечатано впервые в "Одесском Альманахе" 1840 г. (Ак. изд., I т., 405). "Любопытно", замечает Арс. Введенский, "что Лермонтов не почел возможным поместить это превосходное стихотворение в 1-е изд. 1840 г." (Собр. соч. Лерм., изд. Маркса, II т., примечания, 358 стр.).
Содержащее в себе (в окончательной редакции) лишь 16 стихов, оно полно глубокого религиозно-философского смысла и в то же время является золотым ключом, с помощью которого мы проникаем в тайники души поэта.
Вот эти дивные слова, звучащие, как "арфа серафима"7:
По небу полуночи ангел летел,
И месяц, и звезды, и тучи толпой
Внимали той песне святой.
Он пел о блаженстве безгрешных духов
Под кущами райских садов,
О Бoге великом он пел, и хвала
Его непритворна была.
Он душу младую в объятиях нес
Для мирa печали и слез,
И звук его песни в душе молодой
Остался без слов, но живой.
И долго на свете томилась она,
Желанием чудным полна,
И звуков небес заменить не могли
Ей скучные песни земли
(Ак. изд., I, № 247).
В этом стихотворении Лермонтов обнаруживает свои лучшие душевные качества; перед нами молодой поэт — мечтательный, религиозный, верящий в прекрасное, неудовлетворенный земной жизнью — и тесной, и скучной; для Лермонтова, — человека протеста, человека с огненным темпераментом, человека, нещадно казнившего и себя, и общество, погрязшее в будничной, мелочной жизни, — для Лермонтова, большинство произведений которого полно то благородного, непримиримого гнева, то безнадежной тоски или отчаяния, для этого поэта, написавшего в 15 лет такие стихотворения, как "Жалоба турка", "Монолог" ("Поверь, ничтожество.") и "Молитва" ("Не обвиняй меня, Всесильный"), — в высшей степени знаменательно стих. "Ангел", полное тихой грусти, сладких грез о рае, о "Боге великом", полное веры в то, что искры добра, брошенные в нашу душу Создателем, не тухнут, но вечно волнуют человека, побуждая его стремиться в идеальный надзвездный мир, поддерживая недовольство земными благами.
Лермонтов был глубоко религиозным человеком; это не мистик, не ханжа; это верующий христианин, обуреваемый нередко сомнениями, дерзающий вступать с Богом в спор, — но прибегающий к Нему с умиротворенной душой, с мольбами о помощи или с благодарственными гимнами.
В "Ангеле", отчасти, сказалось и влияние Библии, но на этом мы остановимся ниже.
По словам Андреевского, Лермонтов связан с надзвездным миром, земная жизнь ниже его ("Литературные чтения", СПБ., 1902 г., стр. 201).
— вечно прекрасной, таинственной, — он забывал о земных тревогах и "видел в небесах Бога". Мцири, отдыхая в лесу, роскошном, как Божий сад, прилежным взглядом следит "ангела полет" ("Мцири", XI строфа).
"Поэт в пылкой своей фантазии представляет себе, какою вышла душа его из горних сфер чистого небесного эфира. Ему всегда были милы и небо, и тучи, и звезды, — и кажется ему, что, извлеченная из "райских садов", она заключена в бренное тело для жизни на земле, где и томится смутными воспоминаниями о родине. В одну из минут глубочайшей грусти он и написал свое стихотворение" (Висковатов, 143, 144).
Еще до "Ангела" поэт говорил:
Хранится пламень неземной
Со дней младенчества во мне
(Ак. изд., I т., № 131; 1830 г.).
Неудовлетворенный земной жизнью, он часто думал о смерти, призывал ее; эти мрачные мысли чередовались у него с неясными грезами о грядущем бытии. Небо — родина поэта.
В стих. "Смерть" он говорит:
Оборвана цепь жизни молодой,
Окончен путь, бил час, — пора домой
(Ак. изд., I, № 196; 1830 г.)8.
Позже он повторяет:
Земле я отдал дань земную
Любви, надежд, добра и зла;
Начать готов я жизнь другую.
Молчу и жду... Пора пришла...
(II т., № 57; 1837 г.).
Или:
Но я без страха жду довременный конец;
Давно пора мне мир увидеть новый
(II т., № 66; 1837 г.)9.
"Иногда, в моменты внутреннего прозрения, ему открывалась какая-то таинственная связь между этим неизмеримо далеким миром звезд и его собственной душою, точно там, в эфирной дали, провидела душа поэта свою позабытую родину" (Саводник, "Чувство природы в поэзии Пушкина, Лермонтова и Тютчева", М.; 1911 г., 108 стр.).
Поэт говорит:
Любил я с колокольни иль с горы,
Когда земля молчит, и небо чисто,
Теряться взором в их цепи огнистой;
И мнится, что меж ними и землей
Есть путь, давно измеренный душой.
И мнится, будто на главу поэта
Стремятся вместе все лучи их света.
("Сашка", ст. 522—528; II т.).
"Этот "путь давно измеренный" меж землей и небом — тот самый путь, по которому некогда ангел нес душу человеческую" (Саводник, там же, 108—109).
Образ ангела, несущего душу человека, мы встречаем позже в "Демоне":
В пространстве синего эфира
Один из ангелов святых
Летел на крыльях золотых,
И душу грешную от мира
Он нес в объятиях своих;
И сладкой речью упованья
Ее сомненья разгонял,
И след проступка и страданья
Издалека уж звуки рая
К ним доносилися...
(Ак. изд., II т., "Демон ", ст. 1008—1018).
В первоначальных, очерках "Демона" Лермонтов так изображает ангела:
Посланник рая, ангел нежный10,
В одежде дымной, белоснежной,
Стоял с блистающим челом.
(Ак. изд., II т., "Демон", 2-й оч., ст. 261—263).
Или:
С глубокой думою стоял
Дитя эдема, ангел мирный,
И слезы молча утирал
Своей одеждою сапфирной.
И кудри, мягкие как лен,
С главы венчанной упадали,
И крылья, легкие как сон11,
За белыми плечьми сияли
(Там же, ст. 453—460; то же — 4-й оч. "Демона", ст. 265—267, 530—537).
В окончательной редакции "Демона" поэт более краток: Посланник рая — херувим,
Хранитель схимницы прекрасной,
И от врага, с улыбкой ясной,
Приосенил ее крылом
(Ак. изд., II т., "Д.", ст. 565—569).
В стих. "На жизнь надеяться страшась" Лермонтов говорит, что ангелы "всегда могли" слетать на землю, и что когда-нибудь настанет золотой век: люди будут жить невинные, счастливые, как дети, они не будут связаны условностями, и не будет больше проливаться братская кровь (Ак. изд., I т., № 131; 1830 г.).
В стих. "Свидание" —
Ангелы-хранители
Беседуют с детьми
(Ак. изд., II т., № 126; 1841г.).
Прекрасный образ ангела, несущего душу человека в рай, есть в знаменитой сказке Андерсена "Ангел": божий ангел несет в своих объятиях душу ребенка, и дитя, как в сладком сне, с улыбкой на устах, внимает дивным речам небожителя.
В поэме Словацкаго "Ангелли" ангел уносить тело умершей девушки: "И с трупом в крыльях, поднялся ангел и пошел в лунном блеске" (13 гл. — М., 1906 г. Перев. Высоцкого).
5.
В основу стихотворения "Ангел" положена глубокая, древняя религиозно-философская идея.
По мнению проф. Бершадского, зерном "Ангела" является талмудическая легенда о рождении человека (Соч. Лерм. под ред. Болдакова, М., 1891 г., II т., 346 стр.). С этим соглашается и Болдаков: "Действительно в этом произведении обращают на себя внимание два момента, не совпадающие с строго христианскими воззрениями: душа является резко индивидуализированною12, как самобытное существо (она помнит, тоскует) и приносится, как таковая, с неба. Талмуд же учит, что, во-первых, приход Мессии обусловлен полным израсходованием всех имеющихся в запасе у Творца человеческих душ, и, во-вторых, что душа, прежде перехода на землю, облекается в тот образ, который она должна носить в течение жизни человека, и предстает в таком виде пред Богом, который и заклинает ее воздерживаться от греха. Некоторым из ангелов Талмуд приписывает также обязанность приносить души рождающихся на земле людей... Эти учения Талмуда, по-видимому, парсийского происхождения" (Там же, 346—347).
Быть может, это не подражание или заимствование, а просто случайное сходство? Внутреннее содержание "Ангела" так же близко подходит к талмудическому учению, как и к учению Платона (на чем мы сейчас остановимся). Был или не был поэт знаком с названными источниками, — его стихотворение, несомненно, свидетельствует о серьезности и возвышенности стремлений автора, о несравненном мастерстве выражать отвлеченные идеи дивными по красоте поэтическими образами13.
Переходим к вопросу о сходстве философских идей Лермонтова с платоновскими.
По словам Орлова, в душе Лермонтова, — этого "безродного странника", — "происходила постоянная томительная борьба бурных страстей, сомнений и предчувствий, возвышенных желаний, порывов и стремлений. Сам Лермонтов находил это тяжелое, безвыходное состояние совершенно естественным, так сказать, врожденным душе человека. Полное таинственности и чудной гармонии стихотворение "Ангел" представляет наглядное решение этого именно вопроса. Соединяя философское учение Платона о предсуществовании душ с христианским верованием в ангелов, как посредников между небом и землею, поэт рисует в высшей степени трогательный и привлекательный образ ангела, в таинственный час полуночи несущего душу с неба..." (Орлов, "М. Ю. Лермонтов", СПБ., 1883 г., 36 стр.).
По учению Платона, души людей обитают сначала на звездах, откуда каждая душа созерцает надзвездный мир, познавая истину; затем души, по воле Демиурга, переселяются на землю, принимая телесную оболочку; если душа остается в земной жизни чистой, одерживая победу над влечениями тела, она после смерти возвращается на свою небесную родину; в противном случае — она переселяется в низшие формы и, если не стремится к совершенствованию, падает еще ниже. Так философ говорит в "Тимее". Несколько иной взгляд высказан им в "Федре": душа живет первоначально на звездах, а в тело вселяется, не по воле Демиурга, но вследствие греховного падения (Трубецкой, "Ис- тор. древней философии", II т., М., 1908 г., 37 стр.).
В стих. Лермонтова — душа человека, неудовлетворенная земной жизнью, рвется в идеальный мир, стараясь припомнить слова дивной мелодии ангела.
Платон учит, "что всякое познание есть припоминание, и иначе оно немыслимо" (Трубецкой, там же, 38 стр.). На сходство идей Платона и Лермонтова указывает и Спасович ("Собр. соч.", II т., 403). На этом вопросе останавливается Гершензон: по учению Платона, "всякое знание человека, выражающееся в понятиях, есть не что иное, как воспоминание души о виденных ею когда-то образах"; душою "овладевает жгучая тоска по ее небесной родине, по тому миру неизменных идей, в котором она жила некогда и в который должна вернуться". Стремление к идеальному миру "гениально выразил Лермонтов в своем стихотворении "Ангел"... Лермонтову было присуще какое-то высокое представление о мире, которое служило ему мерилом земных вещей. ". Возышенное учение Платона о душе близко не только Лермонтову, но и другим нашим поэтам. Тоска но надзвездному миру, о которой говорит греческий философ, у Лермонтова, Фета, Баратынскаго, Ал. Толстого, Огарева — "носит характер настоящей носталгии" (Гершензон. "Ист. молодой России". — M., 1908 г.).
"Ангела" и поэтично выражающее неясное томление души, тоскующей в оковах земли по небесной родине:
Где-то и когда-то, —
Не припомню я, —
По волнам блаженства
Жизнь текла моя.
Небеса сияли
Радугой лучей,
Дни сменялись днями, —
Не было ночей.
Чудные напевы
Волновали грудь.
Яркими цветами
Был усыпан путь.
Пел о счастьи вечном
Где-то скрытый хор...
("Сон души" — Ратгауз, II т., 171)14 .
Арабажин говорит, что разочарование Лермонтова — платоновского характера ("Ист. рус. лит. XIX в." под ред. Овс. -Кули- ковского, 1909 г., № 6, статья Арабажина). Волжский указывает на близость "Ангела" к некоторым идеям Платона и Достоевского: "Кто не узнает, что это те точно самые слова, которые устами старца Зосимы высказывал Достоевский, та же мысль о "касании мирам иным."15. Кто знает характерно — "карамазовский" диалог Платона "Федр", это наводящее ужас размышление о чув- стенной любви, в ее ужасных, потрясающих формах, не мог не обратить внимания, что здесь сказано о "ниспадении на землю души человеческой" и о "звездах", о "солнце", "небе" — то самое, что сказано Лермонтовым в приведенном стихотворении, совпадение поразительное, если принять во внимание, что Лермонтов едва ли знал Платона, по крайней мере, в тот юный возраст" (Волжский. "Из мира литературных исканий". — СПБ., 1906 г., 338 стр.).
В романе Толстого "Война и мир" Наташа Ростова говорит, что наверно знает, что некогда мы были ангелами, были, и на земле, — а поэтому вспоминаем иногда даже то, что было до нашего рождения (М., 1906 г., "Война и мир ", II., 338).
Быть может, не лишним будет заметить, что у нашего народа есть поверье, имеющее нечто общее с платоновскими идеями о душе: русский народ говорит, что падающая звезда — душа умершего. Этот мотив прекрасно использован П. Я. (Мельши- ным) в стих. "Падающая звезда". Известно, что еще в глубокой древности люди верили в связь земной жизни с небесными светилами. Об этом говорит и Лермонтов в "Фаталисте": "Звезды спокойно сияли на темноголубом своде, и мне16 ж! эти лампады, зажженные, по их мнению, только для того, чтоб освещать их битвы и торжества, горят с прежним блеском, а их страсти и надежды давно угасли вместе с ними, как огонек, зажженный на краю леса беспечным странником!" (Ак. изд., IV т., 272).
6.
Перейдем к другому вопросу — к чудесной песне ангела.
Ангел поет дивную песню, которая пленяет не только душу человека, но и неодушевленную природу Здесь Лермонтов опять стоит на высоте древних, универсальных идей.
Библия рассказывает о Давиде, смирявшем музыкой припадки смертельной тоски Саула (1 кн. Самуила, 16 гл., 14-23). В "Одиссее" певец Демодок вызывает у слушателей и слезы, и смех. Грекам же принадлежит миф об Орфее, который очаровывал пением зверей, успокаивал бурное море, двигал скалы.
В "Старшей Эдде" певец Гуннар, брошенный в змеиную башню, усыпляет змей игрой на арфе ("Старшая Эдда", СПБ., 1897 г., 72 стр.). В драме Словацкаго "Лилля Венеда" девушка играет на арфе и, очаровав змей, вызывает их из башни, в которую был брошен отец (III д., 6 сцена и IV д., 1 сцена)17.
В "Кудруне" пением Горонта заслушиваются люди, птицы, животные (Шепелевич, "Кудруна", II, 1895, X).
"Песнь о Нибелунгах" рассказывает об искусном шпильмане Фолькере. В "Песне о Гайавате" выступает певец Чайбайабос, друг Гайаваты; он так дивно играл на флейте, что вся природа стихала, внимая ему; когда он умер, Гайавата долго был безутешен, и природа сочувствовала ему ("П. о Г.", перев. Бунина, стр. 62—64, 114, 132, 153—157).
Герой "Калевалы", Вейнемейнен, обладал такими же чудесным даром пения, как Орфей. В наших былинах музыка Садко оказывает чудесное влияния на водяную стихию.
Аполлон — бог поззии и музыки, Один — бог пения и музыки (Шепелевич, "Кудруна", I, 1894 г., X; 65), талант певцов и музыкантов — дар богов.
Чары музыки — мотив, привлекающий и поэтов позднейшаго времени; ему посвящены, напр., произведения Гете ("Певец", "Рыбак"), Уланда ("Проклятие певца"), Гейне ("Лорелей", "Метта"), Пушкина ("Моцарт и Сальери"), Огарева ("Звуки"), Надсона ("Олаф и Эстрильда"), А. Толстого ("Иоанн Дамаскин", "Слепой"), Тургенева ("Певцы", "Песнь торжествующей любви"). Человечество до сих пор не может не верить в древнюю легенду, и поэты нового времени улавливают в музыке нечто неземное, чудесное. В романе Диккенса "Давид Копперфильд" герой описывает, как мисс Дартль пела под аккомпанимент арфы: "Никогда во всю жизнь не слышал я ничего, похожего на эту ирландскую песню. То были какие-то неземные, невообразимые звуки, страшные в своей действительности. Ни один композитор в мире не мог положить на музыку этих звуков, и песня мисс Дартль должна была вырваться сама собою из груди, переполненной бурной и дикой страстью" (XXIX гл., перев. Введенского).
7.
Обращаясь к поэзии Лермонтова, прежде всего заметим, что он был одарен артистической натурой: с ранних лет полюбил поэзию, пробовал свои силы в живописи, лепке, музыке; Виско- ватов говорит, что Лермонтов "хорошо играл на скрипке и на фортепиано" (Собр. соч. Лерм., VI т., 40). Быть может, способность к музыке он унаследовал от матери.
В бумагах поэта есть следующая характерная заметка: "Музыка моего сердца была совсем расстроена нынче. Ни одного звука не мог я извлечь из скрыпки, из фортепьяно, чтоб они не возмутили моего слуха" (1830 г. — Ак. изд., IV т., 349).
Любовь Лермонтова к музыке во всей полноте отражена в его произведениях: на протяжении всего литературного творчества он много раз возвращался к мотиву о могущественном, неотрзи- мом влиянии музыки на его мятежную, тоскующую душу.
В стих. "Мой дом" (1830 г.; Ак. изд., I т., № 202) поэт говорит:
Мой дом везде, где есть небесный свод,
Где только слышны звуки песен.
Бартеневой, известной в свое время светской певице, он посвящает следующие стихи:
Скажи мне, где переняла
Ты обольстительные звуки,
И как соединить могла
Премудрой мыслию вникал
Я в песни ада, в песни рая.
Но что ж? — Нигде я не слыхал
Того, что слышал от тебя я
(1830 г., Ак. изд., I т., № 76).
Характерны варианты к этому стихотворению; поэт называет певицу "посланником рая", "девой неземной" (I, 369—370).
В том же году он пишет стих. "Звуки":
Что за звуки! неподвижен внемлю
Сладким звукам я.
Забываю вечность, небо, землю,
Самого себя...
Всемогущий, что за звуки! Жадно
Сердце ловит их,
Как в пустыне путник безотрадной
Каплю вод живых...
И в душе они опять раждают
Сны веселых лет,
И в одежду жизни одевают
Все, чего уж нет.
Образ милый мне;
Мнится, слышу тихий плач разлуки,
И душа в огне...
И опять безумно упиваюсь
Ядом прежних дней,
И опять я в мыслях полагаюсь
На слова людей
(Ак. изд., И, № 198).
Для Лермонтова, так рано понявшего пошлость окружающей среды, для этой натуры, — бестокойной, гордой, недовольной и собой, и другими, — в высокой степени знаменательна эта нежная, трогательная мелодия.
Музыка успокаивала поэта, как Саула; недаром мы встречаем у него стихи, посвященные Саулу. Он дает великолепный перевод "Еврейской мелодии" Байрона (Ак. изд., II, № 42) и, вероятно под ее влиянием, пишет в том же (1836) году следующую строфу в "Сашке":
И жадный червь грызет, грызет, —
Я думаю, тот самый, что когда-то
Терзал Саула; но порой и тот
Имел отраду: арфы звук крылатый,
Как ангела таинственный полет,
В нем воскрешал и слезы, и надежды;
И опускались пламенные вежды,
С гармонией сливалася мечта,
И злобный дух бежал как от креста.
—
Они исчезли с арфою чудесной.
(Ак. изд., II т., "Сашка", XLVI).18
Безмятежным миром полно стих. "Надежда" (Ак. издан., I, № 230; 1831 года):
"птичка рая" по ночам поет —
Что поневоле тягость мук
Забудешь, внемля песне той,
И сердцу каждый тихий звук
Как гость приятен дорогой...
"Звуки и взор", Ак. изд., I, № 265; 1831 г.). Он говорит:
"Слышу ли голос твой
Звонкий и ласковый, —
Как птичка в клетке,
Сердце запрыгает"
Сидя в заключении, он жадно слушает напевы своего "соседа": О чем они — не знаю, но тоской Исполнены, и звуки чередой,
Как слезы, тихо льются, льются...
И лучших лет надежды и любовь —
В груди моей все оживает вновь,
И полон ум желаний и страстей,
И кровь кипит, и слезы из очей,
Как звуки, друг за другом льются
("Сосед ", 1837 г., Ак. изд., II, № 54).
— "отголосок рая" (Ак. изд., I, № 242; 1831 г.). Его слух, — изощренный, как у пушкинскаго пророка, — в шуме толпы ловит "святые звуки" (Ак. изд., II, № 16; 1832 г.). В стих. "Сосед" он говорит про грустные напевы заключенного: "О чем они — не знаю". О пленительных речах, понятных лишь немногим, он говорит и после — в стих. "Есть речи" (1840 г., Ак. изд., II, № 104):
Им без волненья
Внимать невозможно.
Одиноко звучат эти чудные речи в "шуме мирском", но он, поэт, узнает их повсюду и шлет ответ...
Нам особенно интересно остановиться на варианте этого стихотворения. Услышав "волшебные звуки", душа озаряется, "как Божиим светом".
И жизнь в них играет, —
Их многие слышут,
Один понимает.
Лишь сердца родного
Волшебного слова
Целебные19 звуки;
Душа их с моленьем
И долгим биеньем
Им сердце ответит
(Ак. изд., II, 466).
Он ищет и находит музыку в природе: в журчанье ручья, в шелесте ветвей. У него тростник поет, "будто оживленный" ("Тростник", 1832 г.; Ак. Изд., II, № 5). Слушая шум ветерка в свежей листве, звон студеного ключа, — поэт чувствует, как утихает его тревога, он видит в небесах Бога ("Когда волнуется..." 1837 г., Ак. Изд., II, № 53). В рокоте речных волн он слышит голос тоскующей русалки (1836 г.; Ак. изд., II, № 41); Мцири, в предсмертном бреду, слышал странную, мелодичную песню рыбки, сливавшуюся с лепетом ручья.
и напоминает поэту о былом (1830 г., Ак. изд., I, № 186); в год смерти он высказывает желание: тихо дремать в могиле и слушать нежный голос, поющий о любви, и шум ветвей ("Выхожу один я на дорогу." Ак. изд., II, № 130).
Таким образом, музыка оказывала благотворное воздействие на Лермонтова; то же надо сказать о героях и героинях его произведений; обратимся к этому вопросу.
8.
Вадим, герой поэмы "Последний сын вольности" (Ак. изд., I), в трудную минуту обращается к певцу Ингелоту:
"Подобно ласке женских рук,
Смягчает горе песни звук;
О чем-нибудь! о чем-нибудь
Ты спой, чтоб облегчилась грудь,
Которую тоска гнетет"20
(Ст. 114—119).
И даже призраки бойцов,
Склонясь из дымных облаков,
Внимали с высоты порой
Сей песне дикой и простой (Ст. 139—142).
"Песнь Барда"; I, № 154).
В драме "Люди и страсти" (1830 г.) Любовь спрашивает у Юрия, почему он так страдает? — Мир прекрасен, полон гармонии. Юрий долго молчит и вдруг слышит песню со свирелью. Он преображается. "Какие звуки!" — говорит он, "они поразили мою душу.. Кто их произвел? Не с неба ли, не из ада ли?.. нет... но вот опять, опять... Всесильный Бог!". И чувство любви вспыхивает в нем еще сильнее (Ак. изд., III, 111 стр.).
Мы уже говорили, что Арбенин (в "Странном человеке", 1831 г.), слушая ребенком песню матери, плакал (III т. 159). Это исключительная по дарованиям натура: он гениальньный поэт (III, 165), он музыкант. Однажды импровизировал он на фортепиано и когда оборвал игру, на его глазах были слезы. "Что с вами?" — спросила кн. Софья. — "Припадок!" — отвечал он с горькой улыбкой: "музыка приводит мне на мысли Италию. Во всей ледяной России нет сердца, которое отвечало бы моему!" (Ак. изд., III, 188).
Измаил-Бей, услышав песню Селима, терзается, вспомнив покинутую Зару.
Селим коснулся —
Расторгнув хладную тюрьму...
И сам искусству своему
Селим невольно ужаснулся
(Ак. изд., II, 71, 72).
— незримый дух напевает ему ту же сладкую мелодию (стр. 318); в тяжелом забытьи он слышит нежную, серебристую песенку рыбки (стр. 327); умирая, он просит перенести его в сад, откуда виден Кавказ, он хочет, чтобы кто-нибудь близкий спел ему вполголоса про далекую родину.. Таким тихим аккордом обрывается бурная жизнь Мцири (Ак. изд. II, 1840 г.).
Печорин говорит, что вечером музыка сильно раздражает его нервы: "Мне делается или слишком грустно, или слишком весело" (Ак. изд., Iv, 229).
Такое же воздействие оказывала музыка и на Арбенина ("Странный человек"), который импровизировал "в сумерки", и на Лугина. Лугин в сумерки долго сидел у окна; вдруг на дворе шарманка заиграла старинный немецкий вальс. "Лугин слушал, слушал; ему стало ужасно грустно. Он начал ходить по комнате; небывалое беспокойство им овладело; ему хотелось плакать, хотелось смеяться...21 он бросился на постель и заплакал: ему представилось все его прошедшее. Он вспомнил, как часто бывал обманут, как часто делал зло, именно тем, которых любил; какая дикая радость иногда разливалась по его сердцу, когда видел слезы, вызванные им из глаз, ныне закрытых навеки. И он с ужасом заметил и признался, что он недостоин был любви безотчетной и истинной, — и ему стало так больно, так тяжело!" (Ак. изд., IV, 292-293)22.
Говоря о себе и своих героях, Лермонтов указывает на то, что музыка обращает мысли человека к прошлому. Это связано с верою поэта в доземное существование душ; земные песни напоминают о полузабытых, небесных, и человек весь уходит в былое, припоминает что-то далекое, чудесное и, — одинокий, никем не понимаемый, изнывающий под бременем скучной жизни, — тоскует и горько плачет...
"Ашик-Кериб" герой — народный певец (1841 г.). В "Бэле" поет Казбич).
Перейдем к "Демону".
Еще в стих. "Черкешенка" (1829 г.) поэт говорит о "духе раскаяния", который, услышав "райские звуки", — летит Узреть еще небесный вид (Ак. изд., I, № 36).
В 1-м очерке поэмы (1829 г.) Демон жадно слушает песню монахини, роняет жгучую слезу; он, — "враг небес", променявший блаженную, безмятежную жизнь на жребий изгнанника, — плачет! Как сам Лермонтов и некоторые его герои, — он, слушая дивное пение, вспоминает былое:
Все оживилось в нем, и вновь
Во 2-м оч. (1830 г.) Демон, впервые услыхав песнь монахини, плачет (II, 388); он проникает в келью.
Окован сладкою игрою,
Стоял злой дух.
В его сердце зародилась любовь, и Демон борется с самим собою:
Не должно сердца допустить:
Он связан клятвой роковою.
Он хочет искусить монахиню, — но не может... Он "плакал горькими слезами", слушая нежные звуки лютни и голос монахини. Он
130. Нарушил клятвы роковые
Но прелесть звуков и виденья
Остались на душе его,
И в памяти сего мгновенья
135. Уж не загладит ничего
(Ср. ст. 132-135 и "Мцири", ст. 319-352).
См. еще 4-й оч. (1833 г.) — ст. 92—109 (Ак. изд. II, 401—402).
В окончательной редакции поэмы — Демон сам очаровывает Тамару волшебной песнью ("Не плачь, дитя..."). Чудная песня грузинки ("как будто для земли она была на небе сложена") пленяет его; ему чудится, что это песня ангела, прилетевшего на землю, "чтоб усладить его мученье".
545. Тоску любви, ее волненье
Он хочется в страхе удалиться, -
Его крыло не шевелится!
И, чудо! — из померкших глаз
550. Слеза тяжелая катится...
Насквозь прожженный виден камень
Слезою жаркою как пламень,
Не человеческой слезой!..
(Ак. изд., II, 366).
— нечто святое, нечто очищающее, потрясающее душу всякого, — хотя бы это был сам Демон, служитель зла!..
Обратимся к героиням Лермонтова.
Пленная литвинка, услыхав песню родины, предается сладким мечтам, вспоминая былое. Она берет лютню и поет.
Этой песни нет
275. Нигде, — она мгновенна лишь была,
— умерла,
И понял, кто внимал! Не мудрено:
Понятье о небесном нам дано;
Но слишком для земли нас создал Бог,
280. Чтоб кто-нибудь ее запомнить мог
Гюльнара ("Две невольницы", 1830 г., I, № 208) — поет и играет на гитаре. Поет дева, которую полюбил Азраил (I, 306, 1831 г.), поет Зара ("Изм. -Бей", 1832 г., II т., 70—72), поет Нина ("Маскарад"; 1834—1835 гг., III, 265—266). Про Бэлу Максим Макс. рассказывает: "Все грустила, напевала свои песни вполголоса, так что, бывало, и мне становилось грустно, когда слушал ее из соседней комнаты" (Ак. изд., IV т., 169, см. еще — 161). Поет контрабандистка (IV т., 198, 199), поет кн. Мери (IV т., 228). В неоконченной повести упоминается о певице, исполнявшей балладу Шуберта на слова "Лесного царя" Гете (IV т., 286); поет невеста Гаруна в "Беглеце" (1839 г., II, 265—266). Поет грузинка, о которой говорит Мцири (II, 318, 1840 г., ср. ст. 343—366 и отрывок "Это случилось в последние годы.", ст. 20—23, № 115, II, 1841 г.).
Тамара, грузинская царица, зазывает ночных путников в свой замок, и те, как околдованные, идут на ее голос, который
Весь был желанье и страсть,
В нем были всесильные чары,
Утром волны Терека принимали безгласное тело жертвы, а из башни звучало: "Прости!".
И было так нежно прощанье,
Так сладко тот голос звучал,
Как будто восторги свиданья
(1841г., II, № 125).
Царица, — "прекрасна, как ангел небесный, как демон коварна и зла", — владела теми же чарами пения, что и Демон.
Тамара, дочь Гудала, услышав песню Демона, взволнована, встревожена.
Невыразимое смятенье
370. Восторга пыл — ничто в сравненье.
Все чувства в ней вскипели вдруг:
Душа рвала свои оковы,
Огонь по жилам пробегал,
375. Ей мнилось, все еще звучал (II, 361).
Тамара сама обладала удивительным даром играть на чангуре и петь; у нее звуки
лились, лились,
Как слезы, мерно, друг за другом;23
Как будто для земли она
Была на небе сложена (366 стр.).
9.
Следовательно, что же такое, по словам поэта, музыка и пение? Каковы их свойства?
Музыка — нечто неземное; песня Тамары-монахини походит на песню ангела; эта песня так нежна, будто сложена на небе; дивная песня литвинки понятна тому, кому дано "понятье о небесном", в голосе любимой женщины поэт улавливает "отголосок рая"; душа встречает "с моленьем, как ангела" эти чудные песни, эти таинственные, прекрасные речи... Песня Тамары совершает чудо над Демоном: он впервые постиг святую любовь, он не мог искушать свою жертву и заплакал!..24
— нечто загадочное; в ней "непонятная власть"; в ней что-то страшное: услыхав песню Селима, Измаил-Бей вскочил, "как безумный", умоляет не петь больше, стоит "ужасен, с шашкой обнаженной",
Как призрак злой, от сна могил
Волшебным словом пробужденный.
Он взор всей силой устремил
В пустую степь, грозил рукою,
Видя это, Селим ужаснулся своему искусству ("Изм. -Б.", ст. 1810—1846, II т.).
Демон, взволнованный пением Тамары, хотел "в страхе удалиться", но даже этого не мог сделать, словно был заколдован чарами музыки. Иногда это страшное, это таинственное чудесным образом сочетается в пении с небесным. Услыхав ночную песню, Юрий ("Люди и страсти") восклицает: "Какие звуки!.. Не с неба ли, не из ада ли?..". Тайной искусства пения владели Демон и царица Тамара, в которых так странно было соединено небесное и грешное.
Поэту чудится музыка там, где другие не слышат ее; сквозь шум толпы к нему доносятся "святые звуки"; он слышит мелодии в природе: в шуме ветвей, в речных всплесках; в речах "темных и ничтожных", в самых простых песнях ловит он нездешние, волшебные звуки:
Их многие слышут,
Песня Ингелота "дика и проста". мцири говорит, что у грузинки голос был "безыскусственно живой"; "простая песня то была", но глубоко запала в душу юноши25. Лугин был потрясен и до слез взволнован звуками старинного немецкого вальса, сыгранного бродячим шарманщиком... Таким образом, чудесное совершается на земле и теперь; оно скрыто под покровом обыденного, и мы равнодушно проходим мимо того, что доступно лишь немногим...
Известно, что Лермонтов часто личные качества переносил на своих героев и героинь; таким образом, будучи сам тонким любителем музыки, он многих действующих лиц своих произведений награждает даром пения или игры на каком-нибудь инструменте, или просто способностью понимать музыку Эти избранники не могут "без волненья" внимать волшебным речам или пению, отвечают на них "долгим биением" сердца. Музыка даже раздражает: человеку становится то весело, то грустно, растет тоска, вспоминается былое, слышится упрекающий голос совести, льются горькие слезы... Порой музыка вызывает или разжигает страсть, жажду любви: в песне Тамары — "желанье и страсть" (ср. "Сосед": "полон ум желаний и страстей"); взволнованный песней, Юрий еще ярче вспыхивает страстью; Демон постигает "тоску любви, ее волненье"; дочь Гудала — в "невыразимом смятенье" и чувствует, что огонь пробегает по жилам (Ср. "Песнь торжеств, любви" Тургенева, "Крейцерову сонату" Л. Толстого).
Выше всего ценит поэт в музыке ее благотворное воздействие на человека: она смягчает горе, облегчает душу от гнетущей тоски, вызывает раскаяние, вызывает искренние слезы; является готовность опять полагаться на слова людей, верить в добро; вспоминаются "лучших лет надежды и любовь"; мысли обращаются к невозвратному детству; смутно звенят в голове мелодии милых, полузабытых колыбельных песен; рождается потребность новой жизни; "душа рвет свои оковы" (ср. еще — "как птичка в клетке, сердце запрыгает"). Поэт восторженно говорит:
И где я ни буду,
Услышав, его я
Узнаю повсюду;
Не кончив молитвы,
И брошусь из битвы
Ему я на встречу.
Герои Лермонтова не забывают песен, взволновавших их, понравившихся им. Музыка близка и дорога им; Мцири хочет умереть под звуки тихой, ласковой песни; сам поэт желает заснуть вечным сном, но так, чтобы можно было слышать, как неумолкающий, сладкий голос поет про любовь... Аналогичный мотив встречаем у Тургенева в стих. "Милый друг" (Собр. соч., изд. Маркса, 1898 г., IX т., 274):
.. . Слухом гаснущим внимая
Сам умру я, засыпая...
И предсмертной тишины
Не смутив напрасным стоном,
Перейду я в мир иной,
Легкой радости земной26.
Тот же мотив — в стих. Сюлли-Прюдома "Агония"; приведем из этого стих. наиболее характерное.
Над гаснущим в томительном бреду
Не надо слов, — их гул нестроен;
— и тихо я уйду
Туда, где человек спокоен...
... Найдите няню старую мою...
... Пускай она меня потешит, спев
Ту песню, что давно певала,
Хоть там и пенья мало...27
….………………………………........
... Вы нас оставите. Былое оживет28,
Презрев туманную разлуку;
На влажный лоб положит тихо руку...
("L'agonie". — Перев. Н. Анненскаго. — Стихотворения Сюл- ли-Прюдома, СПб., 1911 г., 115-117 стр.). Ср. еще стих. Фета — "Весеннее небо глядится" (Фет, "Стихотворения"; изд. Маркса, СПб., 1901 г., II., 84), "Прежние звуки..." (II, 98), "Улыбка томительной скуки" (II, 85).
В музыке есть и элемент чудесного, волшебного; в голосе Тамары — "всесильные чары"; песне Ингелота внимают "даже призраки бойцов"; в "Ангеле" дивным пением заслушиваются "и месяц, и звезды, и тучи". О власти пения над природой говорит стих. Фофанова: 29
Баян, сложивший гимн свободе,
И вот К родимой матери — природе
Изгнанник пасмурный идет,
И все, что сердце вдохновило,
Он изливает перед ней:
Замолк стыдливо соловей.
Баян, пророчеством объятый,
Поет о братстве, и перед ним
Поник смиренно лес косматый
Ясней небесный купол блещет,
Он озарен красою сам,
И дружно эхо рукоплещет
Его правдивым словесам ("Баян")30.
10.
"Лучше всего идеальные стремления представлены Лермонтовым в его знаменитом стихотворении "Ангел"" (Бороздин. "Литер. характеристики", I т., СПб., 1903 г., 256—257). Идея "Ангела" та, "что нет живой души, в которую бы с первого же дня рождения не были заложены благие, высшие стремления" (Б. Майков. "Лермонтов" СПб., 1909 г., 40; см. еще — 19, 20). Поэт говорит, что "стремление к идеальному есть существенная, прирожденная потребность человеческой души, залог человеческого совершенствования, несомненный признак высокого нравственного назначения человека на земле" (Орлов, "Лермонтов", СПб., 1883 г., 37; см. еще — Бороздин, 257; см. еще — Ал. Соловьева, "М. Ю. Л.", СПб., 1908 г., 26; Бураковский, "М. Ю. Л.", СПб., 1903 г., 18).
По словам Андреевского, "Ангел" — "превосходнейший эпиграф ко всей книге", "чудная надпись у входа в царство фантазии Лермонтова"; это стих. объясняет, почему Лермонтову было "и скучно, и грустно", почему он знал, что на земле "вечно любить невозможно", почему ему бывало легко лишь тогда, когда он твердил какую-то чудную молитву, почему морщины расходились на его челе, когда он видел в небесах Бога, почему он говорил о своей небесной родине (Андреевский. "Литер. чтения"; см. еще Майков, 19—21). "Это стихотворение, — говорит Виско- ватов, — хранит в себе основную характеристику музы поэта" (Виск., VI т., 144).
Мы показали, в какой тесной внутренней связи находится стих. "Ангел" с произведениями Лермонтова; рассмотрение деталей дополнит общую картину.
По небу полуночи ангел летел
И тихую песню он пел.
— в час, когда на земле затихают последние всплески успокаивающегося житейского моря, когда все засыпает, когда везде царит безмолвие, и когда все охвачено мраком и сном, чтобы никто из смертных не мог увидеть, как совершается чудо: как небожитель спускается в "мир печали и слез". Но не только поэтому Лермонтов говорит о полуночи; это не случайная подробность. Характерно, что Лермонтов, упоминая о чудесной песне, почти всегда указывает на вечернюю или ночную пору [ср. — стих. "Надежда" — ночь (I, № 230); "Литвинка" — ночь (I, 210, 211); "Люди и страсти" — ночь (III, 111); "Измаил Бей" — ночь (II, 70—72); "Сосед" — вечер (II, № 54); неоконченная повесть о Лугине — вечер (IV, 292—293); "Тамара" — ночь (II, № 125); "Демон": 1-й оч. — полночь (II, 386), 2-й оч. — вечер (388), 4-й оч. — ночь (401—402), окончательная редакция — полночь (366); ср. еще — "Странный человек" (III, 160, 188), "мцири" (II, 318), "Гер. н. вр." (IV, 229)].
Быть может, это автобиографический мотив: известно, что поэт родился ночью.
Стихи —
О Боге великом он пел, и хвала
Его непритворна была —
— "хвалите Бога", "хвала Ему", и т. п. В произведениях Лермонтова видны следы влияния Библии; мы ограничимся здесь лишь теми указаниями, которые имеют прямое отношение к этим (7 и 8) стихам "Ангела".
Уже заглавие стихотворения ("Ангел") — вводит нас в область религиозных идей, библейских образов; ангел (греч.) — вестник воли Божией, посланник, посредник между небом и землей. В стих. "Кладбище" (1830 г.) находим следующие стихи:
Над головой
Жужжа, со днем прощаются игрой
Толпящиеся мошки, — как народ
Стократ велик,
Кто создал мир! велик!..
Сих мелких тварей надмогильный крик
Творца не больше ль славит иногда,
Чем человек, сей царь над общим злом,
С коварным сердцем, с ложным языком?
(Ак. изд., I, № 141).
Не то же ль говорить Давид: "Всякое дыхание да хвалит Господа"?31
"Азраиле" (написанном в 1831 г., но позже "Ангела") отверженный ангел разсказывает:
Я часто ангелов видал
И громким песням их внимал,
Когда в багряных облаках
Они, качаясь на крылах,
И не было хвалам конца32.
(Ак. изд., I, № 281, ст. 133-138).
Мцири описывает роскошное утро в горах; он чуял присутствие Бога:
"Кругом меня цвел Божий сад.
Хранил следы небесных слез...
... И снова я к земле припал
И вновь прислушиваться стал
К волшебным, странным голосам:
Как будто речь свою вели
О тайнах неба и земли:
И все природы голоса
Сливались тут; не раздался
Лишь человека гордый глас...33
... В то утро был небесный свод
Так чист, что ангела полет
Прилежный взор следить бы мог"
34.
Сам поэт, оставаясь, лицом к лицу с природой, видел в небесах Бога ("Когда волнуется...").
Стих —
Он душу младую в объятиях нес.
В "Демоне" ангел тоже несет душу "в объятиях своих"; душа, увидав Демона, заглушая молитвой ужас, "к груди хранительной прижалась": поэт указывает здесь на теплое, ласковое отношение исполнителя воли Божией к человеку и на то, что человек платит, в свою очередь, детской доверчивостью и верою в высшую защиту. Ангелы спускаются на землю не только для того, чтобы принести или унести душу; Демон искушает монахиню, и ангел является охранить ее от зла; Ангел Смерти, сжалившись над Зораимом, вселяется в тело Ады; "ангелы-хранители беседуют с детьми" ("Свидание"). (В "Ашик-Керибе" — св. Георгий помогает бедному певцу). Лермонтов верил в отечески нежную любовь Неба к человеку; задушевностью и светлой надеждой полны его молитвы, эти дивные гимны, славящие благость и милосердие Божества ("Ангел", "Ветка Палестины", "Я Матерь Божия", "Когда волнуется желтеющая нива", "В минуту жизни трудную". Ср. еще — "Ребенка милого рожденье", "Казачью колыбельную песню").
—
Для мира печали и слез —
находится в тесной связи с пессимистическими взглядами Лермонтова на земную жизнь. Поэт, с несвойственной его юным летам серьезностью, в самых ранних стихотворениях говорит о своем разочаровании в людях, в жизни (ср., напр., — "Элегию" — 1829 г., "Монолог" — 1829 г., "Смерть" — 1830 г., "1831 г., июня 11 дня" и др.).
Он говорит:
Для меня весь мир и пуст, и скучен.
"Элегия", I, 73 стр.).
Средь бурь пустых томится юность наша,
И быстро злобы яд ее мрачит,
И нам горька остылой жизни чаша,
И уж ничто души не веселит.
"Монолог ", I, 74 стр.).
... Пора туда, где будущего нет,
Ни прошлого, ни вечности, ни лет:
Где нет ни ожиданий, ни страстей,
Ни горьких слез, ни славы, ни честей
"Смерть", I, стр. 175).
И в последующие периоды творчества он то с тихой грустью, то с отчаянием или гордым презрением повторяет, что земные радости и наслаждения кратковременны, что жизнь однообразна, скучна, полна горьких ошибок и заблуждений; с юных лет он говорит о смерти, — как избавительнице, которая даст ему, наконец, "мир увидеть новый" (II, № 66) или навеки "забыться и заснуть.".
Стихи —
И звук его песни в душе молодой
Остался без слов, но живой.
свою "первую любовь" (см. "Первое января", 1840 г. и IV т., 349, 350). Печорин говорит о себе, что он никогда ничего не забывает. Демону — "забвенья не дал Бог, да он и не взял бы забвенья", (ст. 183, 184). В стих. "Исповедь" (1831 г.) поэт замечает:
Сердце, полно сожалений,
Хранит в себе глубокий след
Умерших, но святых видений,
И тени чувств, каких уж нет
—20).
Мцири, раз услышав песню грузинки, запоминает ее (II, 318). Печорин запоминает от слова до слова песню контрабандистки. Демон слышал песню Тамары, и Прелесть звуков и виденья Остались на душе его,
И в памяти сего мгновенья
Уж не загладит ничего.
(II, стр. 390, ст. 132—135).
И только в памяти туманной
Хранит он думы прежних лет.
Их появленье Аде странно.
(I т., стр. 319, ст. 221—223).
— т. к. сам легко воскрешал в памяти отдаленнейшие картины былого.
Из русских поэтов феноменальной памятью обладали — Козлов и А. Толстой.
12.
У Пушкина Сальери говорит о Моцарте:
Как некий херувим,
Он несколько занес нам песен райских,
В нас, чадах праха, после улететь!
("М. и С.", 1 сцена).
Стихи эти по содержанию очень близки к "Ангелу" Лермонтова, и возникает вопрос: не под влиянием ли их (хотя бы отчасти) Лермонтов написал свое стихотворение? Ведь названное произведение Пушкина создано в 1830 г., а "Ангел " — в 1831 г.
Однако, драма Пушкина появилась в печати лишь в 1832 г. (в "Сев. Цветах"); следовательно, до этого Лермонтову известна не была, и литературного воздействия Пушкина здесь нет.
13.
"Ангел" нисколько не вредит ясности и глубине идей, высказанных поэтом; строгий к себе, он вычеркнул следующие четыре стиха, входившие в первоначальный текст "Ангела":
Душа поселилась в творенье земном,
Но чужд был ей мир. Об одном
Она все мечтала, — о звуках святых,
Не помня значения их.
Красивые и содержательные сами по себе, они не вносили в стихотворение чего-нибудь нового.
Проф. Дашкевич говорит, что "в творчестве Лермонтова важна не одна возвышенность и глубокая жизненность многих тем...", но "важны также и крупные преимущества в развитии этих тем, искренность и энергия, индивидуальность, отчетливость и талантливость выполнения, между проч. и чудная красота и выразительность и вместе изящная простота и сжатость языка. В силу всего этого Лермонтов преодолел как нельзя лучше трудность, указанную Горацием в словах: "Difficile est proprie communia dicere" ("Чтения в историч. общ. Нестора Летописца". Кн. VI, К. 1892 г., статья Дашкевича — "Мотивы мировой поэзии в творчестве Лермонтова", 243).
К Лермонтову, как автору "Ангела", можно отнести стихи Надсона:
В мире были счастливцы, — их гимны звучали,
В этих гимнах эдемские зори сияли,
И струилось дыханье эдемских садов...
Правильность, простота образного языка, задушевный тон стихотворения — делают его доступным пониманию и детей, и народа. Стихотворение входит, как известно, почти во все хрестоматии. Алчевская, знакомившая крестьян с произведениями Лермонтова, рассказывает, что разбираемое нами стихотворение нравилось слушателям и даже вызывало слезы ("Рус. М." 1892 г., I, 21, 23).
Не лишним будет упомянуть о следующем ошибочном объяснении происхождения "Ангела" в одном из популярных учебников средних учебных заведений, в "Русских писателях" Мартыновского:
"Стихотворение это написано по поводу смерти одной молодой девушки. Раннюю смерть ее автор поэтически объясняет стремлением души ее к небу, очарованием теми "звуками небес", которые слышала душа от ангела, несшего ее "для мира печали и слез". Повод, по которому написано стихотворение, не мешает однако же понимать его и в общем смысле, в применении вообще к душе человеческой" (Мартыновский, "Русские писатели", Тифлис, 1904 г., I, 293 стр.). Подчеркнутое нами — основано на предположении, не имеющем фактического подтверждения.
Стих. "Ангел" до позднейшего времени вызывает восторженные мнения критики. "Ангел" — романтическое стихотворение, в котором поэт "дает нам возможность заглянуть в святая святых души своей" (Виск., VI, 144). Это превосходный эпиграф к созданиям Лермонтова, чудная надпись у входа в царство фантазии поэта (Андреевский). "Это — райская музыка, цель которой — не объяснить, но дать почувствовать" (Ляцкий, "Гончаров", 1904 г., 32-33). "Ангел" — принадлежит "к самым блестящим перлам русской поэзии". (II. Я., Рус. Муза, 128). Лермонтов видит то, что находится "за начальным мигом человеческого существования, позади первого детского на земле вздоха, крика. Это миф сзади физиологии, священный миф, в этом и мы ему не откажем. Все антропоморфично в небе, все богообразно на земле. (В. Розанов "Концы и начала, "божественное" и "демоническое", боги демоны" — "Мир Искусств", 1902 г., № 7— 12 стр., 132). "Ангел" — "перл поэзии с глубоким философским смыслом" (Арабажин. — "Ист. рус. лит. XIX в." под ред. Овс. Кул., 1909 г., № 6, стр. 16).
14.
Волжский пользуется стих. "Ангел" для разъяснения творчества Чехова: "Идеализм живого Бога Чехова, что бы ни говорили, в конце концов чужд боготворящих жизнь мотивов". Как и лермонтовский "А.", — "эта "младая душа" представлена в мире Чеховских сумерек и хмурых людей беспокойным томлением лишних людей.
"Желанием чудным полна", томится она "в мире печали и слез", на опустевших равнинах обыденщины. Где-то высоковысоко, в надзвездных краях недосягаемого идеала услышанные "звуки небес" отравляют в беспокойной душе лишнего человека обаяние "скучных песен земли". Незаглушимая в творчестве Чехова, тоскливая греза о иной жизни, "чистой, изящной, поэтической", высоко поднимает его над уровнем грубого пантеизма, молящегося всей и всякой жизни в ее совокупности. Он лелеял в своих поэтических вдохновениях стыдливую мечту о возможности иных миров, о жизни новой, не умещающейся на плоскости действительности" (Волжский. "Из мира литературных исканий", СПб., 1906 г., 187).
По поводу бегства и смерти Л. Толстого сербская газета "Ново Време", цитируя стих. Лермонтова "Ангел", говорит: "Оно исчерпывает всю историю вдохновенной и долгой жизни Толстого. Толстой принес нам беспокойство пророка, а также жажду моральной деятельности. Его душа представляла сокровищницу любви, воодушевления и христианского смирения. Его идеал был настолько высоким, что он никогда не мог успокоиться филистерским чувством самодовольства и признанием его таланта людьми. Его печаль велика, потому что у него не было возможности сделать людей сразу совершенными, как этого желала его любовь. Он покинул юдоль печали и слез, которая после потери его стала еще более жалкой. Каждый из нас желал бы оставить этот мир после того, как сделает хоть маленькую часть благородной работы, сделанной Толстым" ("Рус. Слово", 1910 г., Среда, 10 ноября, № 259).
15.
"затрагивала мировые темы, выражала скорби, много раз удручавшие душу человека и вполне нам близкие, обращалась к проблемам, перед которыми останавливались многие из лучших поэтов веков прошлых и настоящего"
("Чт. в историч. общ. Нест. Лет.", VI, К., 1892 г., 242). Пушкинский пророк слышал —
Неба содроганье
И горний ангелов полет.
Это применимо и к Лермонтову. Он любит говорить о Боге, о рае, об ангелах; он убежден, что небо — его отчизна. По словам Полонского, поэт может
К праведным, в царство небесное, очи зажмурив, подняться
И услыхать, как в раю, там поют Херувимскую
(Собр. стих., СПБ., 1896 г., II т., 146)35.
В поэзии Лермонтова с самого начала можно проследить тяготение его к небу. Его пленяют образы Демона, Ангела Смерти, Азраила. Поэт-обличитель, во многом — человек своей эпохи, g он скучал на "маскараде" жизни и отдыхал тогда лишь, когда оставался лицом к лицу с природой или когда на мощных крыльях фантазии уносился от людской суеты в мир "звуков сладких и молитв". Недовольство земной жизнью заставляло его непрестанно обращаться к мечтам о жизни мирной, далекой от людей, приближающей к Богу. Недаром он столько лет не расставался с "Демоном", в котором так причудливо и неразрывно переплелось земное и небесное; проникнутый стремлением к высшей правде и красоте, он реабилитирует Демона, "духа изгнанья"; в его любимом герое нет ни дьявольской, ненасытной злобы, ни мрачной, неколебимой гордости. Демон Лермонтова — дух, блистающий неземной красотой, похожий на вечер ясный, одинокий скиталец, которому давно наскучили и зло, и вечность, который с тайной грустью вспоминает о лучших днях, который может плакать, каяться, порою поддаваться обаянию прекрасного, в котором вспыхивает готовность постигнуть "святыню любви, добра и красоты", готовность примирения с небом; в Демоне идеальное не умерло, а только заглохло. В своей поэме Лермонтов отрицает существование абсолютного зла.
"Ангеле", всю жизнь волновали душу и ум поэта. На заре поэтической деятельности он создает дивный образ ангела, несущего новую душу на землю, а незадолго до смерти — образ ангела, возвращающего душу на ее родину. По нашему мнению, поэма "Демон" — идейное продолжение и окончание "Ангела". В "Ангеле" поэт говорит о том, как посланник Божий уносит из рая душу человека, как томится она на земле, "желанием чудным полна". В "Демоне" поэт рассказывает дальше — о том, как душа из земного плена вырывается на волю и возвращается в горнюю обитель36. Молодой жених Тамары нежданно умирает, но зато —
Небесный свет теперь ласкает
Бесплотный взор его очей:
Он слышит райские напевы...
Вскоре умирает и Тамара, которую давно ждали на небесах.
Ее душа была из тех,
Которых жизнь — одно мгновенье...
... Творец из лучшего эфира
Они не созданы для миpa,
И мир был создан не для них!
Стихами изумительной красоты и мелодичности поэт описывает, как золотокрылый ангел "в пространстве синего эфира" летит с этой душой, как успокаивает ее "сладкой речью упованья", как они, уносясь навсегда от "грешной земли", приближаются к paю, откуда долетают хвалебные гимны...37
В "Ангеле" и "Демоне" изображена история всей человеческой жизни, продолженная религиозным поэтом за земные грани.
Он один из тех немногих,
Кто слышит тайную гармонию природы
И голоса привратников небесных.
(Полонский, I, 21).
"правде глубокой, вселенской"38.
Примечания
1Ошибка Висковатова, стих. "Есть речи — значение" — записано в 1840 г. (см. Ак. изд. соч. Лерм., II т., № 104).
21830 г.
31831 г.
4
5Об употреблении "Мцири" вместо "Мцыри" — см. Акад. изд. соч. Лермонтова, II, 472.
6У Гете Фауст хочет отравиться и уже подносит чашу с ядом ко рту, как вдруг слышит звон колоколов и пение ангелов; это потрясает Фауста; он вспоминает юные годы, умиляется и плачет (Гете, "Фаут", перев. Фета., М., 1882 г., 1 ч., 52—57).
7Пушкин, "Стансы".
8Ср. у А. Толстого:
И земной весны тебе не жаль
("Вот уж снег последний в поле тает...").
9Ср. еще — "Очи N. N." (1830 г.; Ак. изд., I, № 124).
10Ср. у Пушкина — "ангел нежный" ("Ангел ", 1827 г.).
11— "Перстами легкими, как сон" ("Пророк ", 1826 г.).
12Это (и ниже) — курсив автора.
13Поэзию Лермонтова "могла бы осветить только настоящая философская критика" — Волынский, "Книга великаго гнева", СПб, 1904 г., 209.
14Ср. еще стих. "Эти грустные песни я где-то слыхал." (Р, III, 88).
15См. — Достоевский, "Братья Карамазовы", VI кн., III гл., ж. (Изд. Маркса, 1895 г., 381стр.).
16
17Это напоминает нам индусских заклинателей змей.
18Ср. стих. граф. Растопчиной "Почему я люблю музыку" (Растопчина, "Стихотворения", СПб, 1856 г., II т., 173, 174).
19Ср. у Пушкина Сальери говорит: "Как будто нож целебный мне отсек страдавший член".
20Ср. "Еврейскую мелодию" и XLVI строфу "Сашки".
21— слова Печорина.
22Аналогичный мотив встречаем у Фета в стих. "Шарманщик" (Фет, "Стихотворения", изд. Маркса, 1901 г., II, 103).
23Ср. стих. "Сосед " (ст. 17, 18).
24Не то же ли "чудо" совершает (в драме Пушкина) Моцарт над Сальери, который плачет, слушая "Requiem"?
25Виргиния напевает "простую песню" (II, № 115).
26"Der Tod, das ist die kuhle Nacht", которое Болдаков (собр. соч. Лерм. под ред. Болд., II, 405—406) — сближает со стих. Лерм. — "Выхожу один я на дорогу".
27Ср. выше — о "простой" песне у Лермонтова.
28Лермонтов и его герои тоже возвращаются к былому, внимая пению или музыке.
29Фофанов. Стихотворения, СПб., 1887 г., 72.
30Ср. стих. Кнута Гамсуна "Лесная песнь" (Собр. соч. Гамсуна, изд. Маркса, V, 586).
31— "стократ", "сих", "сей" ("Кладбище"), "глас" ("Мцири", 308 стих).
32Ср. стих. А. Толстого "В стране лучей, незримой нашим взорам".
33Ср. у Сюлли-Прюдома — путник в шуме моря слышит "райский хор, немолчную хвалу" (La falaise. — "Прибрежная скала", перев. Тхоржевского. — Стих. С. - Пр., 1911 г., СПб., стр. 61).
34Ср. у Сюлли-Прюдома — "Клок снега тающий иль ангел в отдаленье"? ("Ether" — "В летний зной", пер. Тхоржевского. — Стих. С. -Прюдома, 1911, СПб., 89).
35Евангелие говорит о человеке, который "был восхищен в рай и слышал неизреченные слова, которых человеку нельзя пересказать" (2-е послание к Кор- нинф., XII, 2—4). — Папа Григорий Великий слышал от ангелов католический гимн "Regina coelia" (См. Дант., "Рай", перев. Голованова; М., 1902 г., 188). Ср. — Дант., "Божественная комедия" — "Рай" XXIII, 127-129. — Ср. стих. Языкова "Землетрясение".
36"Надгробная надпись кн. A. H. Голицыну", 1823 г. (напечатано в 1858 г.; см. — сочинения Пушкина, изд. Бр. и Ефр., II, 926). Ср. еще стих. Туманского "Больное дитя" (Туманский. "Стихотворения и письма", СПб., 1912 г., 104).
37Ср. "Ты восприять пошли к ложу печальному Лучшего ангела — душу прекрасную".
38Ал. Толстой "Тщетно, художник, ты мнишь...".
Текст и примечания печатаются по изданию: Семенов Л. П. Ангел. Очерк поэзии Лермонтова. — Харьков, 1912