VII.
Заключение
Ни один из русских писателей не уделял кавказскому фольклору такого углубленного, длительного внимания, как Лермонтов. Мир могучих героических образов и пламенных вольнолюбивых идей, созданный на протяжении долгих веков различными народами Кавказа, пленил творческое воображение поэта еще в самые ранние его годы; начиная с 14—15-летнего возраста, Лермонтов очень часто обращался к мотивам кавказской устной поэзии, изучая ее и вдохновляясь ею.
Мы привели различные примеры, подтверждающие, что поэт интересовался фольклором различных народов Северного Кавказа и Закавказья. В его творчестве имеются отзвуки народной поэзии кабардинцев, карачаевцев, шапсугов, чеченцев, ингушей, осетин, грузин, азербайджанцев, армян, а также гребенских казаков.
Лермонтов интересовался различными жанрами кавказского фольклора — эпическими песнями, родовыми и историческими преданиями, сказками, лирическими песнями, пословицами и поговорками; его привлекал и старинный фольклор (о горном духе, об Амиране, о легендарной царице Дарье и др.) и современный, отображавший быт горцев и казаков той поры и события, связанные с Кавказской войной.
Из области этого фольклора Лермонтов почерпал лишь такие образы или сюжеты, которые были созвучны общей направленности его творчества, как одного из самых передовых поэтов эпохи 20—30-х гг. XIX в. В его произведениях, связанных с кавказским фольклором, мы встречаем мотивы мужественной борьбы горских народов за национальную свободу, мотивы осуждения вредных адатов (кровавая месть, похищение женщины) и ханжества. Порицая великосветское общество с его косностью, лицемерием, интригами, пошлостью, поэт противопоставляет этим ничтожным людям сильные, цельные, свободолюбивые натуры, такие, как Мцыри, Казбич, Зара (в поэме "Измаил-Бей").
Изображая быт горцев своей эпохи, Лермонтов не прихорашивал их, а стремился, преодолевая романтику, рисовать жизнь тех или иных народов правдиво, реалистично. В среде тех же народов он с благородным негодованием и презрением клеймил тех, кто обманывал бедный народ (разоблачение мулл в поэмах "Каллы", "Аул Бастунджи") или изменял ему в минуту опасности (образ Гаруна-труса).
Обращаясь к древнейшим мифам, поэт и там находил близкие его душе могучие образы мятежного Демона или скованного великана, двойника Амирана и Мгера. Эти титанические образы также будили в душе читателей настроения, порождавшие протест против гнета феодально-крепостнического строя. Такие же величавые образы создавал поэт, проникаясь мотивами русского фольклора (Калашников). Лермонтов как народный поэт, каким назвал его еще Белинский, одинаково велик и в поэме "Беглец", и в стихотворениях "Казачья колыбельная песня" и "Бородино". Дворянин по происхождению, поэт смело ломал перегородки, отделявшие его от народа какой бы то ни было национальности, борясь с шовинистическими тенденциями аристократической и военной среды.
Поэзия Лермонтова пропитана духом интернационализма; он одинаково глубоко постигал фольклор русского народа ("Песня про купца Калашникова", гребенские мотивы), народов Кавказа ("Демон", "Мцыри", "Бэла" и др.) и Востока ("Три пальмы").
Высокому идейному уровню его творчества соответствует и замечательное художественное мастерство. Общеизвестно, какое громадное значение имело в развитии поэтического искусства использование фольклора Пушкиным, Некрасовым, Шевченко. Подобно им и другим великим поэтам народов СССР, Лермонтов, как художник слова, рос под благотворным воздействием народного устного творчества. Однако, беря многое из различных легенд, преданий и песен, он всегда проявлял глубокую самобытность; дух подражания, псевдонародности чужд ему как автору "Демона" или "Песни про купца Калашникова", горских или гребенских мотивов.
То, что было в фольклоре родственно ему, как достойному преемнику Пушкина, он подвергал тщательной творческой переработке, изменял сюжет, вводил новых действующих лиц, как мы видели, например, в сложной творческой ткани поэмы Демон.
В развитии фабулы, в обрисовке своих героев, в сценах описательного характера, в диалоге — Лермонтов является несравненным мастером; такие произведения, как "Бэла", "Мцыри", "Демон" или лирические стихотворения "Казачья колыбельная песня", "Сон", "Тамара", — обогащают сокровищницу не только русской, но и мировой литературы, а они в отношении основных образов и многих художественных деталей выросли на фольклорной почве, как и многие произведения Гете, Пушкина, О. Туманяна и И. Чавчавадзе.
Очень характерной чертой Лермонтова является глубокое уважение личности народного певца. Он часто упоминает о нем в своей лирике:
Так, перед праздною толпой
И с балалайкою народной
Сидит в тени певец простой
И бескорыстный, и свободный. (1829 г., I, 26).
Я долго был в чужой стране,
Дружин Днепра седой певец,
И вдруг пришло на мысли мне
К ним возвратиться наконец.
— с гуслями за спиной —
Былую песню заиграл...
Напрасно! — князь земли родной
Приказу ханскому внимал... (1830 г., I, 137).
Бывало, мерный звук твоих могучих слов
Воспламенял бойца для битвы. (1838 г., II, 42).
Народный певец возвеличен им в поэмах "Последний сын вольности", "Песня про купца Калашникова". То же мы наблюдаем и при чтении произведений Лермонтова с кавказской тематикой — в "Измаил-Бее", в "Ашик-Керибе". Автор очень часто наделяет своих героев любовью к пению: у него поют песни, полные глубокого значения, контрабандистка в "Тамани", Бэла, Казбич, Зара ("Измаил Бей"), Демон, Тамара (в поэме "Демон"), невеста Гаруна ("Беглец"), грузинка, которую встретил Мцыри, Хаджи Абрек и др.
Создавая замечательные типы в своих повестях и поэмах, искусно развивая действие, обычно очень сложное, быстро нарастающее и заканчивающееся драматической развязкой, поэт в совершенстве владеет и языком, проявляя в нем подлинную народность.
В поэме "Мцыри", описывая грузинскую девушку, шедшую с кувшином воды, автор говорит:
Стройна под ношею своей
Как тополь, царь ее полей! (III, 442).
В грузинской свадебной песне говорится, что "молодая должна быть стройна как тополь". Сравнение Лермонтова не случайно; оно выдержано в духе грузинской народной лирики.
В сказке "Ашик-Кериб" поэт широко пользуется словами и выражениями азербайджанского подлинника, но помимо этого он искусно вводит русские слова, соответству ющие складу народной речи — "оперся на посох странничий", "большой охотник до песельников" и др.
Приемы поэта в передаче народных мотивов разнообразны: песню Бэлы он приводит в кратком пересказе Максима Макси- мыча, песню Казбича — в стихотворной, рифмованной форме, песню контрабандистки в стихотворной форме, но без рифмы.
Очень искусно пользуется Лермонтов различными приемами, свойственными народной песне или сказу: повторением (троекратное обращение Терека к Каспию, Азамата — к Казбичу при разговоре о Карагезе), припевом ("Казачья колыбельная песня", "Много дев у нас в горах"), сравнениями ("Гарун бежал быстрее лани, быстрей чем заяц от орла"), гиперболизмом ("если же я лгу, то да будет шея моя тоньше волоска" — в сказке "Ашик-Кериб") и т. д.
В отношении виртуозности стиха Лермонтов является замечательным мастером. В "Казачьей колыбельной песне" поэт 7 раз повторяет припев "Баюшки-баю", причем каждый раз к этому припеву дает новую, не повторяющуюся рифму: твою, спою, бою, разошью, пролью, краю, свою. В ряде случаев поэт обращается к приему так называемого "кольца", начиная и заканчивая поэму или стихотворение одним и тем же образом: в "Ауле Бастунджи" ("Не знаешь ли аула Бастунджи?"), в песне Селима ("Месяц плывет и тих и спокоен"...).
Идейная и художественная ценность произведений Лермонтова, связанная с фольклором, еще при жизни самого поэта была признана Белинским. "Кавказ", по его словам, "взял полную дань с музы нашего поэта". Высказывания его о различных поэмах и стихотворениях, о повести "Бэла" мы уже приводили. Очень высокую оценку стихотворения Лермонтова "Сон" дал Чернышевский:
"Прекрасное есть проявление идеи в одном отдельном предмете: потому случайности — необходимое свойство прекрасного. Так, идея "предсмертные грезы любящего — мысли о том, что его милая теперь инстинктивно чувствует свою потерю, что тяжело и ей теперь", должна принять, переходя в область прекрасного, например, такую форму: "В полдневный зной, в долине Дагестана"... (далее цитируется все стихотворение). Здесь все, с начала до конца, облечено формою случайности: и положение обоих лиц, и время, и место, и все подробности. Прекрасное всегда является в подобном виде".
Произведения Лермонтова, навеянные в большей или меньшей степени кавказским фольклором, тесно связаны по идейной направленности, по содержанию с прочими его произведениями.
Герои кавказских поэм — "Каллы", "Аул Бастунджи", "Измаил-Бей" и др. — родственны героям поэм "Последний сын вольности", "Боярин Орша" или драмы "Маскарад", как люди сильные духом, свободолюбивые, но одинокие и глубоко несчастные. Богоборческие мотивы, вложенные в поэму "Демон", звучат также в поэме "Боярин Орша". Образ Демона имеет много сходного с образом Вадима (в повести из эпохи восстания Пугачева), Арбенина (в "Маскараде") и Печорина.
Произведения Лермонтова, в той или иной степени связанные с фольклором Кавказа, оказали большое воздействие на многих последующих русских писателей и писателей народов СССР
—50 гг. написал цикл стихотворений, преимущественно посвященных Грузии. Полонский, тоже живший на Кавказе, заинтересовался грузинскими, татарскими, персидскими песнями. В ряде стихотворений он рисует образ народного певца ("Сатар", "Старый сазандар"). Влияние Лермонтова заметно в поэме В. Зотова "Последний хеак" (СПБ, 1842 г.), изображающей быт натухай- цев и шапсугов. В этой поэме также есть упоминание о горском народном певце:
Вдали лежал
У входа в грот старик.
Седую Он гладя бороду поет,
И песню гор его родную
Родное эхо отдает.
Еще большее воздействие Лермонтова видно в стихотворениях и поэмах К. П. Белевича, служившего в 40-х гг., после смерти поэта, в Тенгинском полку. В своих произведениях "Чеченец Берсан", "Лезгин Али", "Дагестанка Буба" и других он обращается к мотивам горского фольклора. В большой степени сказалось влияние Лермонтова в кавказских произведениях Л. Толстого — от "Казаков" до "Хаджи Мурата" включительно. Живя на Кавказе, посещая те места, где ранее бывал Лермонтов (Пятигорск, Грозный, гребенские станицы, Тбилиси), Л. Толстой часто перечитывал стихи и прозу Лермонтова; изображая быт горцев и гребенцов, Толстой во многом исходил от идей и образов Лермонтова, которого он очень ценил. В одной записи 1854 г. он чрезвычайно тепло отзывался о Лермонтове: "Я нашел начало Измаил-Бея весьма хорошим. Может быть, это показалось мне более потому, что я начинаю любить Кавказ хотя посмертной, но сильной любовью. Действительно хорош этот край дикий, в котором так странно и поэтически соединяются две самые противоположные вещи: война и свобода". Толстой немно- н го учился чеченскому языку и записал некоторые песни на этом языке, с помощью русских букв. В повесть "Хаджи Мурат" он внес несколько горских песен (чеченских и дагестанских).
Под воздействием Лермонтова Некрасов написал знаменитую пародию "Колыбельная песня" (1846 г.), вызвавшую резкие отзывы реакционной печати и цензоров, так как автор остроумно и зло осмеивал бюрократический строй.
Н. Г. Чернышевский в предпоследнюю главу романа "Что делать?" внес цитаты из кавказских произведений Лермонтова: из песни Казбича ("Много красавиц в аулах у нас"), из "Черкесской песни" ("Измаил-Бей") и из "Песни Селима" ("Измаил- Бей"; эта же песня впоследствии была перенесена Лермонтовым в поэму "Беглец"); он противопоставляет сентиментальным романсам мужественные горские песни о воле, о борьбе за свободу. Автор отмечает, что когда дама в трауре начала петь романс "Стонет сизый голубочек", то старалась "выводить ноты как можно визгливее", вызывая смех молодежи; затем, обращаясь к слушателям, она сказала: "Не выходит — и прекрасно, что не выходит, это не должно выходить — выйдет другое, получше", и она запела сильным, пышным контральто песню Казбича про "молодецкую волю", добавив припев из "Черкесской песни":
Не женися, молодец,
Слушайся меня!
Затем, исполняя песню Селима ("Месяц плывет"), описывающую отправление на бой джигита, которого любимая девушка напутствует словами:
— Мой милый, смелее
Вверяйся ты року —
дама в трауре, говоря тем же "эзоповским" языком, обратилась к молодежи со словами: "В таких можно влюбляться, на таких можно жениться".
Очень знаменательно, что известный писатель Омулевский в романе "Шаг за шагом" (1870 г.) таким же образом использует цитату из Лермонтова ("Черкесская песня" в "Измаил-Бее", придавая ей иносказательный смысл. В беседе с Христиной Казимировной Жилинской герой романа Светлов, один из представителей передовой молодежи 60-х гг., говорит, что он никогда не женится; на вопрос "отчего?" он отвечает: "Оттого"... и задумчиво продекламировал:
На те деньги, молодец,
Ты купи коня.
Некоторые из кавказских мифов и преданий, близких к лермонтовскому творчеству, нашли отражение в художественной прозе — в кавказских легендах Всеволода Соловьева "Старый Гуд" и "Бессо-безумный" и В. Светлова "Старый Гуд" и "Ночи Тамары". В "Старом Гуде" Светлов дает обработку легенды о горном духе, а в "Ночах Тамары" излагаются сказания о царице Тамаре, обитательнице Дарьяльского замка; в этой легенде автор использует грузинские народные предания и балладу Лермонтова "Тамара". Влияние Лермонтова бросается в глаза:
"В узкой теснине Дарьяла, на высокой, почти неприступной скале, высится замок Тамары. Затерянный в скалистых горах, он стоит одинок и мрачен"... Путник видит освещенное окно. "И слышит он страстную песню томной и жгучей любви. У ворот замка путника встречают часовые, во дворе — евнух. Происходит пиршество, а под утро евнухи бросают полумертвое тело жертвы из замка; Терек с воем уносит его, а из окна смотрит Тамара, смеется, и звучат ее злобные речи.
Отзвуки лермонтовского "Демона" заметны в драматической поэме К. К. Случевского "Элоа", в стихотворении А. Блока "Демон" (1910 г.).
Ю. Веселовский в статье "Русское влияние в современной армянской литературе" (Москва, 1909 г.) приводит много примеров отзвуков лермонтовских мотивов в творчестве армянских классиков. Лермонтов был одним из наиболее любимых авторов О. Туманяна, которому особенно нравились: начало второй строфы 1-й части поэмы "Измаил-Бей" ("Как я люблю, Кавказ мой величавый") и посвящение к поэме "Демон" ("Тебе, Кавказ, суровый царь земли"); влияние Лермонтова видно в поэме Туманяна "Отверженный закон". Другой выдающийся армянский поэт, А. Исаакян, говорил: "Я не могу не признаться, что, еще начиная с детских лет, любимым поэтом моим был возвышенный, как Казбек, и глубокий, словно Дарьял, Лермонтов, творчеством которого часто вдохновлялся, а именно его лирическими стихотворениями, "Демоном" и "Мцыри" и особенно "Песней про купца Калашникова".
Лермонтовым очень интересовались грузинские классики Н. Бараташвили и И. Чавчавадзе, осетинский народный поэт К. Хетагуров, посвятивший ему два глубоко прочувствованных стихотворения, из которых одно было прочитано автором при открытии Лермонтову памятника в Пятигорске в 1889 году Созвучные Лермонтову места имеются в поэмах Коста "Фатима" и "Плачущая скала". Большое воздействие оказал Лермонтов на азербайджанского поэта Аббаса Сиххота, на татарских поэтов — Дердеменда, "Колыбельная песня" которого сходна с лермонтовской "Казачьей колыбельной песней", и А. Тукая; последний был глубоким почитателем Лермонтова.
Многие произведения Лермонтова с кавказскими мотивами переводились на языки — украинский, грузинский, армянский, азербайджанский, татарский и др.
По поводу 60-летия со дня смерти Лермонтова армянская газета "Мшак" писала:
"Лермонтов пользуется особой симпатией на Кавказе. Он любим в нашей стране потому, что значительная часть его творчества отражает кавказскую природу и жизнь его народов. Его прославившаяся поэма "Демон", его "Герой нашего времени", его "Мцыри", его "Хаджи Абрек" и другие стихотворения сделали имя Лермонтова на Кавказе народным, неизгладимо закрепили его память в сердцах кавказцев. Лермонтов — поэт Кавказа, и кавказцы будут помнить его вечно".
Лермонтовские мотивы, связанные с фольклором Кавказа, привлекали внимание многих композиторов, например: "Сон" ("Балакирев), "Грузинская песня" (Ладыженский), "Казачья колыбельная песня" (Гречанинов, Направник, Ребиков, Черепнин и другие — более 20 мелодий), "Тамара" (Балакирев, Направник), "Песня Селима" из поэмы "Измаил-Бей" (Римский-Корсаков, Акименко, Балакирев), "Мцыри" (Сенилов, симфоническая поэма), "Хаджи Абрек" (оперы Рубинштейна и Траилина), "Демон" (оперы Рубинштейна и Фитингоф-Шелля) и др.
Сочинения Лермонтова иллюстрировали Зичи ("Демон"), Врубель ("Измаил-Бей", "Демон"), А. Эберлинг ("Демон") и другие русские художники.
Многие дореволюционные критики, неправильно освещая поэзию Лермонтова, называли его крайним пессимистом, певцом личных страданий. Между тем в творчестве Лермонтова очень много мотивов жизнерадостных, зиждительных, поднимающих у читателя настроение бодрости. Немало таких мотивов в произведениях, имеющих связь с кавказским фольклором — "Мцыри", "Ашик-Кериб", многие места "Измаил-Бея" ("Черкесская песня", "Песня Селима"), песня Казбича, песня контрабандистки. Еще Белинский высказал замечательные слова, передавая свои впечатления о беседе с Лермонтовым, состоявшейся в 1840 г.
— Я с ним спорил, и мне отрадно было видеть в его рассуждении, охлажденном и озлобленном взгляде на жизнь и людей семена глубокой веры в достоинства того и другого. Я это сказал ему — он улыбнулся и сказал: "дай Бог!"
Такие мотивы лермонтовской поэзии дороги советскому читателю. Должную оценку великий поэт получил только при советской власти. Он был гоним при жизни, подобно Пушкину и многим другим передовым писателям дооктябрьской поры; его произведения уродовались цензурой; его драгоценные рукописи затеривались.
В наше время имя Лермонтова чтится во всей нашей стране наравне с именами Шевченко, Руставели, И. Чавчавадзе и других замечательных поэтов братских народов СССР. Его произведения переводятся у нас на многочисленные языки, в частности на языки тех народов, которые в дооктябрьскую пору даже не имели письменности.
Усилиями советских ученых обнаружены новые тексты Лермонтова ("Кавказец" и другие), новые его рукописи (последний вариант "Демона" и другие); документированы многие факты из биографии и литературной деятельности поэта, в частности о его пребывании на Кавказе, о его отношении к фольклору горских народов.
Лермонтов был одним из любимых классиков В. И. Ленина. "Я привезла с собою в Сибирь, — рассказывает Н. К. Крупская, — Пушкина, Лермонтова, Некрасова. Владимир Ильич положил их около своей кровати, рядом с Гегелем, и перечитывал их по вечерам вновь и вновь".
Лермонтов близок советским писателям. Очень высоко ценил его М. Горький, ознакомившийся с его произведениями еще в юности. В повести "В людях" великий пролетарский писатель нарисовал яркую картину сильнейшего воздействия поэмы "Демон" на читателей-рабочих. "Я почувствовал, — говорит он, — силу поэзии, ее могучее влияние на людей". Когда он читал эту поэму рабочим, они слушали его с затаенным дыханием. "Поэма волновала меня мучительно и сладко, у меня срывался голос, я плохо видел строки стихов, слезы навертывались на глаза. Но еще более волновало глухое, осторожное движение в мастерской, вся она тяжело ворочалась, и точно магнит тянул людей ко мне. Когда я кончил первую часть, почти все стояли вокруг стола, тесно прислонившись друг к другу, обнявшись, хмурясь и улыбаясь.
— Читай, читай, — сказал Жихарев, наклоняя мою голову над книгой".
У Лермонтова, указывал М. Горький, начинают громко звучат ноты, почти незаметные у Пушкина, — это жадное желание дела, активное вмешательство в жизнь: "Жажда дела, тоска сильного человека, который не находит почвы для приложения своих сил, — была вообще свойственна людям тех годов".
"Если вы позволите, — писал он поэту-самоучке С. Е. Ганьшину, — я бы рекомендовал вам внимательно прочитать старых русских поэтов — Пушкина, Лермонтова, Фета и Полонского, они бы очень помогли вам понять, что такое форма стиха, музыка слова. Чтобы хорошо писать, — надо хорошо знать свой родной язык".
В творчестве советских поэтов много отзвуков кавказских мотивов Лермонтова. Упомянем о стихотворениях Б. Пастернака — "Приходил по ночам в синеве ледника от Тамары" (посвящение к первой книге стихов), о поэме Н. Тихонова "В дороге" (образ Мцыри). Особенно же близок был Лермонтов В. Маяковскому, являющемуся, как сказал товарищ Сталин, "лучшим, талантливейшим поэтом нашей страны". Лермонтовские образы царицы Тамары, Демона и Тамары встречаем у него в стихотворении "Владикавказ — Тифлис", "Тамара и Демон", в поэме "Человек". Устанавливая преемственность своего творчества с лермонтовским, Маяковский говорит: "Мы общей лирики лента" ("Тамара и Демон").
В стихах поэтов народов СССР часто встречаем имя Лермонтова или упоминание о его образах.
В стихотворении "Арба и авто" грузинский поэт-орденоносец Г. Табидзе говорит о том, как изменились места, некогда описанные русским великим поэтом:
Дарьяльским ущельем
несется авто.
И горы синеют,
и Терек во мгле,
видна на скале.
Когда-то тесниной
в ландо проезжал
с конвоем и свитой
и дамы манерные
ехали с ним
восторженно млеть
под Казбеком седым.
трудом занято,
и мчится Дарьялом
советский авто.
Навстречу шоферу
крича, чтоб машина
замедлила ход.
Аробщик упрямится,
входит он в раж:
"Арба моя —
лучший в горах экипаж.
Люблю я родную
старуху свою.
Горами я еду
Она не изменит
дороге витой...
Не может сравниться
с арбою авто!"
на ту воркотню!
"Старик, свороти,
а не то... отгоню!"
И снова порхает
автомобиль.
Хребет лиловеет,
умолкла река,
уже далека...
Другой известный грузинский поэт, С. Чиковани, описывая Казбек, тоже вспоминает Лермонтова и созданные им образы:
... И разбитый, жадный Демон,
Перья крыльев разроняв,
Соблазнять пришел меня.
Скалы движутся в тумане
Голос Демона затих,
Движусь в демонском обмане
... Иль это Лермонтов спешит?
И тучи, в полночи гремя,
Ползут и бьются щит о шит.
Крылатый ветер.
— кинжал —
Казбек исчез, и дух сбежал...
"Кавказский пленник" и "Мцыри". В стихотворении "Грузинка", воспевая любимую девушку по имени Тамара, он вспоминает русского поэта и его балладу:
Бывало — поздний луч луны на плитах стен блеснет,
Тамара сбрасывала труп в седую пену вод.
Тела ее безмолвных жертв могучий Терек мчал.
Сверкали бранные мечи.
И по камням горы
Текли кровавые ключи
И северной земли поэт,
Бродя в чужих краях,
Властительницу древних лет
Воспел в своих стихах.
И людям песню о тебе на берегах поют.
И много в Грузии твоей других Тамар найдешь,
Но ты — не та "Тамар", и я на жертву не похож.
М. Рагим в другом стихотворении указывает, что Лермонтов близок ему, как родной поэт:
Для меня твои песни — сокровищ клад.
Ты возвысился, как величавый Эльбрус,
Я тебя полюбил в лучезарные дни,
Я хочу, чтоб тебя полюбили навек
В той стране, где родился могучий Бабек.
Я по мыслям тебе и по чувствам брат,
Для меня твои песни — сокровищ клад.
"Измаил-Бей", в сказке "Ашик-Кериб"; эта сказка, при всей своей фантастичности, содержит в себе много реалистических элементов; некоторые эпизоды из жизни ашика глубоко правдивы. Когда герой сказки был в Халафе, один паша, большой охотник до пения, случайно услышав Ашик-Кериба, велел привести его к себе. Тот с достоинством сказал: "Я человек вольный, странник из города Тифлиза, — говорит Ашик-Кериб, — хочу — пойду, хочу — нет; как, когда придется, — и ваш паша мне не начальник". Его принудили пойти силою.
Жизнь народных певцов тогда, при Лермонтове, была трудна, горька, и сам поэт находился под опалой, был гоним.
При советской власти народный певец, какой бы он ни был национальности, высоко чтится. Многие ашуги, акыны — являются у нас людьми, которых чтит вся страна; их выдающиеся заслуги наше правительство отметило присуждением высших наград. Имена Сулеймана Стальского, Джамбула — необычайно популярны в СССР; их песни изучаются в школах наряду со стихами поэтов-классиков. В условиях, созданных ленинскосталинской национальной политикой, пышно цветет фольклор всех братских народов, обогащаясь новыми мотивами о наших вождях, о знатных людях нашей прекрасной, цветущей родины. Бережно собираются и изучаются лучшие образцы народного творчества, созданные даже в глубокой древности. Так же торжественно, всенародно, как юбилеи Руставели, Пушкина, Шевченко и других классиков, отмечаются у нас многовековые даты величественных народных эпопей, подобных "Давиду Сасунскому" и "Джангару".
Фольклор и литература у всех народов развивались в тесной взаимосвязи. Глубоко интересуясь сокровищами народного поэтического творчества Кавказа, Лермонтов обогатил русскую литературу высокохудожественными, бессмертными произведениями; его пламенные идеи протеста против гнета самодержавия, против шовинистической политики царизма, против закоснелых адатов, его страстные речи, направленные в защиту личности народного певца, бесправной горянки, — имели в дооктябрьскую пору громадное революционное значение и оказали, в свою очередь, благотворное воздействие на творчество не только русских поэтов, но и поэтов различных других национальностей. Разве не знаменательно, что он был одним из любимых поэтов Шевченко, О. Туманяна, И. Чавчавадзе, К. Хетагу- рова, А. Тукая, Куратова и других замечательных поэтов различных народов нашей страны?
Находясь в ссылке, Шевченко писал одному из друзей, подразумевая Лермонтова:
Поэта нашего... На волю
Мне этим двери отворил!
Спасибо, друг мой! Почитаю
Хотя немного... Оживу...
"Кавказ", призывая их бороться, добиваться желанной свободы. Поэт скорбел о том, что кавказские горы "засеяны горем, кровью облиты", что у гор- ца-бедняка только и есть, что "чурек и сакля". Эти мысли Шевченко близки к тем, какие высказал устами одного из своих героев Лермонтов; Измаил-Бей, обращаясь к русскому офицеру, с негодованием говорит:
За что завистливой рукой
Вы возмутили нашу долю?
За то, что бедны мы, и волю
Какою грубостью своей
Простой народ тебя обидел? (III, 227).
Шло время, но пока держался старый строй, положение горских народов не изменялось к лучшему; народный поэт Осетии Коста Хетагуров писал скорбные, гневные строки:
Цепью железной вам тело сковали,
Край наш поруган, и горы отняли,
Всех нас позорят и розгами бьют.
То, что вызывало такой горячий протест со стороны лучших поэтов прошлого времени, рухнуло навсегда после великой Октябрьской социалистической революции. Раскрепощенные на- о роды Кавказа, совместно с другими братскими народами СССР, одерживают теперь блестящие победы и на хозяйственном, и на Ч культурном фронте. И в горах звучат теперь иные песни. Украинский поэт П. Усенко в стихотворении "Песня горцев" говорит: Расскажите мне по правде,
Что за песня над горами?
И над краем поднимали,
Как выходят к небу горы,
В высоту, в долин просторы.
И не умолкала песня,
Нет, она опять звучала.
Песня гор и песня гордев,
Шла к сердцам, к ущельям милым,
С кругом золотого солнца
Молодая песня горцев.
Незнакомое мне слово
В этом крае незнакомом —
Я тебя встречаю снова,
Эти песни в горной теми
Мне еще роднее стали.
Я пою,
Пою со всеми —
Мудрость века в той поэме.
Неузнаваемыми стали и места, некогда воспетые Лермонтовым. Мимо руин "замка царицы Тамары" вихрем проносятся автомобили, проходят группы экскурсантов, направляющихся в солнечную Грузию со всех концов страны.
У подножья горы, —
Там, где сливаяся шумят,
Струи Арагвы и Куры, —
теперь создана мощная плотина, над которой возвышается статуя В. И. Ленина. Прежние крепости Владикавказ и Грозный — превратились в цветущие столицы Северо-Осетинской и Чечено-Ингушской АССР. Вершина величественного Казбека, которая, по местным народным поверьям, когда-то была недоступной, так как она охранялась "богиней вьюг", о чем слышал и Лермонтов, — теперь ежегодно успешно штурмуется не только опытными альпинистами, но и смелой молодежью из среды рабочих и учащихся. В стихотворении, обращенном к памятнику Лермонтова, К. Хетагуров говорил, что наступит пора "желанной свободы", когда его отчизна свободно войдет "в храм науки святой", научится "быть готовой на бой за великое, честное дело!" Эти мечты сбылись. Там, где в эпоху Лермонтова надо было ездить с "оказией", т. е. под прикрытием вооруженных отрядов, передвигаясь медленно, верст по 10-15 в день, — теперь пролегли великолепные шоссейные дороги, вдоль которых без конца тянутся богатые колхозные поля горцев и казаков; там кипит дружная творческая работа, слышатся радостные песни.
Эти картины отражаются и в стихах, посвященных памяти Лермонтова накануне его юбилея:
... Кругом картины уж иные:
Твоя "немытая Россия"
Теперь проходят пред тобой!
Теперь цветут ее народы,
И гор роскошная природа,
И под знаменами свободы
Твоя любимая страна.
Летя сквозь горные отроги,
Кругом проложены дороги,
Бежит целебная вода.
Цветет Кавказ твой величавый,
Впитавший пролитую кровь,
Так вечною сияет славой
К тебе народная любовь.
В настоящее время крайне интересно отметить, как прошла столетняя годовщина со дня рождения Лермонтова — в июле 1914 года. Сложившаяся тогда общественно-политическая обстановка была очень неблагоприятна для юбилейных торжеств. Наступал канун империалистической войны. Правящие сферы и реакционная общественность очень неприязненно относились к памяти Лермонтова, с которым у царизма были старые счеты.
В печати сообщалось, что готовится просмотр произведений поэта, так как у духовной цензуры вызвали недовольство стихи из "Демона", в которых говорилось, что бог "занят небом, не землей". В одном из циркуляров по Смоленской губернии предписывалось педагогам указывать, что причиной дуэли Лермонтова послужил его собственный "злой, желчный и придирчивый характер". Подписка на памятник, сооружавшийся в Пензе, производилась по-казенному; в некоторых городах земские собрания отклоняли ассигнования или, ради формы, отпускали по несколько рублей или и того меньше.
в угоду властям.
Выдающийся армянский поэт О. Туманян, большой почитатель и переводчик Лермонтова, посвятил ему в те дни статью, в которой с горечью говорил:
"Война помешала отпраздновать светлое событие, которое должно было вызвать ликование, взволновать миллионы сердец, полных благодарных и глубоких чувств, всех народов и племен от края до края России.
Торжество отложено. Но умолчать об этом дне нельзя, и меня сегодня охватывает глубокая грусть.
Я думаю о том, как не вовремя наступило столетие со дня рождения Лермонтова, так же, как не вовремя он родился сто лет назад".
"Когда мы сможем отпраздновать столетие со дня рождения Лермонтова, мы, кавказцы, проведем этот день не только как праздник в честь великою русского поэта, которому, как и всей русской литературе, мы многим обязаны, но и как праздник в честь поэта, дух которого нам близок, который является приемным сыном нашей общей матери — Кавказа, еще с детства мечтавшим о кавказском небе и его синих горах".
О том же скорбел в свое время и К. Хетагуров, который, обращаясь к родине, говорил:
Не умрет, не поблекнет в тебе уж тогда
Его образ задумчивый, гордый,
Его лиры могучей аккорды.
Возлюби же его, как изгнанник-поэт
Возлюбил твои мрачные скалы,
И почти, как святыню, предсмертный привет
(1889 г.).
Заветные желания лучших людей осуществились при советской власти. Вся наша страна готовится торжественно, всенародно отметить славный юбилей одного из величайших наших писателей, — так рано погибшего, так преследовавшегося и при жизни и в последующие годы, пока держался старый строй. Живейшее участие в проведении этого замечательного праздника принимают народы Кавказа, жизнью и культурой которых так глубоко, на протяжении всей творческой деятельности интересовался Лермонтов. Для него, по его собственному признанию, Кавказ был как бы второй родиной:
От юных лет к тебе мечты мои
Прикованы судьбою неизбежной,
—
Я сердцем твой, всегда и всюду твой. (III, 530).
Из области богатейшего, многонационального творчества кавказских народов поэт почерпнул немало близких его мятежной, свободолюбивой душе идей и образов; вдохновившись ими, он создал замечательные произведения, являющиеся гордостью русской литературы и народов СССР. Они только теперь получили достойную их оценку, они волнуют нас глубиной вложенных в них мыслей и чувств, насыщенностью действием, яркостью картин, непревзойденной музыкальностью стиха.
— имя его доходило до народа; его стихи через изустную передачу, через дешевые песенники проникали в народ и бытовали наряду с чисто фольклорными песнями. Такие его стихотворения, как "Казачья колыбельная песня" и "Сон", издавна пелись в гребенских станицах вместе с другими излюбленными на Тереке литературными песнями Пушкина — "Черкесская песня" ("В реке бежит гремучий вал") и Гребенки ("Поехал далеко казак на чужбину"). В памяти каза- ков-старожилов еще накануне 100-летия со дня рождения Лермонтова сохранялись рассказы о пребывании великого поэта в станице Червленной, о написании там "Казачьей колыбельной песни" и о встрече его с Дунькой Догадихой.
О том, что лермонтовские песни были популярны среди гре- бенских казаков, сообщалось в печати в ближайшие после смерти поэта годы. Один из путешественников, побывавший на Северном Кавказе в 1851 г., сообщал в своих записках:
"А линейная казачка, в виду угрюмых гор Кавказа, под шумный плеск сердитого Терека, за колючим плетнем и за рогатками в своей избе, качая первенца, поет: "По камням струится Терек"...
В горской среде сохранилось предание о знакомстве поэта с шапсугским наездником (братом Казбича Шеретлукова), который сообщил ему сюжет для поэмы "Хаджи Абрек".
Но пока существовал старый строй, широкого общения народных масс с поэзией Лермонтова, достойной оценки его заслуг и перед русским народом, и перед народами Кавказа не могло быть.
Лишь в наши дни, дни расцвета культуры национальной по форме и социалистической по содержанию, вдохновенные произведения Лермонтова, высоко гуманные, проникнутые то "горечью и злостью", то глубокой задушевностью и бодростью, звучат как родные во всех уголках нашей необъятной цветущей страны.