XIV
В 1932 году ”Домик” частично рестраврировали. При этом выяснилось... впрочем, подробнее всего о том, что выяснилось, сказано в акте о произведенной реставрации. Он датирован 10 апреля 1932 года.
”При снятии штукатурки оказалось, что под дранью, на которую сделана последняя, сохранились еще в некоторых местах значительные куски бумаги, а в некоторых местах дерево смазано раствором мела и глины. Последнее еще раз подтверждает, что стены домика не переделывались, а остались те самые, которые составляли жилище поэта в 1841 году”.
Вспомним описание ”Домика”, сделанное Мартьяновым: ’’Низкие приземистые комнаты, стены которых оклеены не обоями, но простой бумагой, окрашенной домашними средствами...” И далее: ”В приемной бумага на стенах окрашена была мелом и потолок выбелен тоже мелом...”
”Домика” — молчаливые свидетели жизни Лермонтова — сохранились до наших дней! В этом смысле реставрация 1932 года принесла ценнейшие результаты.
Внешне ”Домику” был придан приблизительно тот вид, какой он имел до переделок: был убран железный навес над входной дверью, укорочен коридор, изменен размер окошка в бывшей буфетной. Вместо двухстворчатой входной двери была навешена одпопольная. Но зато внутри ”Домика” были сделаны нарушения его первоначального вида: заложена дверь из кабинета Лермонтова в спальню Столыпина и открыты двери из кабинета Лермонтова и Столыпина в пятую — позднейшей пристройки комнату. Самое же главное, что сделало ”Домик” очень похожим на ранний фотоснимок 1877 года, было в том, что стены его обмазали глиной и побелили. Снесена была, наконец, беседка в саду, которая вызывала так много вопросов у посетителей и нареканий со стороны печати. Еще одно удалось сделать директору ”Домика” С. Д. Короткову: он добился перевода музея на краевой бюджет, а это значительно улучшало материальное положение ”Домика” и поднимало его значение.
Остановиться бы тогдашнему директору музея Короткову на этом. Не были бы воспоминания о нем омрачены его дальнейшей деятельностью. Но ему, видимо, захотелось сделать свой ”вклад” в лермонтоведение. Однако, прежде чем говорить об этом ”вкладе”, необходимо хотя бы вкратце познакомить читателя с его творцом. Достаточно живое представление о Короткове дает выписка из докладной записки научной сотрудницы музея У-вой на имя музейного отдела Наркомпроса и один из приказов по ”Домику Лермонтова”.
в Ленинграде. Выслушав ее, директор хитро прищурился и спросил: ”А ты скажи по правде — грамоте- то знаешь?” — и пояснил при этом, что ”грамота-то, видишь, какая, слово-то, думаешь, пишется так, а оно совсем иначе...”
У-ва была принята в музей, но вскоре же заслужила выговор. За что? Вот приказ по ”Домику Лермонтова” за № 6 от 9 марта 1936 года:
’’Принимая во внимание, что тов. У-ва в кратковременной своей работе уже допустила целый ряд недопустимых поступков, а именно: 1) У-ва носит в ушах серьги, а когда выходит в музей для дачи объяснений экскурсиям, среди экскурсантов нередко находятся тт., которые отрицательно относятся к этому наряду прошлого, этому обычаю дикарей. Я поставил перед У-вой вопрос так, чтобы она в музей больше с серьгами в ушах не заходила, но она до сего времени продолжает грубо не выполнять моего распоряжения. 2) Когда приходят большие экскурсии, некоторые экскурсанты проявляют желание пройти в музей без билетов, но т. У-ва упорно не выходит из канцелярии, а за последнее время на просьбы культурника старалась делать вид, что ей идти не хочется. Обобщая все вышеизложенное, нахожу, что все вышеперечисленные факты не могут быть терпимы в советском учреждении и в качестве воздействия на У-ву объявляю ей выговор”.
Пребывание Короткова в течение нескольких лет на посту директора Лермонтовского музея можно объяснить лишь недостатком в то время квалифицированных кадров музейных работников. Но как бы то ни было, а Коротков ’деятельно” трудился. Соответственно своему культурному уровню он построил и новую экспозицию в ’Домике”. То, что было сделано его предшественницей — директором Н. И. Логазидзе, — сделано с такой любовью и огромным напряжением, — Коротков беспощадно уничтожал. Новая экспозиция состояла главным образом из текстов, иногда не имеющих никакого отношения к Лермонтову. Появились опять веши ”княжны Мери” (все те же трюмо и диван!), был установлен ’’камень с могилы Лермонтова” в виде какой-то глыбы полуметровой высоты, грубо обтесанной наверху наподобие крышки гроба.29
” Песне о купце Калашникове” с надписью: ”Так отрубали голову по приказу царей”. А так как под этой фотографией стоял бюст Лермонтова, то получилось, что ”так” отрубили голову поэту.
Эту, хотя бы и самую краткую, характеристику музейной экспозиции того времени, быть может, и не стоило бы давать, но выдвинутая Коротковым сенсационная версия об убийстве Лермонтова, всплывшая совсем недавно на страницах печати, обязывает дать некоторое представление о ее авторе.
По версии Короткова, в Лермонтова на дуэли попала пуля не Мартынова, а какого-то наемного убийпы, который прятался под кустом и выстрелил одновременно с Мартыновым. Версия эта была основана на том, что пуля, ”попав в правый бок ниже последнего ребра”, затем резко отклонилась в сторону и ”вышла между пятым и шестым ребром левой стороны”, как сказано в акте освидетельствования тела Лермонтова. Значит, решил Коротков, убийца стрелял снизу...
”Домика Лермонтова” и теперь хранится чертеж места дуэли с изображением человеческого скелета и хода пули от последнего ребра справа к левой стороне — ”творчество” Короткова. Трактовке Короткова кое-кто поверил, и рассказ о том, ”кто убил Лермонтова”, даже попал на страницы ”Комсомоль- ской правды”.
”за вульгарную версию убийства Лермонтова”. После него в стенах ”Домика” эта версия, разумеется, не воскресала. Со временем о ней забыли. Но, как оказывается, не навсегда...
В 1957 году ее раскопал и пустил в оборот В. А. Швембергер. Созданная Институтом русской литературы Академии наук СССР авторитетная комиссия разъяснила, что обнародованная Швембергером в журнале ”Литературный Киргизстан” версия не заслуживает серьезного внимания. Однако спустя еще пять лет легенда снова появилась, на этот раз в пяти газетах. И никому при этом не пришло в голову, что легенда сочинена в ”Доми- ке Лермонтова” невежественным человеком, пожелавшим увековечить свое имя в лермонтоведении и что вначале на нее, на эту легенду, смотрели просто как на курьез, не придавая ей никакого значения...
В 1936 году руководство в музее сменилось. Но в ”Домике” еще оставалась коротковская экспозиция.
Примечания
29”экспонат” узнали в 1938 году каменщики, поправлявшие в саду музея стены. Они рассказали, что каменная глыба была в 1935 году по заказу директора привезена в ”Домик” из старой заброшенной каменоломни.