IX
В день сорокалетия гибели Лермонтова, 15 июля 1881 года, в Пятигорске впервые состоялось чествование памяти поэта. Для этого был организован специальный комитет.
Местное духовенство в лице Эрастова отказалось служить панихиду, но с разрешения ставропольского архиерея ее все-таки отслужили в соборе.
Было народное гулянье. Музыка. Иллюминация. Фейерверки. Концерт. Речи, стихи.
”День 15 июля останется навсегда светлым событием истекшего курса”, — писал в отчете за 1881 год арендатор Кавказских Минеральных Вод А. М. Байков.
Но ”Домика” не коснулась программа торжеств, выполненная, как гласит отчет устроителей праздника, самым блестящим образом. Посетить его в этот день никто не догадался.
Профессор В. С. Богословский в книге ’’Пятигорские и с ними смежные воды” сообщал, что в 1881 году на ”Домике” была установлена доска с надписью: ’’Здесь жил поэт М. Ю. Лермонтов, родившийся 2-го окт. 1814г. и убитый на дуэли в Пятигорске 15-го июля 1841 г.” Значит, по мнению автора, не забыли, вспомнили. Увы! Забыли и не вспомнили. И не было в 1881 году на ”Домике” такой доски.
11 марта 1884 года была совершена купчая на продажу Николаем Васильевичем Чиляевым полученной им в наследство усадьбы. Купил ее за 4 тысячи рублей житель Бердянска коллежский секретарь Вейштордт.
В этом же году исполнялось 70 лет со дня рождения Лермонтова. В связи с такой знаменательной датой почему-то никто не догадался поднять вопрос о покупке усадьбы городом или Управлением Кавказских Минеральных Вод. А требовалась ничтожная сумма.
Вспомнил о ”Домике” драматург А. Н. Островский. Он прислал в Пятигорскую городскую управу мраморную доску с таким текстом:
Дом,
в котором жил
М. Ю. Лермонтов
1837—1841
Островский просил укрепить ее на том здании, которое служило последним земным приютом великого поэта.
5 августа 1884 года доска была прибита на стене ”Домика”.
Специальная комиссия, созданная городским самоуправлением, разослала в небольшом количестве приглашения на это торжество. Тем не менее народу во дворе собралось множество. В числе приглашенных были Э. А. Шан-Гирей и ее дочь, Евгения Акимовна.
Несмотря на ошибку в датах пребывания Лермонтова в ”Домике” (как известно, поэт жил там в 1841 году два месяца), доска с этим текстом сохранилась на ”Домике” до его полной реставрации.
Новый владелец огородил усадьбу каменной стеной (до этого владения, принадлежавшие когда-то Уманову, не были отгорожены одно от другого). Затем принялся за перестройку флигеля.
Он снял с окон наружные ставни, переделал окна, пристроил пятую комнату и продолжал ряд работ внутри флигеля. Этим изменениям никто не препятствовал...
”Почитателям Лермонтова, пожелавшим осмотреть квартиру поэта, приходится выслушивать грубые замечания прислуги”, — пишет он.
Профессор сожалеет, что город не оставил за собой в первоначальном виде этот ’’вещественный памятник”.
В путеводителях по Кавказским Минеральным Водам, издававшихся в 80-х годах, неизменно, хотя и кратко, упоминалось о ”Домике”. Казалось бы, теперь он хорошо известен, и найти его легко. Однако это было все же не так.
В 1886 году писательница Е. С. Некрасова захотела побывать в ”Домике”. На розыски его ей пришлось потратить почти целый день, так как никто из жителей Пятигорска, так же как и в 1852 году Мельницкому, не мог указать, где находится этот памятник русской культуры.
— Где жил Лермонтов? — спросила Некрасова извозчика.
— Вот этого уж не знаю. Да кто ж его знает? Мало ли тут жило таких удальцов, что стрелялись? Много! Всех не упомнишь, где жили.
Но и другие жители города знали о квартире Лермонтова не больше извозчика.
”К кому я ни обращалась, кого ни спрашивала — никто не мог дать никаких сведений, — рассказывала Некрасова на страницах ’’Русской Старины”. — Каждый спокойно отвечал: ”не знаю”, как будто в этом ”не знаю” не заключалось ничего постыдного... Что делать? Неужели так и уехать отсюда, не сумевши отыскать в этом крошечном, чуть не наперсточном городишке домик Лермонтова? Я остановилась в раздумье.
Мимо шел жандарм.
Заранее предугадывая равнодушное ”не знаю”, я все же остановила его неизменным вопросом. Но... жандарм знал!”
”не случилось дома нашего старого жандарма! Он еще при Лермонтове здесь жил. Он бы сумел кое-что порассказать о нем”.
Как знаменательно это для царской России!
”С благодарностью и любовью, как на что-то близкое, дорогое, смотрела я на этот домик, теперь затерянный и забытый”, — грустно закончила свой рассказ Некрасова о поисках ”Домика”.
... В путеводителе 1887 года, изданном Управлением Кавказских Минеральных Вод, написано, что на Нагорном бульваре (так раньше называлась Лермонтовская улица) у Вейштордта сдается дом с двумя комнатами по 60 руб. в месяц.
В путеводителе 1888 года в справочном отделе среди памятников Пятигорска указан ”Дом, в котором жил М. Ю. Лермонтов”.
— открытием памятника Лермонтову.
Вот как описывали газеты это торжество:
”В этот день Пятигорск принял праздничный вид. С утра народ в нарядных костюмах стал собираться к собору и скверу, где сооружен памятник. Открытие памятника состоялось по программе, заранее объявленной в Пятигорске для общего сведения. По окончании в соборе заупокойной литургии и торжественной панихиды все присутствовавшие в храме... направились к памятнику. К процессии присоединились прибывшие депутации от войск, учреждений и обществ с венками”.
”... Съезд к торжеству был очень велик: накануне было роздано свыше 1500 билетов в сквер, приехавшие позже уже не могли достать билеты. В числе прибывших находилось несколько представителей литературы и корреспонденты некоторых газет. На открытии памятника оказались и немногие современники поэта”.
”С раннего утра 16 августа Пятигорск изукрасился массою флагов и различных транспарантов и других приспособлений, предназначавшихся для вечерней илюминации”. Процессия к скверу двинулась в таком порядке: ”Впереди шла депутация от офицеров Тенгинского полка, затем от города Пятигорска, далее от Пятигорского общественного собрания, от одесского учебного округа, от редакции газеты ”Северный Кавказ”, от попечителя кавказского учебного округа, от училищ Терской области, от осетинского юношества и в заключение депутация от Управления Минеральных Вод несла громадный венок, который как бы выпускал из себя все меньшие венки, несенные впереди”.
”Лишь только процессия вступила в сквер, как раздались звуки военного оркестра...”. ”К часу дня все депутации и приглашенные лица собрались в помещении общественного собрания, где был приготовлен завтрак на 178 человек. Небольшая зала собрания была весьма красиво убрана флагами и щитами, на одном из которых виднелось следующее четверостишие:
Убит!., к чему теперь рыданья,
Пустых похвал ненужный хор
И жалкий лепет оправданья?
Судьбы свершился приговор!
”.
”Во время завтрака бальный казачий оркестр очень удачно исполнил увертюру из оперы ” Кавказский пленник” Ц. Кюи, ”У памятника Лермонтову” и др. пьесы”.
После завтрака начались речи. На торжество был привлечен даже Иван Чухнин, правда, по ошибке, так как тут же выяснилось, что убитого на дуэли Лермонтова привез не он, а давно умерший брат его. ”Все-таки, ввиду родственных отношений, — сообщала газета ”Северный Кавказ”, — присутствующие выпили за здоровье старика”.
А ” Домик”? Вспомнил ли кто-нибудь об этом драгоценном памятнике?
Писатель Всеволод Сергеевич Соловьев предложил тост ”за все неведомые уголки России, где нарождаются и крепнут русские таланты...”
не подвергался бы дальнейшим переделкам.
В ряде газет были помещены большие статьи, в которых очень н подробно описывалось торжество от начала до конца. Но никто словом не обмолвился, не спросил, что же сталось с тем доми-
ком, в котором поэт прожил последние месяцы жизни... Ни писатели, ни журналисты, ни ученые, ни общественные деятели не подумали посетить последнее жилище поэта.
В корреспонденциях вспоминали даже того водовоза, который на своих дрогах будто бы привез тело Лермонтова с места дуэли. Вспоминали и того извозчика, который возил Лермонтова по городу... а ”Домик” был забыт... И Вейштордт продолжал его переделывать.