Отдел «Домик Лермонтова»
Первым владельцем домика был отставной плац-майор Василий Иванович Чилаев, построивший его на своей усадьбе для сдачи в наем приезжим посетителям вод. Внешне домик напоминает обычную крестьянскую хатку-мазанку, каких тогда много было в окрестных казачьих станицах: стены обмазаны глиной и выбелены известью, окна со ставнями, закрывавшимися на ночь. Стоял домик посреди двора и потому назывался «средним». Тогда такое жилье считалось вполне приличным, а по месту расположения – очень удобным: неподалеку находились источники и ванные здания, а при желании можно было совершить прогулку в Цветник или на бульвар, где обычно собиралось «водяное общество», или еще дальше – к самому Провалу.
Владелец усадьбы Чилаев был человек весьма аккуратный и свое хозяйство вел очень тщательно. Имелся у него так называемый «Имянный список», представлявший собой особую памятную тетрадь, куда непременно заносились имена и звания всех постояльцев. О своих новых квартирантах, двух молодых офицерах, появившихся на усадьбе майским днем 1841 года, Василий Иванович записал, что «с капитана Алексея Аркадьевича Столыпина и поручика Михаила Юрьевича Лермонтова из С. -Петербурга получено за весь средний дом 100 рублей серебром».
Обстановка в домике скромная и в точности соответствует той, какая была здесь при жизни поэта. Восстановить ее удалось по сохранившимся планам и описаниям. Наиболее подробное из них оставил русский литератор Петр Кузьмич Мартьянов, посвятивший ряд статей последним дням жизни Лермонтова. Он побывал в домике спустя три десятилетия после гибели поэта, встречался с В. И. Чилаевым и записал его рассказ о пребывании Лермонтова в Пятигорске и образе его жизни в домике. Тогда же Мартьянов составил детальное описание комнат и мебели, иногда даже с указанием размеров.
Всё здесь напоминает обычное жилище кавказского офицера тех лет: невысокие дощатые потолки, крашеная черным мебель простой солдатской работы да кое-где коврики на стенах. В первой из комнат, приемной, у окна стоит стол, покрытый полотняной скатертью, здесь же два стула, а напротив, у стены, дорожные вещи: колясочный сундук, обитый телячьей кожей, и деревянная шкатулка для бумаг. На стенах висят две акварели со сценами из кавказской жизни.
Буфетная
Из приемной можно заглянуть в буфетную, отделенную от комнаты тонкой деревянной перегородкой. Здесь хранились столовые принадлежности. На столике – складной дорожный самовар и чайные чашки на подносе; в шкафчике, среди посуды – старинное домотканое полотенце с вышитым на нем гербом лермонтовского рода. Под гербом такая же вышитая надпись: «Sors mea Iesus». Это девиз рода, означающий в переводе с латыни: «Судьба моя Иисус».
В комнате А. А. Cтолыпина (Монго)
В спальне Столыпина у окна стоит небольшой стол. На нем раскрытая книга и кое-какие вещи офицерского обихода: длинная курительная трубка (чубук), табачница и подсвечник. Здесь же портрет Столыпина в одеянии курда – копия лермонтовской акварели. У стены – железная складная кровать, незаменимая в походных условиях. Известно, что точно такая же была и у Лермонтова. Справа от кровати деревянный шкаф, на нем висят офицерский сюртук и фуражка. Это форма Тенгинского пехотного полка, в котором поэт служил в последние годы своей жизни.
Гостиная
Первая из комнат на лермонтовской половине – гостиная, где по вечерам собирались друзья поэта, в большинстве такие же молодые офицеры, как он сам.
Обстановка комнаты столь же проста и обычна, как и вообще в домике. «Слева, при выходе из кабинета, складной обеденный стол, – пишет Мартьянов. – В простенке между окнами стоит ломберный стол, а над столом единственное во всей квартире зеркало; под окнами по два стула. Направо в углу печь. У стены маленький, покрытый войлочным ковром диванчик и маленький же переддиванный об одной ножке столик». Остается добавить, что ковер над диваном украшен, по обычаю тех времен, дорогим оружием: кавказское ружье, пистолет немецкой работы и казачий кинжал. Круглый, «об одной ножке столик» – тот самый, настоящий, он сохранился здесь с лермонтовских времен, и, может быть, именно за ним поэт выводил пером свои последние строки.
«В кабинете такое же 16-ти стекольное окно, как и в спальне Столыпина… Под окном довольно большой стол с выдвижным ящичком, имеющим маленькое медное колечко, и два стула. У глухой стены противу двери… длинная и узкая о 6-ти ножках кровать и трехугольный столик. В углу между двумя дверями печь, по сторонам дверей четыре стула… Михаил Юрьевич работал на том самом письменном столе, который теперь стоит в кабинете, и работал большею частию при открытом окне. Под окном стояло черешневое дерево, и он, работая, машинально протягивал руку к осыпанному черешнями дереву, срывал и лакомился черешнями.
Спал он на той же самой кровати, которая стоит в кабинете и теперь. На ней лежал он, когда привезли его с места поединка, лежал он в исторической красной канаусовой рубашке. Кровать эта освящена кровию поэта, а также и обеденный стол, на котором он лежал до положения в гроб».
Обстановка комнаты, увы, не сохранилась. Судя по описанию, она напоминала ту, которую сегодня можно увидеть в спальне Столыпина.
Казалось совершенно невозможным, если в комнате Лермонтова будут установлены похожие, старинные, но все-таки совсем чужие вещи. И тут в устройство музейной экспозиции вмешалась сама судьба.
– Аким Павлович Шан-Гирей. После гибели Лермонтова он разбирал вещи в его петербургской квартире и оставил себе в знак памяти письменный стол и кресло.
Через несколько лет Аким Павлович отправился служить на Кавказ и лермонтовские реликвии взял с собой. Они долго сохранялись в семье, а при основании музея в Пятигорске Евгения Акимовна Шан-Гирей передала их в домик поэта.
Кресло и стол М. Ю. Лермонтова
На столе аккуратно разложены листы чистой бумаги, гусиное перо, другие принадлежности для работы да еще книги, которые поэт привез с собой в Пятигорск. У стола – старинное кресло, обтянутое черной кожей. Оно тоже принадлежало поэту, а других вещей в этой комнате нет, разве только на стене – полотно Л. Ф. Лагорио, прекрасный кавказский пейзаж.