Тайный надзор на Кавказских Минеральных Водах в лермонтовское время
(по архивным данным)
Как известно, сейчас же после окончания следствия и суда над декабристами, по приказу напуганного заговором императора Николая I, для наблюдения за настроением умов и расследований по политическим делам был учрежден корпус жандармов и третье отделение собственной Его Величества канцелярии. Поставленный во главе корпуса граф Бенкендорф, вместе со своими ближайшими сотрудниками, приложил все усилия для скорейшей организации тайного надзора за всеми слоями населения не только в столицах, но и во всех губерниях и областях обширной империи. Не избегла этого нововведения и отдаленная Кавказская область.
Первый биограф М. Ю. Лермонтова профессор Висковатый на стр. 377 своего труда писал:
«У Бенкендорфа были свои соглядатаи, сообщавшие ему обо всем, что происходило и на отдаленном Кавказе. «Помните, господа, - говорил генерал Вельяминов высланным на Кавказ, - что здесь есть много людей в черных и красных воротниках, которые следят за вами и за нами».
Автор настоящей заметки имеет возможность опубликовать здесь несколько секретных архивных документов о тайном надзоре на Кавказских Минеральных Водах в лермонтовское время, которые вполне подтверждают приведенные слова выдающегося по своему уму и военным талантам генерала.
Мы располагаем, прежде всего, документом, выясняющим, когда на Кавказских Минеральных Водах положено было начало тайному надзору и кто являлся его инициатором.
В своем секретном отношении на имя шефа жандармов гражданина Бенкендорфа от 7-го мая 1834 года за № 50 военный министр гражданин Чернышев писал1:
«Государь император, усматривая по течению дел большое число штаб- и обер-офицеров, отпущенных для излечения ран и болезней к Кавказским Минеральным Водам, изволит находить нужным усугубить надзор за тишиной и порядком и вообще за поведением большого скопления приезжих в Пятигорске; поручить мне изволил отнестись к вашему сиятельству о том, чтобы вы изволили назначить из подведомственных вам чиновников самого надежного и благоразумного штаб-офицера для исполнения сей обязанности со всевозможною точностию и осторожностию. О том же, кого вы изволите выбрать для поручения, не угодно ли будет доложить Его Величеству».
Приведенный документ дает довольно ценные сведения. Помимо начальной даты установления тайного надзора на Кавказских Минеральных Водах, мы узнаем из него, что инициатором нововведения явился не гражданин Бенкендорф, как можно было бы ожидать, а сам император Николай I, обеспокоенный ростом числа посетителей Вод, и в особенности военного элемента.
Ответ гражданина Бенкендорфа не задержался. Уже через три дня - 10-го мая того же года - за № 755 шеф жандармов доносил гражданину Чернышеву о принятых им мерах2:
«В исполнение высочайшего повеления, - писал он, - объявленного мне Вашим сиятельством в отношении от 7-го сего мая за № 50-м, чтобы во время приезда посетителей к Кавказским Минеральным Водам был для наблюдения назначен штаб-офицер вверенного мне корпуса, я возложил сию обязанность на майора корпуса жандармов Алексеева, о чем и доведено мною до высочайшего сведения; и сверх того, предполагая поручить начальнику 6-го округа доверенного мне корпуса генерал-майору графу Апраксину таковое же наблюдение в Пятигорске по случае намерения его посетить Кавказские Воды для поправления своего расстроенного здоровья, - я имел честь представить о сем вашему сиятельству рапортом от 7-го сего мая за № 730-м.
Почтеннейше донося о сем вашему сиятельству, - продолжает Бенкендорф, - честь имею присовокупить, что областной штаб-офицер вверенного мне корпуса, в Кавказской области находящийся майор Юрьев не назначен мною для исполнения вышеозначенного высочайшего повеления потому, что офицер сей просил моего позволения находиться при генерал-лейтенанте Вельяминове в предполагаемой нынешним летом экспедиции против горцев, то, быв с одной стороны, весьма доволен доставить майору Юрьеву случай быть в делах против неприятеля, я желаю, с другой стороны, извлечь из сего двоякую пользу, ибо он будет мне доставлять сведения, как о положении края, так и о самой экспедиции, тогда как майор Алексеев будет доводить до моего сведения обо всем относящемся до посетителей Минеральных Вод».
Из приведенного ответа гражданина Бенкендорфа можно усмотреть, что он не только выполнил царское повеление, но и представил об усилении жандармского персонала на Кавказе еще двумя лицами. Из них генерал-майора гражданина Апраксина он предназначал для усиления наблюдения в Пятигорске, а майора Юрьева, женатого позднее на младшей дочери известного на Кавказе А. Ф. Реброва, предполагал прикомандировать к генералу Вельяминову, который, как близкий друг опального генерала Ермолова, не пользовался полным доверием царя.
Из надписи на рапорте Бенкендорфа от 11 мая и копии отношения военного министра от того же числа на имя шефа жандармов, мы видим, что Николай I согласился со всеми предположениями гражданина Бенкендорфа.
Из дальнейшей переписки в упомянутом уже нами секретном деле мы не можем установить, какую деятельность проявляли генерал-майор гражданин Апраксин и майор Юрьев, но от майора Алексеева в деле имеются два донесения, которые дают достаточное представление, как понимали и исполняли возложенные на них обязанности по тайному надзору «самые надежные и благоразумные» из подведомственных гражданину Бенкендорфу чиновников.
Едва успев прибыть в Пятигорск, жандармский майор Алексеев уже начал проявлять необычайное рвение. Первое свое донесение отсюда от 18 июня 1834 года он посвящает главным образом местному коменданту генералу Энгельгардту. Речь идет об оплошности последнего в секретном политического характера деле доктора Майера (прототип доктора Вернера в «Княжне Мери»), поручика Палицына, причастного к делу декабристов, и пятигорского городничего Ванева.3
Вот что пишет по этому поводу Алексеев в своем первом доносе:
«Весьма неосторожно поступил здешний комендант, что, взявши Палицына под арест, отпустил его потом домой, и тот успел сжечь самые секретные бумаги, которые, как открылось потом, хранились у него в печке и заложены были дровами, а печку, при взятии у него других бумаг, не осматривали, а хватились уже на другой день после их сожжения».
Не ограничиваясь обвинением Энгельгардта в оплошности, жандармский майор возводит на него еще более серьезное обвинение.
«Штаб-офицер, - пишет он далее, - состоящий для особых поручений при генерале Вельяминове (который первый и открыл поступки Палицына и прочих), уверял меня, будто бы комендант, любя и играя каждый день с ними (причастными к делу) в вист, получа повеление об арестовании, предупредил их и что они всю ночь жгли бумаги».
Дальше Алексеев дает незавидную характеристику коменданта как человека, хотя и доброго, но чересчур старого и слабого для занимаемой им должности, а затем сообщает о своем намерении выяснить соучастников арестованных лиц. Остальная часть донесения занята менее значительными сообщениями: о жизни в Пятигорске, о несчастном случае с ним в дороге, о состоянии хлебов и трав.
Несмотря на то, что донос Алексеева производит впечатление довольно голословного, так как ссылка на какого-то анонимного штаб-офицера не может считаться убедительной, а о некоторых своих упущениях по делу в отношении недостаточно строгой изоляции арестованных Энгельгардт уже раньше известил генерала Вельяминова, - военный министр, не указывая, по-видимому, источника, сообщил содержимое доноса для расследования командиру Отдельного Кавказского корпуса барону Розену.
Последний в своем отзыве от 28/VIII - 34 года на имя военного министра, не отрицая со своей стороны упомянутых упущений Энгельгардта и приписывая их неумышленной нераспорядительности, категорически возражал против разоблачений мифического штаб-офицера.
«Что же касается до того, - пишет Розен, - будто бы он (Энгельгардт) по короткой связи с означенными лицами, по получении повеления об арестовании, предупредил их об этом, то сие не может быть справедливо, ибо, напротив того, генерал-майор Энгельгардт, известившись о неблагонамеренных поступках Палицына, Ванева и Майера, немедленно сам приступил к арестованию оных, не имея ни от кого никакого на то предписания».
Еще более отвратительное впечатление производит второе сохранившееся донесение жандармского майора Алексеева от 2-го июля 1834 года, в котором он дает полный простор разным клеветническим измышлениям.
Приводим это пространное донесение полностью, как яркий образец жандармской деятельности на Кавказских Минеральных Водах в лермонтовское время.
«С самого приезда, - пишет Алексеев, - старался я вникнуть в управление Пятигорском, коего краткое изложение имею честь представить вашему сиятельству.
Комендант Минеральных Вод генерал-майор Энгельгард, человек уже довольно старый; он имел прежде полную власть по занимаемому им месту, но теперь инструкцией, присланной ему от генерала Вельяминова, вся власть у него отнята, а оставлен ему в заведывание один лазарет. Исправляющий должность пятигорского коменданта и окружного начальника майор Унтилов каждый день с утра до ночи пьян и в сем виде делает весьма неблаговидные поступки; большой охотник до взяток и не пропускает случая брать оные как с приезжающих во время курса купцов, так равно и с жителей, город и округ населяющих. Исправляющий должность городничего поручик Устинов на этом месте только другой месяц, человек весьма молодой, служивший всегда во фронте, никогда подобных должностей не занимавший, почему и очень неопытный и находящийся в полном заведовании у майора Унтилова, как окружного начальника; и, наконец, Строительная комиссия под председательством подполковника Пантелеева, не имеющего никакого понятия ни о военной, ни о гражданской архитектуре, которая заведывает как ваннами, так и всеми постройками в городе и которая более всего печется о своем кармане, чему имею честь представить вашему сиятельству из многих два только примера: при Елизаветинском источнике сделана галерея длиною десять сажен и шириною три на восьми столбиках, покрытая досками и обтянутая с боков холстиною; каковую галерею всегда можно выстроить за 750 рублей, в отчете она показана в шесть тысяч. Непода леку от оной выстроена круглая маленькая беседка на четырех из камня сложенных колоннах, покрытая железом, посредине поставлена Эолова арфа; за постройку много что две тысячи, а в отчете значится двенадцать тысяч. Одни Николаевские ванны в хорошем положении, но все прочие, как-то: Александровские, Сабанеевские, Варвациевские - находятся в самом ветхом состоянии; стены так ветхи, что в щели можно просунуть руку, в резервуарах через трещины вода уходит вон, почему многие купающиеся имеют в оной недостаток, и Строительная комиссия не хочет обратить на сие внимание».
Уже при чтении этой первой части донесения жандармского майора нельзя отделаться от впечатления какой-то хлестаковщины, однако более подробную оценку удобнее сделать по окончании всего донесения, ознакомившись предварительно с возражениями барона Розена, а потому обращаемся вновь к произведению Алексеева.
«Узнавши, - продолжает последний, - что у некоторых приезжих на квартирах бывает непозволительная игра в карты и в кости, я хотел о прекращении оной переговорить с майором Унтиловым, как здешним комендантом, почему приходил к нему два раза и заставал его в таком пьяном виде, что не в состоянии он был ничего понять, наконец, рано утром послал просить его к себе, но получил ответ, что надобности во мне он никакой не имеет».
Нельзя мимоходом не отметить, что резкий ответ майора Унтилова дает разгадку затеянной против него Алексеевым кляузы.
«Голубые жандармские мундиры» уже в первые времена их деятельности вызывали брезгливое отношение к себе со стороны строевых гвардейских и армейских офицеров. Этой брезгливости не мог, по-видимому, скрыть и Георгиевский кавалер Унтилов, с риском нажить себе большую служебную неприятность.
После этого короткого замечания продолжаем передачу жандармского донесения.
«Из всего выше писанного, - заключает эту часть донесения Алексеев, - Ваше Сиятельство, усмотреть изволите, каково должны идти здесь все дела и что я при всем усердии моем нахожусь в затруднительном положении к выполнению во всей точности возложенного вашим сиятельством поручения. Офицеры, приезжающие для лечения и из них остающиеся на зиму, совершенно находятся без начальства, ибо генерал Энгельгардт не имеет права ни во что вмешиваться, а майор Унтилов поведением своим лишился всякого уважения, должного занимаемому им месту».
Конец донесения посвящен главным образом четырем приехавшим из Грузии посетителям Вод. Сообщаемые жандармским майором о них сведения показывают, какого ничтожного повода достаточно было, чтобы привлечь к себе внимание жандармов.
«Сюда приехали из Грузии, - доносит Алексеев, - четыре человека, а именно: строительного отряда путей сообщения штабс-капитан Николай Лукин, надворный советник Николай Титов, чиновник Министерства финансов Резанов и 21-й артиллерийской бригады подпоручик Бестужев, кои все имеют янтарные четки совершенно одинакового формата (через два янтарных шарика нанизан один красный); сими четками обернута у них кисть левой руки; они, как заметно, весьма дружны и всегда вместе; родственник же мой, служащий в Грузии подполковником, и которого я нашел здесь, сказывал, что он видел подобные четки и обернутые вокруг левой руки в Тифлисе у чиновника Министерства финансов
Вышеславцева и грузинского гренадерского полка унтер-офицера Каменского и у некоторых других, коих фамилии он не упомнит, и что господа сии, когда говорят о сосланных в Грузию, иначе их не называют, как: «это из наших»; из сего я заключаю, что должно быть какое-нибудь новое общество, коего члены узнают друг друга по четкам.
Обстоятельство сие имею честь представить на благоусмотрение вашего сиятельства».
«Июня 25-го и июля 1-го были благородные собрания, на которых танцевали до одиннадцати часов и на обоих было весьма тихо и скромно.
том доносить вашему сиятельству. Генерал Энгельгардт мне объявил, что список приезжих он имел честь вам отправить».
Как можно усмотреть из дальнейшей переписки по настоящему делу, даже у военного министра Чернышева, получившего от шефа жандармов последнее донесение Алексеева, возникли сомнения в правильности сообщаемых им сведений. Не указывая их источника, он запросил командира отдельного Кавказского корпуса барона Розена, насколько они достоверны.
Приводим теперь обстоятельное ответное донесение барона Розена от 1/IX - I834 г. за № 87, дающее надлежащую оценку вздорным и недобросовестным в большинстве жандармским измышлениям.
«Ваше сиятельство, - пишет барон Розен, - сообщая мне дошедшие до вас сведения о некоторых должностных лицах в Пятигорске и о четырех чиновниках, прибывших туда из Грузии, изволите требовать уведомления о степени справедливости таковых сведений.
Имею честь ответствовать на сие вам, милостивый государь, следующее:
По кондуитным спискам майор Унтилов всегда показывался трезвого поведения и, сколько мне известно, страсти к пьянству не имеет; но по старым его летам дозволяет себе иногда в кругу коротких выпить лишнее, что случается повсюду и со многими; однако же через сие упущений по должности Ун- тилова не замечено, по крайней мере, я о том ни от кого никаких донесений не получал.
Не доходило также до моего сведения, ни частным, ни официальным путем, чтобы Унтилов дозволял себе брать взятки, как с приезжающих на Минеральные Воды, так и с жителей округа, и чтобы собственно слабостью его была допущена игра в карты и кости между посетителями Вод. Если бы обвинение его было основательно, то поступки Ун- тилова без всякого сомнения не могли бы укрыться от внимания генерал-лейтенанта Вельяминова.
Предполагая за сим, что дошедшее до вас, милостивый государь, сведение насчет Унтилова или неверно, или слишком преувеличено, я считаю бесполезным производить о том формальные розыски потому, что для обличения виновного нужно знать обвинителя, или, по крайней мере, те лица, которые занимались непозволенною игрой и с которых брались взятки; без сего решительно невозможно произвести следствия, ибо Унтилов обвиняется в общих выражениях без подробного указания тех случаев, которые должны служить основанием делу. Впрочем, если и были какие-нибудь маловажные упущения, по должности Унтилова, то таковые с назначением его на место полковника Жилинского, вступившего уже в отправление сей должности, сами собою прекращаются и не заслуживают особенного преследования со стороны правительства.
прошлом июле месяце я разослал ко всем частным местным начальникам вверенного мне управления, в том числе и начальнику Кавказской области, особые объявления для всеобщего сведения на русском, грузинском, армянском и татарском языках, каковые для сведения вашего сиятельства при сем прилагаю.
Исправляющий ныне должность пятигорского городничего поручик Устинов назначен по крайней необходимости, ибо не было в виду гражданского чиновника и только на время курса вод на место отрешенного и арестованного коллежского секретаря Ванева, подозреваемого в неблагонадежности, известной вашему сиятельству из отношения моего 19 апреля сего года № 124. Без сомнения, нельзя предполагать в нем, как фронтовом офицере, особливых способностей для полицейской службы, но, как часть сия, не будучи судною, требует преимущественно деятельности и точного исполнения предписаний начальства, то я не думаю, чтобы от неопытности Устинова произошли какие-нибудь большие беспорядки или упущения. Впрочем, с окончанием уже курса Вод, я предписал генерал-лейтенанту Вельяминову заменить его гражданским чиновником.
Подполковнику Пантелееву действительно незнакома строительная часть, да и нельзя ставить ему сего в вину, ибо он готовил себя для службы другого рода; но, при всем том, он избран в должность старшего члена комиссии, состоящей при Минеральных Водах, по известному его бескорыстию и отличной деятельности, и остается на этом месте по одной лишь необходимости единственно по неназначению на его место другого способнейшего штаб-офицера, о чем известно вашему сиятельству из прежних моих к вам отношений.
Мне не только неизвестны злоупотребления прочих членов комиссии, изъясненные в вашем отношении, которые будто бы пользуются в сем случае неведением Пантелеева в строительной части, но напротив, имею официальное удостоверение генерал-лейтенанта Вельяминова, что за время управления Пантелеева Строительною комиссиею дела в оной по хозяйственной части идут весьма порядочно. Основываясь на таковом удостоверении, я не могу решительно утверждать о несправедливости дошедших до вас, милостивый государь, сведений насчет корыстолюбивых действий комиссии, но между тем имею в виду, что генерал-лейтенант Вельяминов, имеющий ближайший надзор за сею комиссиею, находился в Пятигорске нынешнею весною довольное время и, зная лично все произведенные постройки на Водах, конечно, не упустил бы из виду преследовать злоупотребление, если бы таковое точно было сделано; но донесений от него о сем я никаких не получал. Желая, однако же, удостовериться точнейшим образом в истине обвинений на строительную комиссию, я предписал сего числа генерал-лейтенанту Вельяминову сделать о том надлежащее дознание через самого благонадежного и беспристрастного чиновника и о последующем мне донести для дальнейшего распоряжения.
Если Александровские, Сабанеевские и Вар- вациевские ванны находятся в худом состоянии, то едва ли можно отнести сие к невниманию комиссии, ибо как для исправления оных, так и для продолжения других работ она не имеет в своем распоряжении суммы. О чем я несколько раз сносился с господином министром внутренних дел и просил высылки некоторой суммы, хотя заимообразно, но таковая до сих пор не прислана. Однако же я предписал сего числа генерал- лейтенанту Вельяминову принять всевозможные меры, чтобы ванны сии приведены были в хорошее состояние, и если они действительно находятся ныне в расстройстве через невнимание комиссии, то подвергнуть виноватых надлежащему взысканию.
отношением от 14 числа сего месяца № 1918 прошу ваше сиятельство исходатайствовать высочайшее разрешение о назначении старшим членом в строительную комиссию геленджикского коменданта полковника Чайковского, по способностям которого, я надеюсь, действия комиссии примут другой вид.
Для успешного производства работ на будущее время необходимо нужно ускорить открытие особой счетной комиссии, которая бы разобрала и поверила все счеты и действия строительной комиссии за прежнее время, ибо излишне произведенные противу сметы весьма значительные расходы (прежде, однако ж, назначения Пантелееева старшим членом комиссии) заставляют думать, что сие произошло или от беспорядочного распоряжения суммами, или от злоупотребления. Получив о сем представление от начальника Кавказской области еще в марте месяце прошлого 1833 года и не имея возможности ни тогда, ни в настоящее время составить счетную комиссию из офицеров здесь находящихся, я несколько раз просил посредства министра внутренних дел о присылке таковых из С. -Петербурга, но требования мои доныне не удовлетворены.
Преклонные лета коменданта Минеральных Вод генерал-майора Энгельгардта могли быть некоторым образом причиною, что за приезжающими для лечения офицерами не было надлежащего надзора; а потому, согласно собственному его желанию, полезно было бы перевести его в Россию или отчислить по Армии, впредь до открытия вакансии, - с получаемым им ныне содержанием. О чем я уже имел честь относиться к вашему сиятельству от 30-го истекшего августа № 275.
Вашему сиятельству не может не быть известно, что я всегда строго наблюдал и наблюдаю за людьми неблагонамеренными, но при всем том никогда и ничего не заметил я предосудительного за штабс-капитаном Лукиным, надворными советниками Титовым и Резановым, подпоручиком Бестужевым, коллежским секретарем Вышеславцевым и унтер-офицером Каменским; все они мне лично известны. Подозрение на них, как видно, основано в особенности на янтарных четках, которые они носят на левой руке, но я думаю, что из сего маловажного обстоятельства нельзя заключать о существовании тайной связи, опасной для правительства, потому что за Кавказом нет ни одного почти грузина, армянина и татарина, который бы не имел четок в кар мане или на руке. Многие из них читают по четкам молитвы, некоторые употребляют оные для счетов, а большая часть, не исключая и женщин, носят оные по существующему между азиатами вообще обычаю перебирать бусины в своих обществах для препровождения времени. Некоторые русские, вначале подражая им для насмешки, а потом из привычки, имеют также четки, а другие покупают таковые для отсылки в Россию. Помянутые выше чиновники без сомнения принадлежат к тому или другому разряду и навлекают на себя подозрение только по единообразию носимых ими четок. Не останавливаясь, однако же, на сей мысли, основанной на всеобщем здесь обычае, я буду строго наблюдать за Лукиным, Титовым, Каменским и подобными им лицами и употреблю все зависящие от меня к тому средства».
Свое обстоятельное донесение барон Розен заключает краткими в общем благоприятными характеристиками упомянутых лиц, показавшихся подозрительными жандармскому майору.
недоверие обидело шефа жандармом, а между тем приходится еще удивляться сдержанности в ответе барона Розена. Крайняя развязность жандармского майора во всякого рода измышлениях заслуживала еще более резкой отповеди. Особенно возмутительна голословность большинства обвинений Алексеева в отношении майора Унтилова и деятельности Строительной комиссии на Кавказских Минеральных Водах.
Эти обстоятельства, как мы видим, отмечает в своем объяснении и барон Розен, однако в ряде случаев, за отсутствием, вероятно, в его распоряжении необходимых для опровержения материалов, ему пришлось прибегнуть лишь к авторитету начальника области генерала Вельяминова.
Особенно досадно его умолчание по поводу сообщенных Алексеевым двух примеров поистине потрясающих цифр строительных перерасходов. Стоимость старой Елизаветинской галереи, которую можно было построить за 750 руб., показана якобы по отчету в 6000 руб. По сохранившейся до наших дней беседке «Эолова арфа» он дает отчетную цифру 12000 рублей вместо необходимых для ее постройки 2000 рублей.
Бернардацци были исключительно порядочные люди, бережливо относившиеся к каждой казенной копейке. В этом можно легко убедиться, если просмотреть «Описание существующих при Кавказских Минеральных Водах устройств», составленное в конце 1840 года по отчетным документам строительной комиссии вполне авторитетным старшим членом ее полковником Чайковским.4
Относительно старой Елизаветинской галереи в этом описании сказано:
«Деревянная галерея в роде палатки при кислосерном источнике; построена в 1828 году по предписанию генерал-лейтенанта Емануеля от XI - I827 г. № 878 на экономическую сумму; употреблено 2272 рубля 34 1/8 коп.».
Как видим, эта цифра очень далека от сообщенной Алексеевым (6000 рублей)
Еще более фантастичной оказывается вторая его цифра, выражающая отчетную стоимость беседки «Эолова арфа» (12000 рублей). О ней в «описании» приведены такие сведения:
«Каменная беседка Эола в публичном саду; построена в 1830 г. по предписанию генерала от кавалерии Емануеля от 16/IV - I830 г. № 285 на экономическую сумму: употреблено 1398 руб. 23 5/8 ».
При этом нельзя подчеркнуть того обстоятельства, что, сообщая приведенную выше фантастическую цифру (12000 рублей), Алексеев не потрудился даже взглянуть на приводимую им в пример беседку и говорит о ней как о четырехколонной, в то время как она всегда была восьмиколонной.
Большей недобросовестности со стороны жандармского майора трудно себе представить. Можно думать, что Алексеев и другие соглядатаи гражданина Бенкендорфа, никогда не подвергаясь с его стороны проверке, были уверены в своей совершенной безнаказанности. Нельзя, кроме того, забывать, что Алексеев был отнесен шефом жандармов к категории «самых надежных и благоразумных» штаб-офицеров. Чего же можно было ожидать от остальных?
Отсюда вполне понятна та ненависть к «голубым мундирам», которая проявлялась всеми прогрессивными элементами страны того времени. Известно, что, уезжая во вторую ссылку, М. Ю. Лермонтов в своем известном стихотворении выражал надежду укрыться за хребтом Кавказа:
«От их всевидящего глаза,
».
Мы знали до сих пор и теперь знаем еще лучше, что надежды поэта не оправдались. Заведенный Николаем I в 1834 году тайный надзор на Кавказских Минеральных Водах продолжался и в последующие годы. Отрывочные сведения об этом обнаружены нами в центральном государственном историческом архиве Грузинской ССР.5 Мы узнаем из них, что в 1838 г. обязанности майора Алексеева на Кавказских Минеральных Водах исполнял подполковник корпуса жандармов Юрьев, а в 1840 году — полковник Викторов.
В 1841 году, как известно, соглядатаем гражданина Бенкендорфа там оказался подполковник корпуса жандармов Кушинников, который, по-видимому, участвовал и в интриге, погубившей поэта.
Примечания
«По высоч. повелению об усугублении надзора за тишиной и порядком в Пятигорске во время собрания посетителей на Кавказских Минеральных Водах».
2. Там же, на стр. 2.
3. Публикация науч. сотруд. госмузея «Домик Лермонтова» Н. И. Бронштейн во 2-й части лермонтовского выпуска «Литературного наследства»
4. Архив Ставропольского края фонд начальника Кавказской области, дело № 2409.