Захаров В. А.: Рисунок М. Ю. Лермонтова "Тамань"

Рисунок М. Ю. Лермонтова "Тамань"

Памяти Леонида Ивановича Прокопенко

Наверное, ни об одном из многочисленных рисунков М. Ю. Лермонтова не писали так много, как о рисунке ’’Тамань”. Удивительна его история и во многом загадочна.

Рисунок, дошедший до наших дней небольшой всего 19,5 на 30,6 см. Выполнен он карандашом на отдельном листе бумаги и изображает обрывистый берег с примостившейся на самом краю маленькой хаткой. У берега лодка с веслом, а в море трехмачтовый парусный кораблик. Почти всю линию горизонта занимает длинная невысокая гряда, в середине которой выделяются две вершины с глубокой между ними седловиной. Справа внизу под рисунком надпись карандашом рукой Лермонтова: ’Рисовал М. Лермонтов”. На оборотной стороне рукой неизвестного написано: ”Был найден в остатках разгромленного и брошенного имущества в г. Уфе в 1919 г. в октябре”.

Первое упоминание о рисунке появилось 10 мая 1920 г. в ”Из- вестиях Уфимского губисполкома”. В июле того же года известный литературовед, один из создателей Пушкинского Дома Борис Львович Модзалевский писал письмо И. Е. Бондаренко — первому директору и организатору художественного музея в Уфе: ’’Осведомившись о том, что в Уфимском музее хранится собственноручный рисунок Лермонтова, позволю себе, от имени Пушкинского Дома при Рос[сийской] Ак[адемии] Наук, обратиться к Вам с просьбой о передаче этого рисунка в Лермонтовский отдел Дома”.¹

Просьба Модзалевского была выполнена только в 1927 г., и с тех пор рисунок ”Тамань” находится в Ленинграде в Институте русской литературы РАН (Пушкинский Дом). Лишь в 1940 г. его, наконец, увидели многочисленные почитатели Лермонтова на страницах двухтомника избранных произведений поэта, выпущенного в ”Детгизе” под редакцией Б. М. Эйхенбаума. А через восемь лет вышла вторая часть тома ”Литературного наследства”, в котором было опубликовано интереснейшее исследование Н. П. Пахомова ’’Живописное наследство Лермонтова”. В нем был собран комментарий ко всем имеющимся к тому времени картинам, акварелям и рисункам поэта. Н. П. Пахомов привел свидетельства друга Лермонтова по лейб-гвардии Гродненскому полку М. И. Цейдлера и данные из письма П. С. Жиг- монта к первому биографу Лермонтова П. И. Висковатому. Н. П. Пахомов первым предложил датировку рисунка — 1837 г.

И. Л. Андроников в 1951 г. попытался найти комментарии к этому рисунку. В своей книге ”Лермонтов” в главе ”Ученый татарин Али” исследователь пишет:

’’Впечатления Цейдлера записаны в 80-х годах: рассказ его мог испытать на себе влияние Лермонтовской ”Тамани”. Но помимо того, что краеведы уже установили, что над обрывом в Тамани стояла хата казака Федора Мысника, дочь которого в 30-х годах действительно вышла замуж за татарина, имеется еще одно, весьма убедительное подтверждение не только правдивости, но и большой точности цейдлеровского рассказа”.

”В 1919 г., — продолжает Андроников, — среди остатков разгромленного и брошенного белогвардейцами имущества был подобран рисунок, изображавший скалистый берег — белую мазанку, а в море — небольшой кораблик...”

’’Очевидно, это и есть тот рисунок, который Лермонтов набросал во время беседы с Цейдлером”,² — заключил исследователь.

В 1953 году вышло ’Описание рукописей и изобразительных материалов М. Ю. Лермонтова”, хранящееся в Пушкинском Доме (ныне — ИРЛИ РАН), составители книги А. Ю. Вейс и Е. А. Ковалевская присоединились к точке зрения Н. П. Пахомова, считая, что рисунок был сделан в 1837 г. С этой точкой зрения не согласился ставропольский лермонтовед А. В. Попов. Комментируя в 1963 г. роман ’Герой нашего времени”, он писал: ’Исследователи живописного наследия Лермонтова А. Ю. Вейс, Е. А. Ковалевская, Н. П. Пахомов ошибочно датируют рисунок Лермонтова 1837 годом. Это неверно. М. И. Цейдлер был командирован в Отдельный Кавказский корпус 18 февраля 1838 г.; в марте Лермонтов принимал участие в проводах своего однополчанина. Рисунок сделан поэтом уже после возвращения Цейдлера с Кавказа, во всяком случае, не ранее 1839 года”.³

Итак, многие исследователи ссылаются на воспоминания товарища Лермонтова по полку Михаила Ивановича Цейдлера. Давайте и мы обратимся к ним. Но прежде несколько слов об их авторе.

С Цейдлером Лермонтов вместе учился в Школе гвардейских подпрапорщиков и кавалерийских юнкеров, откуда они были выпущены одновременно в ноябре 1834 г. Цейдлер был сыном иркутского гражданского губернатора И. Б. Цейдлера, который по воспоминаниям декабриста М. А. Бестужева, ”не словом, а делом” облегчал их положение на каторге и в ссылке.

М. И. Цейдлеру Лермонтов посвятил шуточное стихотворение, написанное 3 марта 1838 г. на проводах, устроенных друзьями на станции Спасская Полесть Московской шоссейной дороги. Цейдлер отбывал на Кавказ:

Русский немец белокурый
Едет в дальнюю страну,
Где косматые гяуры
Вновь затеяли войну.

На могучий пир войны;
Но иной, не бранной сталью,
Мысли юноши полны.

Тамань. Домик над обрывом. Рисунок М. Ю. Лермонтова. 1837

Экспромт этот, как вспоминал Цейдлер, имел для всех присутствовавших ’’особенное значение, заключая в конце некоторую понятную только нам игру слов”. Цейдлер был влюблен в жену своего дивизионного командира С. Н. Стааль фон Гольштейн, отсюда слово ’сталь” имело двойной смысл.

С Цейдлером поэт встретился вновь уже после его возвращения с Кавказа. Сохранившиеся об этой встрече воспоминания имеют к нашей теме прямое отношение, на них и ссылались все предыдущие авторы.

Что это была за беседа? В записках М. И. Цейдлера находим: ’сходство моего описания с поэтическим рассказом о Тамани в ’Герое нашего времени” М. Ю. Лермонтова заставляют меня сделать оговорку: по всей вероятности, мне суждено было жить в том же домике, где он жил: тот же слепой мальчик и загадочный татарин послужили сюжетом к его повести. Мне даже помнится, что когда я возвратился, рассказал в кругу моих товарищей о моем увлечении соседкою, то Лермонтов пером начертил на клочке бумаги скалистый берег и домик, о котором я вел речь”.⁴

Воспоминания эти были опубликованы в 1888 г., рисунка Лермонтова, о котором упоминал Цейдлер, никто не видел. Но прежде чем сделать окончательный вывод, необходимо выяснить историю происхождения рисунка.

Проверяя старые инвентарные книги Уфимского художественного музея имени М. В. Нестерова, краевед Н. Барсов установил, что рисунок ”Тамань” попал в музей вовсе не из остатков белогвардейского имущества, а из Горхоза, распоряжавшегося тогда отобранными ценностями. Неожиданным оказалось еще одно свидетельство, сохранившееся в старых инвентарных книгах музея: рисунок поступил в музей ”... в составе коллекции Петровых”.⁵

Петровы — потомки родственника поэта, его дяди Павла Ивановича Петрова, в семье которого поэт постоянно бывал во время своего пребывания в Ставрополе в период первой ссылки.

Итак, рисунок, о котором идет речь, имеет прямое отношение к первому посещению Тамани Лермонтовым, встрече с героями его будущей повести. Что же происходило с поэтом в тот год?

* * *

В феврале 1837 г. Лермонтова за стихи, написанные на смерть

А. С. Пушкина, ссылают на Кавказ в Нижегородский драгунский полк.

Трудным был в те годы путь из Петербурга на Кавказ. 10 апреля 1837 г. Лермонтов выехал из Москвы и около 24 апреля он приехал в Ставрополь — военный и административный центр Кавказской линии и Черномории. Отсюда можно было попасть в Закавказье (по Военно-Грузинской дороге), на Кубань (через крепость Прочный Окоп), в Дагестан (через крепость Грозную).

Заболев по дороге, Лермонтов переезжает из Ставрополя в Пятигорский военный госпиталь. ” Простудившись дорогой, я приехал на воды весь в ревматизмах: меня на руках вынесли люди из повозки, я не мог ходить...” — писал поэт Святославу Раевскому На водах у Лермонтова изменился маршрут дальнейшего следования. В Тифлис, где стоял Нижегородский драгунский полк, он не едет. 18 июля 1837 г. отправляет из Пятигорска бабушке письмо: ’’Эскадрон нашего полка, к которому барон Розен велел меня причислить, будет находиться в Анапе, на берегу Черного моря при встрече государя, тут же, где отряд Вельяминова, и, следовательно, я с вод не поеду в Грузию”.

Почему поэт оказался в экспедиционном отряде, а не в предписанном царем Нижегородском полку?

Нижегородский полк стоял почти без действий. Самым же ответственным событием 1837 г. была экспедиция за Кубань, которую возглавил сам командующий Кавказской линией и Черноморией генерал А. А. Вельяминов. Дядя М. Ю. Лермонтова генерал П. И. Петров — начальник штаба у Вельяминова — прекрасно понимал, что во время военных действий показать себя в бою, отличиться будет проще. А это давало повод для прощения поэта.

Но как отправить племянника в экспедицию? Перевести его — означало нарушить волю царя, решиться на такое было весьма рискованно. В облегчении участи ссыльного поэта приняли участие многие его родственники. 19 мая 1837 г. флигель- адъютант великого князя А. И. Философов, женатый на кузине Лермонтова, написал в Тифлис письмо к своему старому приятелю В. Д. Вольховскому — начальнику Штаба Кавказского корпуса. Но пока письмо нашло Вольховского в Пятигорске, в Ставрополь в Штаб войск на Кавказской линии и Черномории пришел рапорт, подписанный тем же генерал-майором Вольхов- ским, датированный 10 июля 1837 г., об отправлении в действующий за Кубань отряд Нижегородского драгунского полка прапорщика Лермонтова⁶. Теперь мы знаем, кто заботился об участи М. Ю. Лермонтова. Павел Иванович Петров, воспользовавшись присутствием В. Д. Вольховского в Пятигорске, просил его отдать соответствующий приказ. Позже Вольховский в письме к А. И. Философову сообщает: ”На первый случай скажу, что он (Лермонтов — В. З.) по желанию ген. Петрова, тоже родственника своего, командирован за Кубань в отряд ген. Вельяминова: два, три месяца экспедиции против горцев могут быть ему небесполезны...”.⁷

Друзья рассчитывали, что прощение Лермонтова может произойти в ближайшее время. А. И. Философов, находясь на маневрах в свите великого князя Михаила Павловича, пишет жене в Петербург 1 сентября 1837 г.: ”Тетушке Елизавете Алексеевне (бабушка М. Ю. Лермонтова — В. З.) скажи, что граф А. Ф. Орлов сказал мне, что Михайло Юрьевич будет, наверное, прощен в бытность государя в Анапе, что граф Бенкендорф два раза об этом к нему писал и во второй раз просил доложить государю, что прощение этого молодого человека он примет за личную себе награду; после этого, кается, нельзя сомневаться, что последует милостивая резолюция”⁸.

Лермонтов, конечно, знал об этих переговорах. Знал и то, что ”воля” командира Отдельного Кавказского корпуса барона Г. В. Розена была ’’изъяснена” в рапорте начальника корпусного штаба генерал-майора Вольховского ”г[осподину] командующему войсками на Кавказской линии и Черномории”.⁹

Экспедиция началась в конце апреля, прикомандирование было подписано Вольховским 10 июля. Задержавшись из-за продолжения лечения на водах, Лермонтов выехал в отряд лишь в сентябре. Путь лежал по Кубанской укрепленной линии на Тамань — это была единственная дорога, по которой он мог безопасно добраться до Анапы — Геленджика.

В те годы от Екатеринодара до Тамани проходил почтовый тракт, протяженностью 210 верст. Выехав днем 25 сентября 1837 г. из Екатеринодара, Лермонтов должен был переночевать в станице Ивановской, откуда оставался дневной перегон через почтовые кордоны Копыловский, Протоцкий, Петровский, Емануиловский, Староредутский, Андреевский, станицу Темрюкскую и далее дорога шла на Тамань.

Рано утром 26 сентября поэт отправился из Ивановской и около 9 часов пополудни прибыл в спящий маленький приморский городок.

”... Я приехал на перекладной тележке поздно ночью. Ямщик остановил усталую тройку у ворот единственного каменного дом, что при въезде. Часовой, черноморский казак, услышав звон колокольчика, закричал спросонья диким голосом: ”Кто идет?”. Вышли урядник и десятник. Я им объяснил, что я офицер, еду в действующий отряд по казенной надобности, и стал требовать казенную квартиру. Десятник нас повел по городу. К которой избе ни подъедем — занято. Было холодно, я три ночи не спал, измучился и начинал сердиться”,¹⁰ — так описал Лермонтов свой приезд в Тамань. Долго пришлось искать ночлег, пока не ’’... подъехали к небольшой хате, на самом берегу моря”.

Я давно задавался вопросом: соответствуют ли описанные в повести ”Тамань” события истинным происшествиям, которые произошли с Лермонтовым? Работы в архивах дали много новых и интересных фактов, которые стали складываться в единую картину жизни поэта. Оказалось, что Лермонтов был прав, когда писал, что все хаты в Тамани оказались занятыми.

Дело в том, что летом и осенью 1837 года на Кавказе и Черно- мории все были заняты вокруг одного важнейшего события — визита Николая I на Кавказ. Это был первый визит царственной особы в эти края. Подготовка началась заранее. Были оповещены все воинские начальники о маршруте Государя, войска готовились к маневрам и Высочайшим смотрам. Походный вояж- ный отдел Главной Его Императорского Величества Квартиры работал полным ходом. Сохранившиеся журналы входящих и исходящих бумаг подтверждают это. На отряд А. А. Вельяминова была возложена основная нагрузка. 21 сентября в Геленджике Государь должен был посмотреть славные кавказские войска, затем он должен был 22-го морем доплыть до Анапы, после осмотра крепости морем же прибыть 23-го в Тамань и оттуда выехать в Екатеринодар. В столице кубанского войска он должен был находиться 24 и 25 сентября. Затем вернуться назад в Тамань и переплыть в Керчь, откуда морем прибыть ”на абхазские берега и в порт Редут-Кале”¹¹.

Для выполнения этой программы в Тамань были отправлены 3 сентября из Вознесенска урядник Евсеев с двумя черкесами, одним лезгином и двумя прислугами, которые сопровождали Государев экипаж. В предписании было специально оговорено, что именно в Тамани они должны были ’’ожидать прибытия Государя Императора”. Об этом тогда же поставили в известность начальство в Ставрополе и Екатеринодаре.

Уже в середине сентября Тамань была переполнена всеми воинскими начальниками, которые должны были устроить там официальную встречу Императору, а затем сопровождать его до Екатеринодара. Вот почему все хаты в Тамани оказались заняты.

Еще в начале ХХ века таманский старожил и страстный любитель местной истории Василий Васильевич Соколов попытался отыскать ”домик Лермонтова”. Поиски увенчались успехом — были обнаружены у жителей купчие документы начала XIX в. Соколов установил, что поэт несколько дней провел в хате, принадлежавшей черноморскому казаку Федору Мыснику¹². Исследование В. В. Соколова увидело свет лишь спустя десять лет после его смерти. Но еще раньше, в 1879 г., кубанский историк Е. Д. Фелицин, по просьбе П. А. Висковатого, посетил Тамань и зарисовал хату, в которой по рассказам местных жителей, якобы останавливался Лермонтов. Об изменениях, происшедших с хатой и зафиксированных на сепии Е. Д. Фелицина, мне удалось узнать лишь недавно.

Что же представляла собой хата Мысника? Она была типичной для Тамани: прямоугольная в плане, состоящая по сути из одной комнаты, разделенной на две половины печью. Слева к хате примыкала маленькая пристройка. В повести ’’Тамань” Лермонтов назвал ее ”сени”, а М. И. Цейдлер — ’крылечком”. Задняя глухая сторона хаты стояла на восток, к морю.

В таком виде подворье Ф. Мысника просуществовало до осени 1855 г. когда 11 сентября в Тамани высадился англо-французский десант. ’’Жители при внезапном вступлении едва успели что захватить, а большею частью весь хлеб и имущество осталось и сожжено неприятелем”¹³. Большой урон был нанесен жилым постройкам, они были разрушены частично или совсем. Только к 1858 г. их отстроили и они выглядели ”... почти в прежнем состоянии”¹⁴. Пострадал и дом Мысника. Восстанавливая хату, сын Мысника Семен, по-видимому, перегородил ее на две половины, в каждой из которых поставил по печи. Дверь пробил посередине, сенцы убрал, на месте прежней двери, которая вела из хаты в сенцы, поставил окно большего размера. Таким образом, Е. Д. Фелицын изобразил уже перестроенную хату, и считать его сепию первоначальным изображением хаты, в которой останавливался поэт, было бы неверно.

К 1879 г. самого Федора Мысника в живых не было. В сохранившемся поименном списке фигурирует сын Мысника — Семен Федорович — 43 лет, его жена — Анна — 30 лет, дети: Алексей — 6 лет, Евгения — 15 лет, Евдокия — 13 лет, Дарья — 9 лет, Агриппина — 5 лет и Пелагея — 3 лет¹⁵.

Разыскания В. В. Соколова продолжил в предвоенные годы директор Таманского археологического музея А. Г. Остроумов, тоже местный житель. В своей статье ”Лермонтов в Тамани”, продолжая мысль Соколова о том, что Мысник держал у себя баркасы, исследователь пишет: ’’Этими баркасами за плату широко пользовались контрабандисты — татары, притон которых был тут же, под кручей, на берегу моря, где впоследствии торговец Барабаш построил коммерческую гостиницу (ныне здание морского агентства).

Обширная территория над этой кручей — дворы гражданина] Левицкого и бывших наследников Савельевых (ныне двор гр[ажданки] Борбылевой) — составляла в то время один двор и принадлежала во второй четверти прошлого столетия казаку Федору Мыснику”¹⁶.

В связи с предстоявшим в 1941 г. 100-летием со дня смерти М. Ю. Лермонтова, на хате Борбылевой предполагалось установить мемориальную доску, но этому помешала война. Во время немецкой оккупации Тамани этот двор со всеми прилегающими постройками был уничтожен.

Указанная А. Г. Остроумовым территория подворья Мысника довольно точно локализуется в районе, примыкающем к крыше здания Таманского морского порта. До сих пор эта территория пустует, поскольку в 1948 г. была передана в ведение порта и до начала 90-х годов ХХ в. в административном отношении подчинялась Керченскому морскому порту (УССР). Восстанавливая в Тамани подворье Мысника в 1975-1978 гг., решить вопрос о передаче этой территории музею не удалось.

Местные жители рассказывают, что уже после Великой Отечественной войны пещеры, находившиеся в обрывистом берегу (по-видимому, естественные гроты, образованные водой и ветром), были засыпаны. Эти ”пещеры” постоянно упоминаются и в исследовании В. В. Соколова, и в рассказах старожилов, как месте обитания контрабандистов.

Итак, слева на высоком крутом обрыве хата под камышовой крышей. У берега лодка с длинным веслом. Дальше на море парусная лодка и трехмачтовое судно с четко вырисовывающимися снастями. На горизонте тянется берег с двумя гористыми вершинами.

Л. И. Прокопенко, занимавшийся изучением рисунка ”Тамань”, пришел к выводу, что между существующим рисунком и тем, о котором вспоминал М. И. Цейдлер, имеется существенная разница. Ведь, по словам друга поэта, ”Лермонтов пером начертил на клочке бумаги скалистый берег и домик”. В то время как дошедший до нас рисунок сделан карандашом. Это наблюдение позволило исследователю сделать заключение, что свой рисунок поэт сделал с натуры в 1837 г. и изобразил ”... ту самую лачужку, в которой жила девушка со старухой” — действующие лица повести ”Тамань”. Поэтому он предлагал назвать рисунок: ”Тамань. Лачужка девушки”¹⁷.

Самая последняя по времени атрибуция рисунка была проделана И. А. Желваковой, посчитавшей его автоиллюстрацией. ”На рисунке Лермонтова тот же пейзаж, что и в повести ”Тамань”, только увиденный в дневном освещении”¹⁸.

— что он появился позже 1837 года.

Около десяти лет проработал я в Доме-музее М. Ю. Лермонто- ва в Тамани и неоднократно пытался восстановить те события, которые произошли с Лермонтовым сто пятьдесят лет назад. Естественно, что загадка рисунка меня интересовала и волновала.

За полтора века облик Тамани неузнаваемо изменился. Во времена посещении ее поэтом это был маленький городок, в котором проживали в 56 дворах всего 278 жителей. Городок был иначе расположен: если в настоящее время валы крепости Фанагории находятся при въезде в Тамань, то тогда от крепости до городка было свыше двух верст по пустырю.

Вполне вероятно, что Лермонтов сделал этот рисунок с натуры. Во время поездок по Кавказу и Кубани в период свой первой ссылки поэт проявлял большой интерес ко всему, что его окружало. Стараясь запечатлеть все виденное, он много рисует: ”Я снял (т. е. зарисовал. — В. З.) на скорую руку виды всех примечательных мест, которые посещал, и везу с собой порядочную коллекцию...”, — писал Лермонтов С. А. Раевскому с Кавказа.

В. В. Боборыкин, однокашник Лермонтова по Юнкерской школе, встретил поэта в декабре 1837 г. во Владикавказе в заезжем доме — поэт сидел за столом и рисовал. Вернувшись в Петербург и встретившись с художником П. Е. Заболотским, Лермонтов оставил у него, как вспоминал сын Заболотского, до двадцати рисунков. С художником, ставшим впоследствии академиком живописи, поэт познакомился в доме своих родственников Философовых в Петербурге. Окончив Юнкерское училище, он стал брать у него уроки живописи. В 1837 г.

Только три рисунка из подаренных дошли до наших дней. Известно также, что многие из своих рисунков Лермонтов дарил друзьям, знакомым.

Для окончательного решения вопросов, связанных с рисунком, необходимо было найти место, которое зарисовал поэт, либо откуда он рисовал. После долгих поисков это место удалось найти.

Откроем повесть ’’Тамань”. ”Я отправился в крепость Фанагорию, чтобы узнать от коменданта о часе моего отъезда в Геленджик.

Но, увы, комендант ничего не мог сказать мне решительного. Суда, стоящие на пристани, были все — или сторожевые, или купеческие, которые еще даже не начинали нагружаться”.

Все это происходило с героем повести, которого, конечно, нельзя полностью отождествлять с Лермонтовым. Но если бы Лермонтов не приезжал в Тамань, не посетил крепость Фанагорию, то не ехал бы этим же путем его герой, не происходили бы с ним те же самые события, которые произошли с Лермонтовым.

— не подлежат сомнению. По правилам тех лет все приезжающие в Тамань должны были отмечать подорожную в крепости, а затем уже размещаться в городке, расположенном в двух верстах от крепости. В самой же крепости кроме помещений госпиталя первого класса, провиантского магазина (склада) и дома коменданта строений не было, жить было негде. Естественно, что Лермонтову, ехавшему” ”по казенной надобности”, необходимо было побывать в крепости.

Любопытен факт, обнаруженный нами в записках Н. И. Лоре- ра, на который до сих пор не обратили внимания. В 1837 г. из Сибири были переведены рядовыми в разные кавказские полки некоторые декабристы. Н. И. Лорера определили в Тенгинский пехотный полк на Кубань, и уже осенью он принимал участие в экспедиционном отряде под командованием генерала Н. Н. Ра- евского-младшего. В ноябре 1837 г. больной декабрист попадает в Фанагорийский военный госпиталь, где ему пришлось, как он пишет, ’’... наблюдать бесчеловечные поступки лазаретного начальства и комиссаров. Что только можно было украсть и оттянуть от больного, то все кралось и оттягивалось, — вспоминал Лорер. — Видя ежедневно все ужасы, ... я не силах был больше оставаться в стенах госпитальных”.

Однажды, спустившись из крепости к морскому берегу, декабрист увидел ”... на обрыве чистенькую землянку с трубою и тремя окнами, почти на земле проделанными”. Лорер полюбопытствовал и вошел в жилище, где его встретила хозяйка-казачка. ”У нее нашлась особая горенка, и мы сошлись в цене. Стол, три стула, кровать составляли мою мебель, пол был вымазан желтою глиной и усыпан пахучими травами. Землянка моя. как бы сказать лепится у самого моря, так что я постоянно слышу плеск волн, ударяющихся в песчаный берег”, — подчеркнул Лорер¹⁹.

Во времена посещения Тамани Лермонтовым на всем протяжении от крепости до города не стояло ни одного строения. Небольшая хатка была единственным зданием, располагавшимся за крепостным валом. Она-то и привлекла внимание поэта, гулявшего в окрестностях крепости 27 сентября 1837 г. Тогда-то он и сделал карандашом свой рисунок.

На чем основано утверждение, что рисунок ”Тамань” нельзя назвать ни ’’лачужкой девушки”, ни ”домиком контрабандистов”?

Только с территории крепости Фанагория виден выдающийся вперед и закрывающий всю линию горизонта хребет с характерной двугорбой вершиной Каменной горы (в настоящее время называется Лысой горой).

Таким образом, на рисунке поэта изображен домик, в котором в ноябре 1837 г. поселился декабрист Н. И. Лорер. В этом доме произошла встреча Лермонтова с Лорером в декабре 1840 г. во время второго посещения Тамани поэтом.

В 70-х гг. ХХ в. Л. И. Прокопенко нашел в Российском Государственном военно-историческом архиве (РГВИА) сведения о шестнадцати военных кораблях, несших службу у восточного берега Черного моря в 1836—1837 гг. В их числе были транспорты ’’Ревнитель”, ”Буг”, ”Ланжерон” и ’’Соперник”, перевозившие почту, пассажиров и различные интендантские грузы в порты северного и восточного берегов Черного моря.

”Буг”, остальные были двухмачтовые²⁰.

О судне удалось установить следующее: ”Буг” был заложен полковником Разумовым в Николаеве 28 января 1826 г. и 1 декабря спущен на воду. Его длина составляла 102 фута 10 дюймов. На транспорте было установлено 22 орудия, из них 10 пушек. В 1838 г. ”Буг” был обращен в магазин²¹.

— царь вынужден был отменить зимнюю экспедицию, отменил и свою поездку в Екатеринодар. 25 сентября 1837 г. экспедиционный отряд покинул Геленджик и через укрепление Абинское выступил к Ольгинскому тет-де-пону²². Вероятно, в тот же день покинул геленджикскую гавань и ”Буг”, отправившись в Фанагорию²³. Когда 26 сентября поэт оказался в Тамани поздно вечером, ”Буг” уже стоял на Фанагорийском рейде.

”Луна тихо смотрела на беспокойную, но покорную ей стихию, и я мог различить при свете ее, далеко от берега, два корабля, которых черные снасти, подобно паутине, неподвижно рисовались на бледной черте небосклона. ”Суда в пристани есть, — подумал я, — завтра отправлюсь в Геленджик”. Так писал Лермонтов в повести ’Тамань”. Но когда на следующий день поэт встретился с комендантом Фанагории П. Я. Посыпкиным, он узнал, что ехать в Геленджик ему не следует. На прибывшем ”Буге” пришло сообщение об отмене экспедиции. Скорее всего, в тот день с территории крепости Фанагория Лермонтов и сделал свой рисунок.

Этот рисунок позволил довольно точно датировать первый приезд поэта в Тамань. Судя по одноименной повести, ее герой пробыл в приморском городке две ночи, столько же пробыл и Лермонтов. Он покинул Тамань утром 28 сентября, лишь к вечеру добрался до Ивановской и уже на следующий день 29 сентября Нижегородского драгунского полка прапорщик Лермонтов прибыл в действующий отряд в укрепление Ольгинское. Здесь Лермонтов получил следующее предписание: ”Во внимание, что ваше благородие прибыли к действующему отряду по окончании первого периода экспедиции, а второй период государь император высочайше повелеть соизволили отменить, я предписываю вам отправиться в свой полк, на проезд же ваш от укрепления Ольгинского до города Тифлиса препровождаю при сем подорожную № 21-й, а прогонные деньги извольте требовать по команде с прибытием вашим в полк”²⁴.

что поэт ’’приехал в Ставро- s поль совсем без вещей, которые у него дорогой были украдены, ^ и поэтому явился к начальству не тотчас по приезде в город, _ а когда мундир и другие вещи были приготовлены, за что он и получил выговор, так как в штабе нашли, что он должен был ^ явиться, в чем приехал”²⁵.

Деньги на пошив нового мундира и на приобретение вещей о дал взаймы П. И. Петров. 1 февраля 1838 г. Лермонтов отправил л из Петербурга письмо: ’Любезный дядюшка Павел Иванович...

Я в восторге, что могу похвастаться своею аккуратностью перед вами, которые видели столько раз во мне противное качество или порок, как угодно. С искреннейшею благодарностью за все ваши попечения о моем ветреном существе имею честь прикладывать к сему письму 1050 руб., которые вы мне одолжили”²⁶.

На этом письме сохранилась приписка, сделанная бабушкой поэта Елизаветой Алексеевной Арсеньевой: ”Не нахожу слов, любезнейший Павел Иванович, благодарить вас за любовь вашу к Мишеньке, и чувства благодарности навсегда останутся в душе моей”.

До сих пор неизвестно, как рисунок ’Тамань” оказался в Уфе. Н. Барсов высказал предположение, что рисунок попал от Петровых к В. Х. Хохрякову — первому собирателю лермонтовских автографов²⁷’’Московских ведомостей” появилось сообщение о том, что ”. инспектор Уфимской гимназии Хохряков желает передать императорской публичной библиотеке имеющиеся у него рукописи известного нашего поэта Лермонтова.”²⁸.

В 1870 г. Хохряков был переведен из Уфы в Пензу Лермонтовских материалов у него было уже много и, возможно, по случайности что-то осталось в Уфе, а может быть — лишь один рисунок ”Тамань”, кем-то тщательно сбереженный²⁹. Так ли это или нет — сейчас установить не представляется возможным. Этот вопрос еще ждет своего разрешения.

Примечания

¹Юписание рукописей и изобразительный материалов Пушкинского Дома. Вып. 2. М. Ю. Лермонтов. — М. — Л.; 1953. — С. 130.

²— М.: Сов. писатель, 1951. — С. 215.

³Попов А. В. ”Герой нашего времени”. Материалы к изучению романа М. Ю. Лер- монтова // Литературно-методический сборник. — Ставрополь, 1963. — С. 42.

⁴Цейдлер М. И. На Кавказе в тридцатых годах. // М. Ю. Лермонтов в воспоминаниях современников. — М.: 1972. — С. 209. Выехав на Кавказ в начале марта 1838 г., Цейдлер 21 июля прибыл в лагерь при реке Туапсе. Приказом по отряду, действовавшему на восточном берегу Черного моря в 1838 г., он был прикомандирован Н. Н. Раевский ”... к двум ротам Кавказского саперного батальона для построения нового укрепления” (см.: Центральный Государственный военно-исторический архив в дальнейшем ЦГВИА ф. 90, оп. 1, д. 109, л. 74 об.). Следовательно, в Тамани Цейдлер был в июне-июле 1838 г.

⁵Барсов Н. Штрих за штрихом — картина. Краеведческий поиск: как и через кого лермонтовский рисунок ”Тамань” попал в Уфу? // Вечерняя Уфа. — 1979, 16 мая.

⁶Мануйлов ВА. Летопись жизни и творчества М. Ю. Лермонтова. — М.—Л.: Наука, 1964. — С. 84 — 85.

⁷

⁸Там же. С. 81.

⁹Недумов С. И. Документы о пребывании М. Ю. Лермонтова на Кавказе, обнаруженные в Центральном Государственном архиве Грузинской ССР // Временник гос. Музея ”Домик Лермонтова”. Вып. 1. — Пятигорск. 1947. — С. 65.

¹⁰Лермонтов М. Ю. Собрание сочинений. Т. 4. — М. — Л.: Наука, 1981. — С. 225 — 226.

¹¹РГВИА, ф. 970, оп. 1, д. 169, лл. 44 — 44 об.

¹²— Симферополь. 1928. — С. 127 — 129.

13Государственный архив Краснодарского края (в дальнейшем — ГАКК), ф. 252, оп. 1, д. 1984, лл. 2-2об.

¹⁴ГАКК, ф. 252, оп. 2, д. 162, л. 206.

¹⁵ГАКК, ф. 252, оп. 1, д. 1984, 5об.

¹⁶Остроумов А. Г. Лермонтов в Тамани. — Большевик (Краснодар), 1939, 15 окт. — С. 3.

¹⁷— С. 49 — 50.

¹⁸Лермонтов. Картины. Акварели. Рисунки. Составление и каталог Е. А. Ковалевской. Пояснения И. А. Желваковой. — М.: Изобразительное искусство, 1980. — С. 172.

¹⁹Лорер Н. И. Записки декабриста. — М.: 1931. — С. 218 — 219.

²⁰Прокопенко Л. Лермонтовский парусник. // Лит. Россия. — 1979. — 23 ноябр. С. 24. С мнением автора, что Лермонтов приехал в Тамань 24 сентября 1837 г., вряд ли можно согласиться. Поэт, как и герой повести ”Тамань”, провел в приморском городке две ночи. 29 сентября он был в Ольгинском укреплении (см.: Мануйлов B. А. Летопись. — С. 83 — 84). Следовательно, 28-го ”. рано поутру” он покинул Тамань, куда приехал поздно вечером 26 сентября.

²¹Список русских военных судов с1666 по 1860 г., — СПб., 1872. — С. 550 — 551.

²²

²³От Геленджика до Фанагории 130 миль. Этот путь ”Буг” проделал за 22 часа. См.: Черновые записки о постройке укреплений на восточном берегу Черного моря и пароходным сообщением между ними. ЦГВИА, ф. 90, оп. 1, д. 108, лл. 6-6 об. Более подробно о посещении Тамани М. Ю. Лермонтовым см.: Захаров В. Две поездки М. Ю. Лермонтова на Кубань // Русская литература. — 1983. — № 4. —C. 139 — 151.

²⁴Мануйлов В. Летопись... — С. 83-84. О том, что Лермонтов провел в Тамани в 1837 г. всего три дня, пишет в своих воспоминаниях и Н. А. Кузьминский. См.: Кузьминский НА. Из воспоминаний о Михаиле Юрьевиче Лермонтове // Курский листок, 1887. 16 июля.

²⁵Мартьянов А. К. Дела и люди века. Т. 2. — СПб., 1893. — С. 147.

²⁶Лермонтов М. Ю. Собрание сочинений. Т. 4. — С. 404 — 405.

²⁷— картина.

²⁸Андроников И. Лермонтов. Исследования и находки. — М.: 1968. — С. 530.

²⁹— картина.

Текст предоставлен автором.