Уланша [1833 — 1834] Идет наш пестрый эскадрон Как должно, вышел на дорогу
Их речи пьяны, взоры страшны! Дубовый стол и ковш на нем, Простите, счастливые дни... Когда ж меж серых облаков С тех пор промчалось много дней, |
Примечания
«Школьная заря» 1834 г. (№ IV), хранящейся в ИРЛИ. Впервые напечатано в издании Ф. Шнейдера — «Стихотворения М. Ю. Лермонтова, не вошедшие в последнее издание его сочинений» (Берлин, 1862 г., стр. 49 — 53).
В тексте копии сделаны примечания: к ст. 26 (Лафа) — «Н. И. Поливанов», к ст. 106 (Разин) — «Александров», к ст. 107 (князь Нос) — «Шаховской». Подпись — «Гр. Диарбекир».
О Н. И. Поливанове см. в т. I (комментарий к стих. «Послушай, вспомни обо мне») и в т. V (комментарий к письму № 4).
Павел Александров 2-й, прозванный в школе Стенькой Разиным, был выпущен в 1833 г. в лейб-гвардии уланский полк (девятый выпуск).
Иосиф Шаховской (князь) был выпущен из школы в 1834 г. в лейб-гвардии уланский полк (десятый выпуск). О нем вспоминает А. Меринский:
«У нас был юнкер кн. Шаховской, отличный товарищ; его все любили, но он имел слабость сердиться, когда товарищи трунили над ним. Он имел пребольшой нос, который шалуны-юнкера находили похожим на ружейный курок. Шаховской этот получил прозвище «курка» и «князя-носа». В стихотворении «Уланша» Лермонтов о нем говорит:
Князь-нос, сопя, к седлу прилег —
Никто рукою онемелой
Его не ловит за курок.
«Этот же Шаховской был влюбчивого характера: бывая у своих знакомых, он часто влюблялся в молодых девиц и, поверяя свои сердечные тайны товарищам, всегда называл предмет своей страсти богинею. Это дало повод Лермонтову сказать по адресу Шаховского экспромт, о котором позднее я слышал от многих, что будто экспромт этот сказан поэтом нашим по поводу ухаживания молодого француза де Баранта за одною из великосветских дам. В Юнкерской школе, кроме командира эскадрона и пехотной роты, находились при означенных частях еще несколько офицеров из разных гвардейских, кавалерийских и пехотных полков, которые заведывали отделениями в эскадроне и роте, и притом по очереди: дежурили кавалерийские — по эскадрону, пехотные — по роте. Между кавалерийскими офицерами находился штаб-ротмистр Клерон, Уланского полка, родом француз, уроженец Страсбурга; его более всех из офицеров любили юнкера. Он был очень приветлив, обходился с нами как с товарищами, часто метко острил и говорил каламбуры, что нас очень забавляло. Клерон посещал одно семейство, где бывал и Шаховской, и там-то юнкер этот вздумал влюбиться в гувернантку. Клерон, заметив это, подшутил над ним, проведя целый вечер в разговорах с гувернанткой, которая была в восхищении от острот и любезностей нашего француза и не отходила от него все время, пока он не уехал. Шаховской был очень взволнован этим. Некоторые из товарищей, бывших там вместе с ними, возвратясь в школу, передали другим об этой шутке Клерона. На другой день многие из шалунов по этому случаю начали приставать с своими насмешками к Шаховскому, Лермонтов, разумеется, тоже, и тогда-то появился его следующий экспромт (надо сказать, что гувернантка, обожаемая Шаховским, была недурна собой, но довольно толста):
За ней волочится француз,
У нее лицо как дыня,
Зато ж... как арбуз».
«Русский мир» 1872 г., № 205; ср. Щеголев, Книга о Лермонтове, вып. I, стр. 150 — 152). Впоследствии этот экспромт с изменениями стиха, был отнесен к княгине М. А. Щербатовой и, возможно, стал одной из причин дуэли между Лермонтовым и Барантом.
Об «Уланше» тот же Меринский вспоминает в другом месте:
«Уланша» была любимым стихотворением юнкеров; вероятно, и теперь, в нынешней школе, заветная тетрадка тайком переходит из рук в руки. Надо сказать, что юнкерский эскадрон, в котором мы находились, был разделен на четыре отделения: два тяжелой кавалерии, то-есть кирасирские, и два легкой — уланское и гусарское. Уланское отделение, в котором состоял и я, было самое шумное и самое шаловливое. Этих-то улан Лермонтов воспел, описав их ночлег в деревне Ижорке, близ Стрельны, при переходе их из Петербурга в Петергофский лагерь». («Атеней» 1858 г., № 48, стр. 289; ср. , Книга о Лермонтове, вып. I, стр. 153).