Глава IX
Приезд гувернера мосье Капе. Детские спектакли. Рассказы о Бородине
Вскоре в Тарханы приехал новый гувернер — мосье Капе. Это был очень говорливый, вежливый и веселый молодой человек с длинным бледным лицом и горбатым носом. Ему отвели проходную комнату направо на антресолях, а Мишу поселили с ним рядом наверху, вместе с дядькой Андреем Соколовым.
Миша давно добивался этого переселения — ведь он становился почти самостоятельным и уходил от бабушкиной денной и нощной опеки!
Но, увы, кратковременным оказалось Мишино торжество! Бабушка созналась, что ноги у нее теперь не так сильно болят, велела перенести все вещи из своей спальной на антресоли налево и там в одной комнате поселилась сама с Дарьей, а в другой устроила Пашеньку и Марусю, потому что не любила оставаться одна и должна была все время с кем-то разговаривать.
Переселение на антресоли удаляло Мишу от девичьей, куда он так часто забегал и беседовал с девушками, расспрашивая про их жизнь. Кроме того, комната на антресолях выходила окнами в сад, а не во двор, где Миша постоянно наблюдал дворовых. Ведь там и ткацкая, и жилой дом дворовых, и квартира управляющего, и кухня.
Пусть лучше Мишенька наблюдает из окна роскошную гладь пруда, обрамленного ветлами, и пышные кроны деревьев, шелестящих над деревянными перилами его балкона и возле домовой церкви, — часть церковной стены виднелась направо…
Если смотреть из окна новой комнаты вниз, деревянные в виде буквы «X» перила веранды и доски ее пола закрывали огромную куртину в саду, а совсем близко, сквозь стволы и кудри деревьев, зеркальным блеском переливался большой пруд. Если же выйти на веранду, видны ступеньки, по которым поднимаются в дом, а на уровне глаз — верхушки старых деревьев, шелестящие березы, дубы и клены…
Комната с палевыми обоями, отведенная Михаилу Юрьевичу, так уютна, что уходить из нее не хочется. Потолок не очень высок; в середине внутренней стены выступает изразцовая печь с лежанкой для дядьки Андрея, но лежанки не видно, она сбоку, а на лицевой части печи — камин.
Пол застлан серым сукном, мебель желтого атласа. Здесь Мише поставили мебель, как для взрослого, а вместо кровати привезли из Москвы софу с откидной спинкой, и она стояла у стены, за выступом печи. Купили ему бюро со множеством ящиков, необходимых для занятий, фарфоровый стакан с видом какого-то города — из стакана торчал пучок гусиных перьев, — новую чернильницу, а главное, он получил собственный книжный шкаф, куда можно было ставить книги, класть портфель с рисунками, краски, кисточки — словом, все, что надо. У окон расставили столики и стулья для гостей и для того, чтобы читать или рисовать у окна или же играть в шахматы.
Мосье Капе устроили тоже неплохо: в соседней проходной комнате ему поставили комод с зеркалом, шкаф и кровать с периной.
Миша очень волновался по случаю переезда и хотел раздать все свои игрушки — ведь он теперь стал взрослым! Но бабушка тотчас же стала доказывать, что рано еще считать себя взрослым, а надо учиться и слушаться старших.
Миша с нетерпением дожидался, когда его познакомят с французом, но мосье Капе после длинного путешествия вымылся в бане, поел, улегся на новую перину и мирно прохрапел всю ночь. Наконец утром Миша пошел с ним и с бабушкой в сад.
— Bon Dieu du ciel, quelle beauté![19]
После восторженных возгласов Капе сказал, что если бы это «шале» вместе с парком перенести под Москву, ему бы цены не было!
Мосье Капе был предупредителен и внимателен к своему будущему воспитаннику. Он весело заговорил по-французски. Миша, не понимая его, выжидательно молчал. Бабушка ушла домой, а учитель с Мишей пошли вдвоем по саду. Француз не умолкал. Указывая на небо, на деревья, на землю, на траву, на листья, он останавливался, медленно произносил по нескольку раз какое-нибудь слово и тотчас же просил своего ученика повторить его.
Француз обращал внимание на произношение и поощрял ученика, удовлетворенно кивая головой. Потом они шли дальше и опять повторяли отдельные слова.
Погуляв после завтрака часа два, оба вернулись домой в очень хорошем настроении, и Миша, которого мосье Капе назвал Мишелем, переодеваясь к обеду, вполголоса повторял французские слова. Он попросил бабушку, чтобы Капе сказал хоть несколько слов по-русски, но Арсеньева ответила, что тот не знает ни одного русского слова.
— Но я же не понимаю, что он говорит!
Бабушка утешала:
— Ничего, скоро поймешь!
До сих пор Миша знал одно французское выражение: «Devant les enfants».[20] Так говорила бабушка, когда хотела сообщить своим родственникам или знакомым что-либо по секрету от Миши. Когда же Капе научит его французскому языку и Миша начнет понимать все, что говорят взрослые?
За обедом мосье Капе сел около Миши и разговаривал по-французски с бабушкой и доктором Ансельмом, а Миша раздражался, что понимает только несколько отдельных слов.
Однако, вслушиваясь, он заметил, что некоторые слова в разговоре повторяются, и после обеда потихоньку спросил бабушку, что они означают. Арсеньева перевела, и он запомнил.
На следующий день Миша повел француза смотреть траншеи и по-русски стал объяснять ему, что это такое. Француз все понял и перевел на французский язык, а Миша заметил, что в речи мосье Капе все чаще и чаще встречаются знакомые для слуха сочетания звуков. Тогда мальчик решил, отбросив стеснительность, повторить их молодому жизнерадостному гувернеру, который так дружески отнесся к нему.
После напряженных упражнений месяца через два Миша не только стал говорить по-французски, но ловил себя на том, что, оставаясь в одиночестве, он мысленно переводил русские обиходные слова на французский язык и сплетал из них разговорные фразы. Правда, это был еще примитивный разговор, но и то хорошо.
Мосье Капе приходил в восторг от понятливости своего ученика и клялся Арсеньевой, что он в первый раз наблюдает такие быстрые успехи. Впрочем, — тут он делал любезное лицо — русские очень способны к языкам.
Приехав в Тарханы, Капе очаровал весь дом. Природа наделила его счастливым характером — он умел замечать вокруг себя все хорошее и тотчас же говорил об этом. Осмотрев барский дом, он очень одобрил мебель и обилие цветов во всех комнатах. Усевшись за стол, он ел и хвалил каждое блюдо, так что всем подаваемые кушанья казались вкуснее. Мишелем он восхищался как способным учеником и каждый день рассказывал про его успехи, что весьма льстило самолюбивому мальчику. Поговорив с доктором Ансельмом, мосье Капе очень обрадовался, что нашел в нем соотечественника. Христине Осиповне он ничего не говорил только потому, что она его не понимала, но вовремя пододвигал ей стул, поднимал уроненный ею клубок, долго рассматривал связанные ею чулки и жестами выражал свое одобрение, так что она тотчас же отдала ему связанную пару и сразу расположилась к своему сопернику. Пашеньке он сказал, что она очень мило говорит по-французски, Марусе Макарьевой с уверенностью пророчил, что она со временем станет первой русской красавицей. Словом, мосье Капе внес в дом оживление и молодое веселье, так что после обеда даже не хотелось расходиться.
В зале мосье Капе пригласил Пашеньку вальсировать, мурлыча модный мотив, и заставил Мишеля танцевать с Марусей, но, заметив, что мальчик танцевать не умеет, стал показывать ему разные па.
Когда приехал Афанасий Алексеевич, мосье Капе заговорил с ним о Наполеоне, и Миша очень расстроился, что его отослали спать.
Миша водил француза по усадьбе и все показывал, даже повел в ткацкую. Все девушки поднялись и низко поклонились вошедшим, а одна из них так быстро встала, что задела ножницы и уронила на пол. Мосье Капе, с живостью подскочив, поднял их с пола и подал девушке, которая просияла и смутилась от такой неожиданной любезности. Этот поступок сразу же расположил к нему всех дворовых женщин, и рассказ о том, как «хранцуз подал девке Фене ножни», обошел Тарханы и повторялся со всевозможными вариациями.
Мише понравился Капе. Это не то, что старуха Христина, которая раздражала Мишу неизменным вязаньем чулок, — это была мания, от которой она не могла избавиться.
Мосье Капе был еще молод.
Очень подвижной и ловкий, он любил стихи, танцы, гимнастику, прогулки и охоту и всюду брал своего воспитанника с собой.
Мишелю давали небольшое ружье, седлали лошадку мягким черкесским седлом, сделанным вроде кресла, и так они отправлялись на охоту. Доезжачий Потапов неизменно сопровождал их.
У Капе была странность: он любил стрелять молодых галчат, ему нравилось жаркое из этих птиц. К этому необычному лакомству он старался приучить своего воспитанника.
— Это превкусно! — восклицал он, прищелкивая языком.
— Это не дичь, а падаль! — брезгливо возражал Мишель и решительно отказывался есть это блюдо.
Никакие уговоры и восклицания его любимого воспитателя не могли изменить его решения.
Мосье Капе заметил, что Мишель хорошо рисует, и предложил ему слепить из воска кукол и сделать представление кукольного театра.
просить у бабушки занавес. Рисовали декорации к каждой басне, и, чтобы Миша понял, бабушка переводила ему каждое слово. Мальчик заучил несколько французских басен наизусть.
Миша стал неразлучен со своим гувернером.
Через некоторое время Капе устроил вечером в зале представление кукольного театра. На новой сцене поставили небольшой картонный театр. После звонка Капе, обращаясь к зрителям, воскликнул:
— Attention![21]
Красное парчовое покрывало с кровати Арсеньевой, обращенное в занавес, медленно отодвинулось, и зрители восхитились декорацией: на фоне голубого неба зеленела роща, большое, развесистое дерево выделялось слева, на одном из его суков сидела огромная черная, вылепленная из воска ворона с куском желтоватого сыра в клюве, а в траве притаилась, подняв острую мордочку кверху, рыжая лиса. Не успели зрители насладиться этим зрелищем, как голосок Мишеля, спрятанного за декорациями, произнес: «Le corbeau et le renard…»[22]
Это был новый сюрприз. Миша прекрасно сказал французскую басню. Все зрители, сидевшие в креслах в первых рядах — бабушка, доктор Ансельм, Христина Осиповна, Пашенька, Маруся, Евреиновы, Афанасий Алексеевич, — и дворовые, стоявшие в дверях, очень одобрили представление и просили повторить, аплодируя от души. Мосье Капе был доволен успехом и обещал часто устраивать такие вечера.
Капе завоевывал авторитет. Он понемногу экипировался, стал франтом, и все любовались осанкой мосье Капе. В сущности, он был некрасив: зализы редких черных волос над огромным лбом, глазки черненькие, маленькие, не больше смородины, а нос — как горб верблюда, усы редкие, жесткие, с завитками на концах.
Утро начиналось уроком гимнастики.
После того как звонил колокольчик, Мишенька вместе с Пожогиным выходили в зал, мосье Капе спускался с лестницы, напевая свою любимую песенку:
A moi, a moi, ma vie,
A moi, ma liberté![23] —
и учил детей разным гимнастическим упражнениям.
Вечером, после ужина, он вел своих воспитанников в зал, и они играли в разные игры: в фанты, в «море волнуется», водил с ними хороводы, и они пели французскую песню:
Sur le pont
D'Avignon…[24]
Дети танцевали, кружились, и это им нравилось.
Пашенька и Маруся принимали участие в вечерних развлечениях и охотно танцевали. Когда Миша научился разговаривать с мосье Капе по-французски, беседы их стали весьма оживленными. Капе, бывший французский солдат, участвовал почти во всех походах Наполеона и хоть по его вине и расстроил себе здоровье, однако оставался страстным приверженцем гениального корсиканца. Капе охотно рассказывал свои боевые приключения, восторженно отзываясь о Бонапарте.
охотно согласился.
Однажды после обеда все уселись в гостиной, и Афанасий Алексеевич начал свой рассказ:
— Хоть несколько лет прошло с того дня, но как ясно я помню, что происходило! Когда нам объявили, что завтра сражение, все призадумались. Солдаты и офицеры стали переодеваться в чистые рубахи. Все мы решили биться не на жизнь, а на смерть, отстаивая свою родину, и, если понадобится, умереть.
мог заснуть. Грустно мне было слышать, что невдалеке от нас ликовали французы. Особенно тоскливо стало, когда мы услыхали, что Багратион ранен. После ранения Багратиона Дохтуров получил приказ принять на себя командование левым флангом. Обращаясь к войскам, он воскликнул:
«За нами Москва! Умрем все, но ни шагу назад!»
что он убит. Батарея осталась без командира…
Волнение Афанасия Алексеевича передалось его слушателям, когда он перешел к рассказу о совершенном им подвиге.
— Тогда, — продолжал Афанасий Алексеевич, — я взял командование. Я заметил движение кирасир, выехал вперед, ближе к передовой линии, и мы стали ждать приближения неприятеля. Французы тем временем стреляли не умолкая, и подо мной была убита моя горская лошадь…
Арсеньева в этом месте не выдержала и, заливаясь слезами, пробормотала:
— Как же ты сам-то, Фанюшка, остался жив!..
— Я тотчас же пересел на другого коня, но со своей позиции не уходил. По счастью, к нам скоро подоспела помощь. Ударили в штыки. Неприятель был опрокинут, центральная батарея перешла в наши руки, французский генерал взят нами в плен… Да, дорого заплатили французы за овладение этой батареей! Полегли их лучшие генералы, целая дивизия была истреблена…
Арсеньева вспомнила, как один из артиллеристов — друг Афанасия Алексеевича — говорил, что его доблестное бесстрашие, истинное хладнокровие и распорядительность в самый разгар боя навсегда останутся памятными его сослуживцам.
Примечания
19. Боже мой, какая красота!
20. Буквально: «При детях», но подразумевается: «Нельзя говорить этого при детях»,
21. Внимание! (франц.)
22. «Ворона и лисица»
23. «Ко мне, моя жизнь, ко мне, моя свобода!» (франц.)
24. Известная французская песня «На Авиньонском мосту».