Чарыков. К воспоминаниям о М. Ю. Лермонтове.

А. ЧАРЫКОВ

К ВОСПОМИНАНИЯМ О М. Ю. ЛЕРМОНТОВЕ

Зная, с каким живым интересом все почитатели нашего знаменитого поэта следят за каждым сведением из его кратковременной жизни, я решился написать несколько строк о мимолетных встречах с ним на Кавказе.

Я перешел на Кавказ из России, как тогда выражались, в 1840 году, поступив в 20-ю артиллерийскую бригаду, штаб которой находился в Ставрополе, почему мне довольно часто приходилось в нем бывать.

В один из этих приездов в дворянском собрании давали бал. Война тогда была в полном разгаре, и так как Ставрополь в то время был сборным пунктом, куда ежегодно стекалась масса военных для участия в экспедициях против горцев, то на бале офицерства было многое множество и теснота была страшная; и вот благодаря этой самой тесноте мне привелось в первый раз увидать нашего незабвенного поэта; пробираясь шаг за шагом в танцевальный зал, я столкнулся с одним из офицеров Тенгинского полка, и когда, извиняясь, мы взглянули друг на друга, то взгляд этот и глаза его так поразили меня и произвели такое чарующее впечатление, что я уже не отставал от него, желая непременно узнать, кто он такой. Случались со мною подобные столкновения и прежде и после в продолжение моей долгой жизни, но мне никогда не приходило в голову справляться о тех особах, с которыми я имел неудовольствие или удовольствие сталкиваться.

На другой день после бала я слышал следующий анекдот о Лермонтове: пригласил он на вальс графиню

Ростопчину. «Avec vous? — сказала она, — après»;^* но отмщение не заставило себя долго ждать; в мазурке подводят ее к нему с другой дамой. «Мне с вами», — объявила графиня. «С вами? — после», — был ответ Лермонтова¹.

² и Николай Павлович Слепцов³, они служили при штабе командующего войсками Кавказской линии и оба пользовались всеобщею любовью. Гостеприимные их двери были всегда раскрыты для приезжавшей военной молодежи.

В один прекрасный день мы, артиллеристы, узнали, что у барона на вечере будет Лермонтов, и, конечно, не могли пропустить случая его видеть. Добрейший хозяин по обыкновению очень радушно нас встретил и перезнакомил со своим дорогим гостем. Публики, как мне помнится, было очень много, и, когда солидные посетители уселись за карточными столами, молодежь окружила Лермонтова. Он, казалось, был в самом веселом расположении духа и очаровал нас своею любезностью. Но, не прибегая к фантазии, которая вечно молода и игрива, не могу сообщить о нашем гениальном любимце всего, что говорилось и рассказывалось им, так как неумолимое время все это изгладило из моей памяти. Придерживаясь же в воспоминаниях одной строгой истины, могу рассказать единственный факт из этого памятного вечера.

Михаил Юрьевич роздал нам по клочку бумаги и предложил написать по порядку все буквы и обозначить их цифрами; потом из этих цифр по соответствующим буквам составить какой-либо вопрос; приняв от нас эти вопросы, он уходил в особую комнату и спустя некоторое время выносил каждому ответ; и все ответы до того были удачны, что приводили нас в изумление. Любопытство наше и желание разгадать его секрет было сильно возбуждено, и, должно быть, по этому поводу он изложил нам целую теорию в довольно длинной речи, из которой, к сожалению, в моей памяти остались только вступительные слова, а именно, что между буквами и цифрами есть какая-то таинственная связь; потом упоминал что-то о высшей математике. Вообще же речь его имела характер мистический; говорил он очень увлекательно, серьезно; но подмечено было, что серьезность его речи как-то плохо гармонировала с коварной улыбкой, сверкавшей на его губах и в глазах⁴

В 1841 году, в первой половине июля, после весенней экспедиции, я прибыл из крепости Грозной для излечения от раны в Пятигорск, и здесь была моя последняя встреча с Лермонтовым. Припоминаю, что шел я как-то в гору по улице совсем еще тогда глухой, которая вела к Железноводску, а он в то же время спускался по противоположной стороне с толстой суковатой палкой, сюртук на нем был уже не с белым, а с красным воротником. Лицо его показалось мне чрезвычайно мрачным; быть может, он предчувствовал тогда свой близкий жребий. Злой рок уже сторожил свою жертву.

Когда страшная весть о его кончине пронеслась по городу, я тотчас же отправился разыскивать его квартиру, которой не знал. Последняя встреча помогла мне в этом; я пошел по той же улице, и вот на самой окраине города, как бы в пустыне, передо мною, в моей памяти, вырастает домик, или, вернее, убогая хижинка. Вхожу в сени, налево дверь затворенная, а направо, в открытую дверь, увидел труп поэта, покрытый простыней, на столе; под ним медный таз; на дне его алела кровь, которая за несколько часов еще сочилась из груди его.

Но вот что меня особенно поразило тогда: я ожидал тут встретить толпу поклонников погибшего поэта и, к величайшему удивлению моему, не застал ни одной души.

Впрочем, не стану отравлять свою память воспоминанием о легкомысленном тогдашнем обществе Пятигорска с его навек запятнанным героем, которому оно расточало в то время свои симпатии.

^* С вами?.. после (фр.).

Примечания

А. ЧАРЫКОВ

¹ Случай, рассказанный Чарыковым, не относится к ставропольскому балу. Ростопчина в том году не была на Кавказе.

² Вревский учился в юнкерской школе одновременно с Лермонтовым. После окончания Военной академии служил на Кавказе. В 1840 г. участвовал в экспедиции в Малую и Большую Чечню, осенью и зимой 1840—1841 гг. жил в Ставрополе, где у него бывал и Лермонтов. А. П. Беляев в своих воспоминаниях называет Вревского «одним из образованнейших и умнейших людей своего времени» (Беляев А. П. Воспоминания декабриста о пережитом и перечувствованном. СПб., 1882, с. 434, 499—500).

³ Николай Павлович Слепцов был зачислен в юнкерскую школу 16 сентября 1834 г., за два месяца до окончания ее Лермонтовым. 20 декабря 1840 г. Слепцов был назначен адъютантом А. С. Траскина и находился в Ставрополе. Здесь он мог познакомиться с поэтом.

⁴ О другой математической игре, которой Лермонтов также развлекал товарищей-офицеров, рассказывал Е. И. Майдель. Об этом см.: П. К. Дела и люди века, т. 2. СПб., 1893, с. 152—154.