Поиск по творчеству и критике
Cлова начинающиеся на букву "Н"

1. Дурылин С.: Врубель и Лермонтов. Глава II

Входимость: 1. Размер: 50кб.

Часть текста: я всю эту зиму провел в Москве и теперь здесь же. Васнецов правду говорил, что я здесь попаду в полезную для меня конкуренцию. Я действительно кое-что сделал чисто из побуждения „так не дамся же!“. И это хорошо. Я чувствую, что я окреп — т. е. многое платоническое приобрело плоть и кровь. Но мания, что непременно скажу что-то новое, не оставляет меня» 23 . «Новое» связано было у Врубеля с работой над новым «Демоном». Последний, писаннный масляными красками, был завершен художником. Картина эта (114×211 см.), показанная на выставке «Мира Искусства» в 1903 г. и принадлежавшая некогда В. О. Гиршману, находится теперь в Третьяковской галлерее. Это опять — как в Одессе, как в Киеве — «Сидящий Демон». Такой Демон, вопреки обычному представлению, есть и у Лермонтова: первый «Демон», которого написал Лермонтов еще 15-летним отроком, еще до первого очерка поэмы (1829), был Сидящий Демон: Меж листьев желтых, облетевших Стоит его недвижный трон; На нем, средь ветров онемевших, Сидит уныл и мрачен он. Таким впервые увидел Лермонтов Демона, запечатлев его образ в стихотворении «Мой демон» (1829), этом карандашном эскизе к первому очерку поэмы «Демон». К этому образу «Сидящего Демона» Лермонтов возвращался не раз и с особой яркостью запечатлел его в 4-м очерке «Демона» (1833): Как часто на вершине льдистой Один меж небом и землей (Как царь с развенчанной главой) Под кровом радуги огнистой Сидел он мрачный и немой. Эти стихи не вошли в последнюю редакцию «Демона», но 4-й очерк «Демона» давно уже печатался в собраниях сочинений Лермонтова (он есть в изданиях Глазунова 1880, 1882, 1887, 1889 гг.) и, несомненно, был известен Врубелю. «Сидящий Демон» и изображен Врубелем — Один меж небом и землей. Сам художник рассказал о своем «Демоне» в письме к...

2. История русской литературы XIX века (под ред. В.И. Коровина). Часть 3. Глава 9. Я. П. Полонский. 1819–1898

Входимость: 2. Размер: 29кб.

Часть текста: За сорок с лишним лет писательской деятельности (его первый поэтический сборник "Гаммы" вышел в 1844 г.) Полонский написал и опубликовал огромное количество стихов, несколько поэм, а также очерки, рассказы, повести, романы, пьесы и даже либретто для опер, успел выпустить собрание своих сочинений в десяти томах (в 1885 г.), до конца дней работал над стихотворной эпопеей "Свежее предание", задуманной в подражание "Евгению Онегину", а также обширной поэмой "Братья" (два последних произведения так и остались незавершенными). Поэтический триумвират "Майков – Полонский – Фет" в восприятии читателей 1880-х годов составлял неразрывное целое и считался классическим бастионом "чистого искусства", своего рода академическим образцом "пушкинской школы" русского стиха… Однако всесильное время расставило все по своим местам. И сейчас, по прошествии века, в общем можно констатировать, что вклад Полонского в русскую поэзию измеряется не томами им написанного, а лишь книжкой избранной лирики. Если говорить еще конкретнее, то и из этой небольшой книжки самыми ценными, оставшимися "на слуху" у последующих поколений следует считать немногие стихотворения, написанные в жанре баллады, а также городского и цыганского романса – "Затворница", "Колокольчик", "Последний вздох", "Песня цыганки" ("Мой костер в тумане светит")… Все они стали народными песнями. И это недаром, потому что именно в них Полонский сумел сказать свое, неповторимое слово, пусть и негромкое, но удивительно обаятельное в своей задушевной и очень простой интонации, по которой его не спутаешь ни с кем из русских классиков...

3. Лин фон Паль: Проклятие Лермонтова (ознакомительный фрагмент). Два спокойных года. Самый несчастный человек

Входимость: 1. Размер: 15кб.

Часть текста: все, что он мог и должен был сделать, – сделано в эти два года. Внешняя канва его жизни в эти два года крайне незамысловата. Из Москвы он в середине января приезжает домой, в Петербург, где встречают его с большой радостью – как домашние, которые ждали его с нетерпением, так и люди, с которыми прежде он не был даже знаком, – друзья Пушкина, увидевшие в нем наследника, способного заменить погибшего поэта. Это – признание его заслуг? Да нет же! Он и сам понимает, что заслуг никаких пока нет, есть лишь благодарность за честный поступок. Он для этих людей слишком молод. Его нужно пестовать. Этим и занимаются законодатели литературной моды, пушкинский круг – Жуковский, Вяземские, Карамзины. Один из первых визитов в Петербурге, который он наносит, – Жуковскому. До Жуковского дошли слухи о поэме Лермонтова «Тамбовская казначейша», написанной в дороге с Кавказа в Москву. Поэма была из тех, «гусарского розлива», но практически без нецензурщины. Жуковский просил Лермонтова ее прочесть. Лермонтов прочел. Жуковскому понравилось, он послал Лермонтова читать свое творение П. А. Вяземскому. Вяземскому тоже понравилось, и он пообещал напечатать этот опус в ближайшем выпуске «Современника». Наивный Лермонтов обрадовался и отдал свою поэму в хорошие руки. Каково ж было возмущение, когда через пару месяцев он увидел свое творение напечатанным. И. И. Панаев сохранил рассказ о реакции поэта на публикацию, и в самых ярких красках: «Он держал тоненькую розовую книжечку „Современника“ в руке и покушался было разодрать ее, но г. Краевский не допустил его до этого....

4. Титов А. А.: Лето на водах. Глава 16

Входимость: 1. Размер: 38кб.

Часть текста: тур, терпеливо и строго наказывали часовым смотреть и слушать вокруг особенно внимательно, чтобы вовремя поймать момент приближения противника и предупредить гарнизон. Лазутчик, правда, обещал коменданту разложить в трёх местах костры, как только черкесы окажутся в пределах видимости из форта, но Ликоне очень-то полагался на его обещание и приказал выгнать за вал сторожевых собак, чтобы хоть этим смягчить внезапность нападения, если костры не появятся. Собак выгнали ещё засветло, при смене наряда, но они никуда не ушли, а тревожно и суетливо рыскали под самыми стенами укрепления и, когда замечали на валу человеческую фигуру, садились на хвосты и, подняв короткие, густо заросшие морды, беспомощно визгливым, нестройным хором начинали лаять, просясь назад. Вот уже неделю в форте все спали не раздеваясь, в полной амуниции. Люди устали, сделались раздражительны и даже в строю откровенно и свирепо чесались. Баня, вытопленная два дня назад по приказанию коменданта, почти не отразилась на их настроении. Гаевский, которому из-за недостатка в офицерах пришлось дежурить и тогда, опоздал и мылся не с офицерами и даже не со своими солдатами, тенгинцами, а с навагинцами. В полутёмной угарной землянке с закопчёнными бревенчатыми стенами, сидя на скользкой лавке рядом с ушатом плохо нагретой, пахнущей илом воды, Гаевский услышал разговор двух солдат. — Вот мы всё ждём штурму от татарвы, — заговорил один, — а, может, её, штурмы-то, и не будет. Ить приехали же морячки пароходом и выручили головинцев... — Ему долго никто не отвечал; в липком тумане тихо, будто призраки, двигались серые тени, плескалась вода, изредка обо что-то тупо ударялись ушаты. — А ты на вал-то выходил эти дни? — вдруг спросил глухо прозвучавший из тумана голос. — Видел, как «Боря»-то на море...

5. Гулиа Г. Д.: Жизнь и смерть Михаила Лермонтова. На перепутье

Входимость: 1. Размер: 23кб.

Часть текста: было скудное… Университет, впрочем, не должен оканчивать научное воспитание… его дело – возбудить вопросы, научить спрашивать. Именно это-то и делали такие профессора, как М. Г. Павлов, а с другой стороны, и такие, как Каченовский. Но больше лекций и профессоров развивала студентов аудитория юным столкновением, обменом мыслей, чтений». «…Московский университет свое дело делал: профессора, способствовавшие своими лекциями развитию Лермонтова, Белинского, И. Тургенева, Каверина, Пирогова, могут спокойно играть в бостон и еще спокойнее лежать в земле». Я хочу несколько дополнить слова Герцена применительно к Лермонтову. Кроме горячих споров со студентами и академического обмена мыслями Лермонтов носил с собою и театральные впечатления, что очень, на мой взгляд, важно. По всем данным, Лермонтов часто бывал в театрах. А главное – книги. Своей тете в Апалиху он писал: «Вы говорили, что наши актеры (московские) хуже петербургских. Как жалко, что вы не видали здесь Игрока, трагедию Разбойники. Вы бы иначе думали». Это писалось в 1829 году. Но с большим основанием подобные же слова можно отнести и к 30-му и 31-му годам. Своей тете он пишет: «Вступаюсь за честь Шекспира. Если он велик, то это в „Гамлете“, если он истинно Шекспир, этот гений необъемлемый, проникающий в сердце человека, в законы судьбы, оригинальный, т. е. неподражаемый Шекспир – то это в „Гамлете“. И так далее. Я советую внимательно перечесть письма Лермонтова (их около полусотни), они короткие, но, право, стоят целого исследования. А была ли какая-либо серьезная подоплека, которая удовлетворительно объяснила бы несколько неожиданный для нас уход Лермонтова из университета? ...