Найдич Э. - Этюды о Лермонтове.
"Как часто, пестрою толпою окружен..."

Найдич Э. "Как часто, пестрою толпою окружен..." // Найдич Э. Этюды о Лермонтове. — СПб.: Худож. лит., 1994. — С. 114—122.


«Как часто, пестрою толпою окружен...»

Стихотворение, начинающееся этой строкой, как справедливо заметил один из современных Лермонтову критиков, «считается жемчужиной в поэтическом венце Лермонтова».

Оно имеет авторский эпиграф: «1-е января» и посвящено маскарадному балу, где присутствовал высший свет и императорская фамилия.

Долгое время не удавалось установить, о каком бале идет речь.

По версии Висковатова, ссылавшегося на устные рассказы А. А. Краевского и В. А. Соллогуба, на маскарадном бале в дворянском собрании Лермонтов нарушил этикет — он вступил в разговор и даже прошелся с подошедшими к нему дочерями императора. По мнению Э. Герштейн, указавшей, что на новогоднем бале в 1839 году дочерей императора Марии и Ольги не было, выходка Лермонтова могла относиться к императрице Александре Федоровне, часто посещавшей балы и интриговавшей с некоторыми ближайшими знакомыми поэта.

Ответ найден в камер-фурьерском журнале, где записывался распорядок жизни императора, сведения о его выездах. Новогодний бал состоялся в ночь с 1-го на 2 января в Большом каменном театре, на нем присутствовали Николай I и наследник. Этот журнал был в поле зрения трех исследователей (С. А. Сергеева-Кривича, М. А. Яшина, Э. Г. Герштейн, уточнившей дату).

Следовательно, публикация стихотворения в «Отечественных записках» (1840. № 1) и включение его в сборник стихотворений 1840 года были смелым поступком, задевающим императора.

Успех поэзии Лермонтова в образованных кругах светского общества вызвал «раздражение против него». «Злоба к Лермонтову некоторых лиц росла», — осторожно замечал биограф Лермонтова П. А. Висковатов. В числе этих «некоторых лиц» был прежде всего Николай I, который не мог забыть «Смерть поэта», не одобрял направления лермонтовского творчества. В письме к своей жене Александре Федоровне он резко осудил «Героя нашего времени». Письмо заканчивалось многообещающими словами: «Счастливого пути, господин Лермонтов» (имелась в виду вторая ссылка, перевод из гвардии на Кавказ в Тенгинский полк, который вел в это время ожесточенные бои).

Николай I был возмущен также вмешательством Лермонтова и Монго-Столыпина в свои «интимные дела» (благодаря их помощи одной даме удалось скрыться за границу от преследований царя).

 А. Соллогуб, приятель Лермонтова, в 1839 году написал, а в 1840 году напечатал в «Отечественных записках» (1840. № 3) повесть «Большой свет», где он изобразил положение Лермонтова в свете. Герой повести Леонин всеми силами тянулся к большому свету. По мнению Висковатова, «Как часто, пестрою толпою окружен...» «является до некоторой степени ответом на нападки в романе».

Вынужденный выполнить заказ В. А. Соллогуб постарался сделать это формально. Между жалким Леонином и Лермонтовым, кроме имени Михаил и любви к бабушке, не было ничего общего. И все же Лермонтов опередил появление романа, напечатав ранее свое стихотворение; после столь смелого и дерзкого вызова светскому обществу, намеки в романе во многом теряли свой всякий смысл.

Не это ли обстоятельство и имел в виду Белинский, когда писал Боткину о повести Соллогуба: «А впрочем, славная вещь, бог с нею! Лермонтов думает так же. Хоть и салонный человек, а его не надуешь — себе на уме».

К 1839 году поэтический талант Лермонтова и родственные связи Столыпиных содействовали его успеху. Лермонтов в конце 1838 года пишет В. А. Лопухиной: «Я пустился в большой свет. В течение месяца на меня была мода, меня искали наперерыв... Весь народ, который я оскорблял в стихах».

Значение стихотворения «Как часто, пестрою толпою окружен» — прежде всего обличение маскарада, но, подобно другим лермонтовским стихотворениям, оно многопланово. Заметим, что в «Отечественных записках» (1839. № 1) были напечатаны «Отрывки из поэмы» Е. П. Ростопчиной:

                       И  где  ж  уединенье
Мне  суждено?..  Среди  большого  света,
  самом  кругу,  где  шум  и  вихрь  забав  блестящих
Блекнут,  волнуют  всех,  все  движут,  все  живят,
Меня,  меня  одной  лишь  не  касаясь!

  для  чего  меня,  беспечного  ребенка,
От  жизни  по  сердцу  насильно  оторвали
................
И  предали  мечтаньям  одиноким.
Мечтанья!..  ах!  Они  должны  служить  отрадой.

Тема маскарада, новогоднего бала с его «блеском и суетой», так же как и в лермонтовской трагедии «Маскерад», символична. Конечно, это бал при «шуме музыки и пляски». Но это не только «маскарадное собрание». Уже в строках:

Мелькают  образы  бездушные  людей,
Приличьем  стянутые  маски, — говорится не только о маскарадных масках, а об искусственности, бездушии общества. И здесь постепенно обнаруживается парадокс: то, что непосредственно окружает поэта, оказывается призрачным, видимым «как будто сквозь сон», не затрагивающим глубин его личности («наружно погружаясь в их блеск и суету»!), и, напротив, воображаемое прошлое, «недавняя старина» оказываются подлинной реальностью, изображенной точным и вещественно-предметным стилем. Противоречие между мечтой и действительностью вызывает огромную вспышку энергии:

Когда  ж,  опомнившись,  обман  я  узнаю
  шум  толпы  людской  спугнет  мечту  мою,
На  праздник  не́званную  гостью,
О,  как  мне  хочется  смутить  веселость  их
И  дерзко  бросить  им  в  глаза  железный  стих,
Облитый  горечью  и  злостью!..

«внутренний голос поэзии», который возвышает поэта над обыденной и пошлой толпой, как это было в цитированном стихотворении Е. Ростопчиной. У Лермонтова это «железный стих», дерзко брошенный в глаза веселящемуся обществу. Важно не только то, что этот стих создан, но то, что он реально брошен; напечатан в журнале, включен в поэтический сборник.

Поэт бросает вызов обществу, пытающемуся уничтожить его светлую мечту. Поэзия превращается в жизненно важное дело. Стихотворение о новогоднем бале становится событием в русской литературе, предвосхищающим ее огромное действенное значение.

Эпитет «железный» в отношении стиха, столь удачно создающий образ поэзии-оружия, был в зрелой лирике Лермонтова применен ранее к кинжалу («Как ты, как ты, мой друг железный»).

Неожиданное словосочетание «железный стих» стало звучать как одно из наиболее точных определений поэзии Лермонтова. Одним эпитетом, одним определением поэт создает очень емкий образ-символ. В ряду таких образов скоро появится «из пламя и света рожденное слово».

«Как часто, пестрою толпою окружен...» — одно из самых сокровенных лирических стихотворений, посвященное возникшей еще в детские годы мечте о любви, которой не дано осуществиться. Эта мечта воплощена в полный жизни и поэзии образ, противостоящий мертвой, холодной, бездушной реальности.

«1-е января» включено в сборник стихотворений 1840 года, где одно из главных мест занимает стихотворение

«Дума». Оно возникло, когда Лермонтов писал «Героя нашего времени» и стремился осмыслить образ Печорина, «составленный из пороков всего поколения».

Лермонтовская «Дума», начатая как исповедь, как монолог героя, превращается в голос лучших, мыслящих людей своего времени, основное в этом голосе — резкая критика, обличение, направленное не на какие-либо отклонения от идейных или нравственных позиций, а на полное их отрицание. Лермонтовская критика обращена на самого себя, на все поколение. Она касается всех сфер бытия, призывает к решительному разрыву с прошлым.

Стоит обратить внимание на финал «Думы», где неожиданно прорывается исторический оптимизм, вера в прогресс. Потомки «со строгостью судьи и гражданина» осудят поколение, несущее бремя «познанья и сомненья». Лермонтов верит в грядущее возрождение России.

Если в «Герое нашего времени» Лермонтов обогатил прозу, сплотив ее языком поэзии, тем самым открыв пути для последующих русских писателей, то в «Думе» он также выступил новатором.

Лермонтов расширил возможности поэтического слова.

Одновременно поэт включил в сборник небольшие стихотворения.

«И скучно и грустно» (1840) Белинский отнес к величайшим созданиям поэзии, «которые когда-либо подобно светочам Эвменид освещали бездонные пропасти человеческого духа». «Потрясающий душу реквием...», «похоронная песня всей жизни» — это сказано о лирическом стихотворении, состоящем всего из трех строф, о стихотворении предельно простом, где нет ничего, кроме прямой речи героя, никаких иносказаний, ни одной метафоры.

Поэтичность стихотворения, его идейная глубина и художественная убедительность достигаются тем, что в коротком монологе Лермонтову удалось сконцентрировать, собрать в единый фокус важнейшие проблемы, касающиеся судьбы отдельной личности. Лермонтов говорит о таких категориях духовной жизни человека, которые являются мерой состояния общества.

Название стихотворения, повторяющее его начало, передает горький душевный настрой человека. Это не элегическая жалоба. Буквально с первой строки дается анализ причин такого душевного настроя, анализ, беспощадный к себе и к окружающему. Все дальнейшее течение стиха — движение мысли. Каждая мысль представляет не готовый тезис, а как бы рождается в самом стихотворении, в процессе внутреннего монолога. Почти полное отсутствие зрительной образности восполняется музыкальностью. Частые вопросы, восклицания, многоточия, разная длина четных и нечетных строк создают сложный, но строго гармонический рисунок.

«И скучно и грустно» дает новое и весьма значительное для развития лермонтовского творчества соединение разговорного, ораторско-декламационного и песенно точного языка.

Белинский подчеркивал в лермонтовской «Думе» «исполинскую энергию благородного негодования и глубокую грусть». Последняя, по его мнению, составляла «основной момент, родную стихию, главный мотив нашей национальной поэзии».

Однако по своей художественной форме «Дума» была далека от народной поэзии. «И скучно и грустно» по тональности совпадает с русским фольклором и, кроме того, имеет с ним общие точки соприкосновения по своей стилистической организации.

Лермонтов сумел сложные философские проблемы выразить точно и немногословно. Это сделано так, что при поверхностном чтении не воспринимается глубинный смысл стихотворения. Попытаемся обозначить те моменты, которые образуют пересечение частного и общего, создают огромную значимость, делают «И скучно и грустно» близким к «Думе». Каждая строка стихотворения оказывается весьма емкой:

              ...и  некому  руку  подать
  минуту  душевной  невзгоды...

Здесь говорится о страшном разъединении, которое характеризует и личность, и общество. В следующей строке:

Желанья!..  что  пользы  напрасно  и  вечно  желать?.. — опять выбрана необычайно существенная проблема, имеющая социальное и философское значение. Исполнение желаний, удовлетворение духовных потребностей человека — важнейшая проблема, которая постоянно занимала внимание поэта.

Далее идет нагнетание зловещих признаков. Следующий из них — невозможность прочной любви:

Любить...  но  кого  же?..  На  время — не  стоит  труда,
  вечно  любить  невозможно.

чувства — для Лермонтова важнейший определитель ценности бытия. Лермонтовский максимализм не признавал «людей минутную любовь», землю, «где страсти мелкой только жить». Его мог устроить только мир прочной настоящей любви.

Следующие строки:

В  себя  ли  заглянешь? — Там  прошлого  нет  и  следа:
И  радость,  и  муки,  и  всё  там  ничтожно... — посвящены горестному сознанию того, что жизнь проходит бесследно, а потому бессмысленна и ничтожна. Здесь опять взят момент, где духовная жизнь соприкасается с историей и мирозданьем. Жизнь, напрасно прожитая, без следа, — один из основных мотивов лирики Лермонтова. В этих строках, как в «Думе», звучит самокритическая нота.

Что  страсти? — Ведь  рано  иль  поздно  их  сладкий  недуг
Исчезнет  при  слове  рассудка...

Здесь все то же противоречие между страстью и разумом, чувством и мыслью — тяжесть скептицизма, которые одновременно были мучением и силой Лермонтова. И как предельное выражение отрицания возникает афористический вывод:

И  жизнь,  как  посмотришь  с  холодным  вниманьем  вокруг,  —
  пустая  и  глупая  штука...

Эта попытка перечеркнуть самую высокую ценность, которая дана человеку, звучит здесь горестно, беспощадно, мужественно. Мужественно потому, что противостоит представлениям о божественной благости. Отсюда уже один шаг до открытой, богоборческой «Благодарности».

Заключительные строки замечательны также своим нарочитым прозаизмом. Серьезностью вывода и обыденностью тона («как посмотришь») достигается художественная убедительность, отличие от традиционно романтических стихотворений о смысле жизни.

В заключительных строках «И скучно и грустно» Лермонтов как бы одним штрихом рисует образ автора, произносящего монолог:

И  жизнь,  как  посмотришь  с  холодным  вниманьем  вокруг...

«Может быть, люди нашего времени слишком много требуют от жизни... слишком серьезно смотрят на жизнь, дают слишком большое значение чувству?.. Может быть, жизнь представляется им каким-то высоким служением, священным таинством, и они лучше хотят совсем не жить, нежели жить как живется?»

Грусть — один из основных мотивов лирики Лермонтова. «Отчего» по своей тональности, сжатости, афористичности, отсутствию каких-либо метафор, прозаизму выражения напоминает «И скучно и грустно». Как показывает заголовок, стихотворение «Отчего» — ответ на вопрос. Любимая женщина обратилась к поэту с вопросом, отчего ему грустно. В «Отечественных записках» после заглавия стоял знак вопроса.

В шести строках содержится глубокий психологический и общественный смысл. Стихотворение, очевидно, посвящено М. А. Щербатовой. Оно перекликается с теми строками стихотворения «На светские цепи...», где говорится о враждебности света (ср.: «Не пощадит молвы коварное гоненье» и «среди беспощадного света», «И в гордом покое // Насмешку и зло переносит»). Первая строка «Отчего», несмотря на то, что далее следует разъяснение, воспринимается как самостоятельный афоризм, как пародокс, который перекликается с заключительным стихом.

     Мне  грустно,  потому  что  я  тебя  люблю...
..................

  грустно...  потому  что  весело  тебе.

Трагизм любви не в ее неразделенности, а совсем в ином. В данном случае — в невозможности противостоять враждебной среде.

За  каждый  светлый  день  иль  сладкое  мгновенье
  и  тоской  заплатишь  ты  судьбе.

Сила стихотворения — в переходе от интимного плана к общему, в афористичности, задушевности интонации.