Сакулин П.Н. - Земля и небо в поэзии Лермонтова (старая орфография)

Земля и небо въ поэзіи Лермонтова.

I.

Лермонтовъ — все еще спорный поэтъ. Спорятъ не о размерахъ его таланта, даже не объ его историко-литературномъ значеніи, а преимущественно о внутреннемъ смысле его творчества. Это — судьба почти всякаго большого писателя. Художественныя созданія суггестивно вызываютъ въ каждомъ изъ насъ свой рядъ эмоцій и мыслей, и уже одно это обстоятельство въ значительной степени предопределяетъ различія въ нашихъ сужденіяхъ о писателе. Интуиція, здесь законная более, чемъ где-либо, нередко съ успехомъ вступаетъ въ борьбу съ логикой аргументовъ. Всего сильнее чувствуется это при оценке лирическихъ поэтовъ. Нелегко уловить рельефъ дюнъ, поверхность которыхъ то и дело изменяется подъ давленіемъ ветра: такъ же трудно бываетъ порою уловить твердую сердцевину лирической поэзіи съ ея капризнымъ перебоемъ чувствъ и настроеній. Лермонтовъ въ этомъ отношеніи, несомненно, представляетъ значительныя трудности. Еще Белинскій, анализируя стихотворенія Лермонтова, нашелъ въ нихъ «все силы, все элементы, изъ которыхъ слагается жизнь и поэзія»: «несокрушимая сила и мощь духа, смиреніе жалобъ, елейное благоуханіе молитвы, пламенное, бурное одушевленіе, тихая грусть, кроткая задумчивость, вопли гордаго страданія, стоны отчаянія, таинственная нежность чувства, неукротимые порывы дерзкихъ желаній, целомудренная чистота, недуги современнаго общества, картины міровой жизни, хмельныя обаянія жизни, укоры совести, умилительное раскаяніе, рыданіе страсти и тихія слезы, какъ звукъ за звукомъ, льющіяся въ полноте умирённаго бурею жизни сердца, упоенія любви, трепетъ разлуки, радость свиданія, чувство матери, презреніе къ прозе жизни, безумная жажда восторговъ, полнота упивающагося роскошью бытія духа, пламенная вера, мука душевной пустоты, стонъ отвращающагося самого себя чувства замершей жизни, ядъ отрицанія, холодъ сомненія, борьба полноты чувства съ разрушающею силою рефлексіи, падшій духъ неба, гордый демонъ и невинный младенецъ, буйная вакханка и чистая дева — все, все въ поэзіи Лермонтова: и небо и земля, и рай и адъ»... «Где же тутъ полнее всего выражается душа Лермонтова? что можно считать основнымъ въ этомъ разнообразіи мотивовъ?» Хочется свои интуитивныя воспріятія прояснить логикой аргументовъ. По отношенію къ Лермонтову сущность вопроса сводится къ определенію философскаго смысла его поэзіи. Правда, В. О. Ключевскій (въ статье «Грусть») не советовалъ намъ искать у Лермонтова «того поэтическаго света, какой бросаетъ поэтъ-философъ на мірозданіе, чтобы по-своему осветить соотношеніе его частей, ихъ стройность или нескладицу», и утверждалъ, что «у него нетъ поисковъ смысла жизни», что онъ — «поэтъ не міросозерцанія, а настроенія», что «поэзія Лермонтова — только настроеніе безъ притязанія осветить міръ какимъ-либо философскимъ или поэтическимъ светомъ, расшириться въ цельное міросозерцаніе». Но если у поэта, действительно, нетъ цельнаго міросозерцанія, у него могутъ быть элементы міросозерцанія, и важно выяснить эти элементы и ихъ сочетаніе, определяемое психологіей «настроеніе» поэта, его поэтическая концепція міра уже есть философія. Въ сущности каждый истинный поэтъ философъ. Философъ даже и въ томъ случае, если онъ не знакомъ ни съ одной философской книгой. Философично само поэтическое созерцаніе. Душа поэта — призматическій кристалъ, въ которомъ преломляется его міроощущеніе. У поэта — своя, непосредственная философія, которая можетъ обладать даже большой внутренней убедительностью, если онъ сумеетъ очаровать насъ своими образами и звуками. Имелъ ли известный шеллингіанецъ, проф. М. Г. Павловъ, какое-нибудь вліяніе на Лермонтова или не имелъ никакого, все равно мы въ праве искать философскаго содержанія въ его поэзіи. «Музыка моего сердца», писалъ Лермонтовъ въ одной заметке 1830 г., «была совсемъ разстроена нынче. Ни одного звука не могъ я извлечь изъ скрипки, изъ фортепьано, чтобъ они не возмутили моего слуха». Для поэта міръ — величественная арфа, настроенная въ тонъ «музыке» его сердца. Лермонтовъ дорожитъ музыкой своего сердца и инстинктивно ищетъ гармоніи въ мірозданіи. Въ этомъ смысле у него есть своя философія. Ея предметомъ является вековечная проблема о земле и небе «элементахъ немецкаго идеалистическаго романтизма» въ поэзіи Лермонтова (Коробка), объ его «громадномъ тяготеніи къ сверхчувственному міру» (Андреевскій), объ его «поэтическомъ лунатизме» (Спасовичъ), объ его мистическомъ «движеніи — оттуда сюда» (Мережковскій) и пр. Разобраться въ этомъ вопросе первостепенной важности значитъ открыть тотъ внутренній светъ, который озаряетъ все мотивы и образы въ поэзіи Лермонтова, значитъ найти золотыя нити въ сложной ткани его творчества.